Большая книга ужасов – 58 (сборник) - Усачева Елена Александровна. Страница 40
– Ну скажи, ведь это ты был вчера? Мы тебя слышали.
– Слух у вас хороший.
– Ты знаешь, как нас напугал!
– Не знаю и знать не хочу.
– Ну вот, – удовлетворенно хлопнула в ладоши Гусева. – И никакого привидения нет.
– Так это же ты! – закричала Лена, сталкивая Марину со своей кровати. – Ты всех пугала! Твое было привидение! Сидела бы спокойно, никто бы ни о чем не подумал. А теперь смотри, что ты сделала!
Она показала на кровать Селюковой. Наташка как лежала, спрятав голову под одеяло, так и оставалась под ним лежать, только плечи ее вздрагивали в нервном плаче.
К вечеру небо заволокло серыми бесконечными облаками, а к отбою зашелестел дождь. Его мерный шум быстро всех успокоил.
Лена прислушивалась к ритмичному стуку, к поскрипыванию деревьев под ветром, к шелесту листьев. Ко всем этим звукам добавились птичьи голоса. Лене показалось, что она уснула и видит сон, очень похожий на действительность. Тот же дождь, тот же шум, только под окном кто-то говорит тихо так, нежно, как птички поют. Потом негромкий разговор закончился. Его перекрыл противный скрежет, как будто бы по железу тащили железо. Скрежет все приближался и приближался, наваливался на Лену сверху. Широко распахнув глаза, не отрываясь, она смотрела на окно. Падали на подоконник редкие крупные капли, взрываясь сотней искринок. Каждый удар болью отдавался в Лениной голове. К ударам примешивался скрип. В оконном проеме медленно начала проявляться белая зловещая голова. Отбитый нос, изъеденная дождями и снегом пилотка, черные глаза, полыхающие ненавистью, рот, искривленный злой усмешкой. Лицо испачкано чем-то темным, на плечах висят подвядшие водоросли.
Барабанщица выбросила вперед арматурную железяку покалеченной руки. Другую руку она перекинуть никак не могла, барабан за что-то зацепился, мешая двинуться вперед.
Статуя отвернулась, недовольно нахмурившись. Только она перестала смотреть на Лену, с девочки как будто спала медлительность. Она шевельнулась, к своему ужасу понимая, что все это не сон, а правда. И над ней действительно нависает каменная громадина.
Барабанщица освободила руку. Перед своим носом Лена увидела палочки. Она осторожно закинула руку за голову, ухватилась за край подушки, потащила ее на себя. И когда уже статуя была готова перевалиться через окно, отчаянно врезала подушкой по этим палочкам, по этому лицу, по осыпающейся пилотке, по болтающемуся барабану.
Барабанщица опешила. Удары сыпались ей на плечи, голову, руки.
Лена била и била молча, остервенело, от души вколачивая каждый удар в нависшую над нею фигуру.
Через минуту на подоконнике не было никого.
Убедившись, что опасности больше нет, Лена упала на кровать, обхватила подушку руками и заплакала.
– Она вернулась, вернулась! – шептала Лена в истерике. – Что же теперь будет?
А палата продолжала мирно спать. Только Селюкова нервно ворочалась во сне, вспоминая зловещий голос под окном.
Глава IV
О пользе огнетушителей
Утром барабанщица опять стояла в клубе. Грязная, облепленная тиной и водорослями, к черному клейкому илу на ее плече прилипло несколько белых перьев. На шее болтались жалкие остатки галстука.
Около сцены топтались радист и вожатый первого отряда Платон.
– Уходил, – бормотал себе под нос Андрей Семенков, – ее не было. Все запер, ключи у меня. Пришел – стоит. Сам дверь открыл своим ключом, замок цел. Я чуть с лестницы не упал, как ее увидел. Сначала подумал – глюки. А потом вижу, она вся в тине… Ну, кто полезет в болото доставать ее? Там же глубоко.
– Так. – Платон взъерошил волосы, но умной мысли в его голову все равно не пришло. – Если это третий отряд…
– Всю ночь дождь шел, в болото никто не полез бы.
– Знаю я там двух гавриков, эти бы полезли.
– Ну чего, сгонять за Максом?
– Погоди. Позови лучше старшего вожатого.
Андрей мрачно кивнул и поплелся из клуба.
Оставшись один, Платон забрался на сцену.
– Как же они ее дотащили? – прошептал он, обходя статую кругом. – Она тяжелая. И даже если там неглубоко, то они должны были здесь натоптать. А пол чистый. Да и сама она должна быть захватанной, но следов рук нет. Может, это не они тащили, а кто-то другой?
– Н-ну чт-то у тебя?
Голос старшего вожатого Володи прозвучал так неожиданно, что Платон присел.
– Черт, испугал, – перевел он дыхание. – Ты так тихо подошел, я даже не услышал.
– Г-говори скорее, – слегка заикаясь, сказал Володя, крутя на пальце большую связку ключей, – у м-меня дела.
– Да вот, статую обратно приволокли.
– Ого, – присвистнул Володя. – Д-думаешь, третий отряд?
– Она тяжеленная.
– До болот-та они ее донесли. Т-так же и обратно.
– Под дождем? Они грязные должны все быть, натоптали бы везде.
– Вот и с-смотри там. Всех грязных т-тащи ко мне. – Володя пошел к выходу.
– Статую куда? Сегодня малыши здесь в «Поле чудес» играют. Она мешаться будет.
– Н-найдешь, кто т-тащил, пускай они ее от-тносят обрат-тно.
Володя ушел. От расстройства Платон сплюнул.
Вот забота на его голову!
Четвертый корпус встретил его чистотой и порядком. Пол тщательно выметен, все ребята как следует умыты, аккуратно причесаны и одеты. Увидев это, Платон потерял дар речи.
– У вас сегодня день послушания? – ошарашенно спросил он.
– Не-а, – хором ответили ему девочки. – Максим сказал, что если мы будем себя хорошо вести, то вечером пойдем на остров костер жечь.
– Ну, как там твоя барабанщица? – По коридору шел Максим.
– Стоит, – машинально ответил Платон.
– Где стоит? – не понял Максим.
– В клубе. Ее туда опять притащили.
Стукнула дверь. Вожатые вздрогнули.
– Глебов, подожди! – Серега бросился следом за убегающим приятелем, рванул на себя дверь.
– Щукин! – рявкнул Максим, но было уже поздно. Второй раз шарахнула дверь, скрывая за собой убежавшего.
Максим поморщился.
– Так, еще одна подобная выходка, и я привяжу его к кровати.
– Васька, стой! – на бегу орал Щукин. – Тебе чего, больше всех надо?
– Она действительно ходит! – Глебов еле переводил дыхание – они уже стояли около клуба.
– Плюнь. Какая тебе разница? Походит и успокоится. Тебе-то что? Шутит кто-то. Статуи не ходят!
– Как что? А как же Коля?
– Слушай, ты совсем больным стал! Какое тебе дело до первоклашки? Был, не был… Что с этого? Народ говорит, что не был, значит, не был. И тех двух тоже не было! Понял?
– Не понял! Неужели тебе не интересно узнать, что это?
– Узнавал один такой. А вдруг это и правда она сделала так, чтобы тех пацанов из первого отряда не стало. Ты представь! Были – и нет!
– Где же они?
– Стерлись, испарились, с водой утекли. Это не важно, главное, что их уже не существует!
– Так… – Сзади Глебова схватили за шиворот. – Я тебе что говорил? Если еще раз увижу около клуба просто так… – Семенков развернул добычу к себе лицом. – Или ты забыл?
– Да отвяжись ты! – задергался в его руках Васька. – Уже и погулять нельзя.
– Дети гуляют вокруг своих корпусов, а не около клубов. Чего ты здесь опять крутишься?
– Правда, что барабанщица вернулась?
– Скорее вернули. