Каникулы кота Егора (с илл.) - Наволочкин Николай Дмитриевич. Страница 6

А рак пропал, исчез. Банка валялась на полу. Лужицу воды Галя подтер­ла. А рака не нашли, хотя обшарили все уголки в доме...

Все это было тревожно, таинственно и непонятно.

Почему Пеструшка перестала нести золотые яички

Петух Петя расхаживал по двору гордый и счастливый. Как же, курица Пеструшка села высиживать цыплят!

Бабушка запретила Андрею и Гале совать нос в курятник. Она лично сама носила Пеструшке желтое отборное пшено и воду в блюдечке, на дне кото­рого были нарисованы ягоды земляники.

Гале очень хотелось увидеть, как цыплята будут выклевываться из яичек, и она все-таки заглядывала иногда в курятник. В курятнике разливался полу­мрак, только через щелку в крыше проглядывал туда всего один луч солнца и желтой полоской ложился на солому. Пеструшка неподвижно сидела в фа­нерном ящике, и оттуда высовывалась одна ее спина. Больше пока ничего не было видно. Но Галя все равно несколько раз в день подбегала к курятнику и смотрела на Пеструшку.

Петух Петя сразу начинал сердиться, хлопать крыльями, что-то бормо­тать, и Галя убегала. А потом и бабушка заметила, как внучка крадется к ку­рятнику, и поругала ее:

— Не пугай курицу. А то она соскочит и перестанет греть яички. Вот цып­лята и не выведутся!

После этого Галя решила вывести своих собственных цыплят. Она взяла в кладовке два яйца, положила их в Андрееву счастливую рыбацкую кепку, а кепку засунула за трубу в летней кухне. «Здесь тоже тепло, — решила Галя. — Может, даже потеплей, чем под курицей, и мои цыплята выведутся быстрей, чем у Пеструшки».

Теперь она уже не бегала к курятнику, а сидела в летней кухне, дожида­ясь, когда оттуда уйдет бабушка, чтобы взглянуть на яички. «Вот все удивятся, — думала Галя, — когда я поведу своих цыплят на прогулку». И она пред­ставляла, как в теплое солнечное утро она наденет свое новое платье, которое ей сшила мама перед тем как уехала в отпуск. И выйдет в этом платье из кухни, а за ней два пушистых цыпленка. Что-то скажет бабушка! Что-то скажет дед! Как закукарекает от удивления петух Петя! А она, ни на кого не глядя, пройдет с цыплятами через двор и будет напевать:

Сшила мама дочке
Платьице с цветочками.
Мячики на платьице
Друг за другом катятся.
Мама платье шила,
Мама говорила:
— Мячики пусть катятся,
Да не рвется платьице.
Пусть на радость дочке
Здесь цветут цветочки.
Чтоб росла счастливая,
Только не ленивая!

Так с песенкой она уведет цыплят на улицу, на зеленую травку. Но пока это была великая тайна, и жизнь шла своим чередом.

Кот Егор привыкал к новому житью-бытью, к деревенским запахам, шо­рохам и звукам. Вот зашелестело за окном — это пробежал по дедову саду пахучий ветерок с лугов. А если застучат копыта, загрохочут поленья, а потом кто-то мекнет, значит, коза Марта забралась на свою сараюшку, прыгнула от­туда на поленницу и рассыпала дрова.

Пытался Егор удивить новых хозяев своими талантами: кувыркался, ста­новился на задние лапы, но ни его знаменитый «кувырок», ни «кенгуру» нико­го не удивляли. Андрюшка не ахал, бабушка не всплескивала руками, дед не восклицал: «Вы посмотрите, что это за кот!» Наверно, здесь, у деда с бабкой, коты ценились только тогда, когда они ловили мышей...

Однажды, под вечер, когда Егор лежал на перилах крылечка, теперь он со всеми познакомился и освоился, в гости к Люксу и всей компании заглянула Марта. Люкс дремал на крыльце, а петух Петя важно ходил, охраняя ку­рятник.

Марта забралась на доски в своем дворе и через забор, осмотрев всех, объявила:

— Слышали новость? А я вчера дала почти полтора стакана молока! И ес­ли бы эта Пустобрешка все время не лаяла и не раздражала меня, я бы мог­ла дать и побольше.

