Знакомые кота Егора - Наволочкин Николай Дмитриевич. Страница 8

«А вдруг и это не город», — загрустил воробей. И как тут было не грустить, прошла уже половина дня, а до города он не долетел.

— Миша, Миша! Смотри, еще один домовый воробей! — закричала та самая девочка, которая сидела с мальчиком у речки.

— Лучше бы ты показала майского жука, — равнодушно ответил Миша и побежал становиться в строй.

— Послушайте, воробышек, может быть, вам пригодится перышко? Я подобрала его у моста. Оно совсем новое, — ска­зала девочка.

Но воробья перышко не интересовало, и он полетел вдоль широкой, посыпанной песком дорожки.

Был бы рядом родной скворечник, воробей забрался бы в него и в тишине спокойно обдумал, как ему быть дальше. Но скворечник и двор с друзьями находились отсюда очень дале­ко, и посоветоваться здесь не с кем. Что же делать? Лететь дальше, но где этот город? Возвращаться назад? А что он ска­жет Люксу, Чернышу, петуху Пете, козе Марте, козлу Козлу?

Раздумывая так, воробей неожиданно увидел… Кого бы вы думали? Он увидел Галю! Да, Галю из своего двора. Она сидела на скамейке и болтала ногами.

Обрадованный воробей опустился совсем рядом, почти у ее ног, и принялся скакать, чтобы обратить на себя внимание. Но Галя, та самая Галя, которая дома часто угощала его пше­ном, на этот раз воробья просто не узнала. И даже когда де­вочка-юннат, пробегая мимо со своим товарищем, крикнула: «Миша! А вот еще один домовый воробей!», — даже после этих слов Галя не обратила на воробья внимание.

Воробей очень обиделся, но тут же подумал, что во всем виновата девочка, которая назвала его домовым. А ведь он жил в скворечнике, значит, был не домовым, а скворечным воробьем. И воробей принялся чирикать: «Это же я! я!»

Но тут просигналил горн, и все дети побежали в корпуса. Скрылась за дверью и Галя. И когда путешественник уселся на форточку и заглянул внутрь дома, Галя уже лежала в постели — наступил час отдыха.

Теперь воробей догадался, что прилетел не в город, а в лагерь отдыха. Он же провожал Галю, когда она сюда уезжала.

Обида на Галю не проходила, и он сначала решил, что ког­да она вернется домой и будет угощать его зерном, он гордо отвернется и не станет есть. Но потом воробей передумал. «Ладно, — сказал он сам себе, — только чуть-чуть поклюю, и только самые лучшие зернышки».

Под скамейкой, на которой сидела Галя, после утреннего дождя земля еще не просохла. На ней хорошо отпечатались воробьиные следы. И он решил написать Гале письмо. Воро­бей попрыгал туда-сюда по этой земле, ковырнул ее клювом. И получилось вот что: «Здесь был я — скворечный воробей. Скакал под скамейкой, а потом улетел!»

Теперь, если Галя сядет на эту скамейку поболтать ногами, то увидит его письмо. Прочитает и очень удивится, и, ко­нечно, будет жалеть, что не узнала воробья из своего родного двора. А может быть, сюда забредет кот Егор и тоже прочитает письмо. Уж Егор-то поймет, зачем прилетал воробей…

Письмо написано — можно со спокойной совестью воз­вращаться домой. Наш путешественник чирикнул и отпра­вился в обратный путь.

Тайна знакомой коровы

Ах, как хотели Люкс, Черныш, коза Марта и петух Петя узнать, почему так поздно вернулись с пастбища знакомая корова и ее сынок. Люкс и Черныш думали об этом ночью, когда, проснувшись от лая Пустобрешки, прислушивались не подкрадывается ли к курятнику разбойник хорек. Петух Петя вспомнил о корове перед рассветом, вспомнил и начал кукарекать. Марта любила поспать в своей сараюшке, но в эту ночь и ей не спалось. Козу одолевало любопытство: где же все-таки бродила ее соседка?

Но вот пришло утро, и корова, как будто вчера ничего не произошло, отправилась на луга. На этот раз она шла одна, без теленочка.

Люкс как всегда с ней поздоровался. Но странное дело, корова не остановилась. А ведь всегда она задерживалась у калитки, чтобы о чем-нибудь потолковать со старым псом. Сейчас же корова промычала: «Доброе утро!» — и направи­лась к переулку.

— Ме-между прочим, а где это ты вчера пропадала? — бросила ей вслед Марта.

Но знакомая корова или не расслышала вопроса, или сде­лала вид, что не слышит, и еще быстрее зашагала дальше.

— Куд-куда она так торопится? — удивился петух Петя. — Всегда на луга шла не спеша, а сегодня несется, будто она не корова, а коза.

— Позвольте, позвольте, — сразу обиделась Марта. — Я не понимаю, при чем тут коза? Разве это я вернулась вчера в глухую полночь?

Черныш тут же вмешался и разъяснил Марте, что петух имеет в виду не ее, Марту, а вообще козу. Это еще больше рассердило Марту.

— Удивляюсь, — заявила она, — почему, когда надо при­вести плохой пример, всегда называют козу.

Дело шло к большому спору, и мудрый Люкс решил пе­ревести разговор на другое. Он как бы про себя проговорил, что, мол, интересно, долетел уже воробей до сельмага или не долетел.

Остальные тут же забыли про спор и начали гадать, где сейчас воробей. А Люкс, слушая приятелей, думал про зна­комую корову. Он был очень удивлен, что она ничего ему не рассказала про вчерашний день. «Наверное, случилось что-то такое, о чем нельзя говорить при всех», — решил он.

А знакомая корова в это время уже вышла на Луковую поляну. Здесь она обычно начинала пастись. Потихоньку по­щипывая травку, она к полудню доходила до опушки и пас­лась до вечера.

Но сегодня корова не стала задерживаться на лугу. Она, на ходу хватая траву, сразу направилась к лесной опушке.

В лесу у знакомой коровы было очень важное и секретное дело…

И вчера корова почти не паслась на лугу. Только они с теленочком вышли на зеленое приволье, только он, взбрыкнув копытцами, начал носиться по траве-мураве, как к ней подлетела старая ворона.

— Пр-ривет, кума! — сказала она. — А у меня к тебе просьба.

— Му-у! — удивилась корова.

— Вот и хорошо, что ты согласна, — заторопилась воро­на. — Летим скорее на опушку, там я тебе все расскажу.

Коровы, как известно, не летают. Поэтому к старому дубу она отправилась пешком. Ворона летела впереди и все время оглядывалась. Ей казалось, что корова и ее теленочек идут очень медленно, а надо было торопиться. Вот-вот на опушку должен был прискакать Тишка. А зайцы, как считала ворона, народ несерьезный — увидит, что вороны нет, и убежит назад в лес.

Но заяц Тишка был не такой. Если уж он давал слово, то непременно его выполнял.

Когда ворона опустилась на дуб, заяц как раз завтракал.

Неподалеку от дуба под осиною он нашел гриб подосиновик и с аппетитом грыз его шляпку.

— Привела! — сообщила ему ворона. — Вон они идут…

— Кто они? — испугался Тишка. — Собаки?!

— Какие собаки! — рассердилась ворона. — Вот я тебя как…

Ворона хотела сказать: «Как клюну!» — да вовремя оста­новилась. Она решила быть с зайцем ласковой, а то он удерет в лес и потом его до будущего лета не разыщешь.

— Да… Так что я тебе хотела сказать? — переменила во­рона разговор. — Про корову я тебе, заяц, хотела сказать. Ко­рову я привела. Теперь ее надо уговорить, чтобы она пошла и напоила молочком этого твоего Ушастика-лосенка. Это, брат, я сама придумала…

Тишка обрадовался и помчался навстречу корове и теле­ночку. Он обежал вокруг них и поскакал к опушке. Заяц сра­зу понравился теленочку, он решил с ним поиграть и, задрав хвостик, запрыгал следом. Так все они добрались до опушки и углубились в лес.

«Вот и хорошо, — подумала ворона, — не надо никому ничего объяснять, не надо корову уговаривать», — и тоже по­летела в лес.

Несколько раз она хотела закаркать на Тишку, потому что скакал он не прямо к озеру, а огибал то болотце, то густые заросли. Но, поразмыслив, ворона решила, что заяц поступает правильно. В болоте корова и теленок могут завязнуть, через густой кустарник им не пройти. А Тишкина дорога, хоть и длинней, но верней.

Поняв это, ворона совсем загордилась. А гордиться, как она считала, ей было чем. Во-первых, в ее гнезде хранились несметные богатства: копейка, крючок, осколок стакана, пуго­вица и кусочек зеркала. Во-вторых, она походила на коршу­на. В-третьих, была очень ловкой. Вчера, например, перепуга­ла целую стаю чужих ворон, и ей за это ничего не было. И, наконец, последнее: ни заяц, ни корова, ни ее теленок не уме­ли летать, а она умела!