Люкс и Егор приняли эту новость одобрительно, только Петя сразу обидел­ся. Как так — Пеструшка высиживает цыплят, и все, кто что-нибудь сообра­жает, должны говорить только об этом важном событии. А коза хвастается своим молоком! Но упрекать Марту петух не стал, он решил посрамить ее другим:

— А вы знаете, наша Пеструшка несла  раньше золотые яички, — за­явил он.

— Хе-хе, — не поверила Марта. — Я работаю уже у второй хозяйки, мно­го лазила по огородам, но ни разу не слышала, чтобы  курицы  несли золо­тые яйца.

— А вот и несла! — стоял на своем Петя. — Радио надо слушать. Про это недавно была интересная передача.

— Да ну?! — воскликнул с карниза воробей.

Он только что прилетел с охоты на мошек и сейчас на карнизе крыши чи­стил перед сном перышки.

— Передавали, — заявил Петя. — Сначала играла музыка, а потом стали рассказывать. Говорили, значит, так:

Жили-были старик со старушкой, и была у них курица Пеструшка...

— Смотри-ка ты! — удивился Люкс. — Это ведь радио про нашего деда и бабку говорило.

— И про Пеструшку, — подтвердил Петя. — Но вы меня не перебивай­те. Значит, так... Была у них курица Пеструшка.  Снесла курица яичко, да не простое, а золотое...

Дед бил-бил — не разбил. Бабка била-била — не разбила. Положили на полочку. А мышка бежала...

— Какая мышка? — подал голос Егор. — Все мне говорят про мышей. Поймай, Егор, мышь, поймай. А где эти мыши? Что-то я нигде их не вижу. Мо­жет, мышей просто выдумали, и все...

Каникулы кота Егора (с илл.) - image032.jpg

— Бывают мыши, — остановил Егора Люкс. — Ты уж мне поверь. И к нам они иногда забегают.  А ты, Петя, продолжай. Что там эта мышка натворила?

— А ничего, — сказал Петя. — Значит, бе­жала мышка, хвостиком махнула и свалилась!

— Кто свалился? — не поняла коза.

— Да мышка же! — рассердился Петя. — Мышка свалилась, а золотое яичко так и лежит на полочке. Дед, значит, плачет, бабка плачет, а Пеструшка кудахчет: «Не плачь, дед, не плачь, бабка, я вам снесу яичко не золотое, а простое!» Вот как дело-то было.

— А почему дед с бабкой плакали? — не поняла коза. — Мышку им, что ли, жалко стало? Да оно и понятно, свалилась мышка с полки, ушиблась, на­верно. Я раз тоже свалилась с сараюшки, до сих пор бока болят...

— Совсем не мышку, — сказал Петя. — Из-за яичка они плакали, что оно золотое. И никак не разбивалось. С тех пор Пеструшка несет яички не золо­тые, а простые. А сейчас вот цыплят высиживает. Ты, коза, чем глупые вопро­сы задавать, сказала бы своей Пустобрешке,  чтобы она поменьше лаяла, не пугала Пеструшку.

— Я уже предупреждала, что меня лучше называть не «козой», а «Мар­той», — обиделась коза. — Можно, конечно, иногда  звать  «козочкой», но Мартой все-таки культурнее. Что же касается Пустобрешки, то я ей говорила, да разве она послушает. Вот и сейчас лает.

В Мартином дворе с самого утра заливалась лаем Пустобрешка. Но к этому уже все стали привыкать. Брешет, и пусть себе брешет. Вот только разговаривать мешает.

— Здравствуй, Люкс! Привет всей компании! — послышалось из-за калитки. Все обернулись и увидели знакомую корову. Она возвращалась с зеле­ных лугов и заглянула на минутку к друзьям.

— Здравствуй, соседка! — за всех ответил Люкс. — Как там на лугах?

— Хорошо на лугах, и комары сегодня не  очень надоедали. А я ведь, Люкс, к тебе по делу.

Сказав это, корова застеснялась. Она на днях сделала открытие, но все не решалась сообщить о нем Люксу.

— По делу? Ну, что ж, говори.

— Да видишь ли, может, как-нибудь потом, без свидетелей...

— Чего там, говори, здесь все свои.

— Помнишь, Люкс, мы с тобой толковали, что люди произошли от обезьяны. Не все, ко­нечно, а некоторые...

— Как же, помню, —  отозвался Люкс.

— Так вот, — вздохнула корова. — Может, тебе будет неприятно, но ваш Андрей произо­шел от обезьяны.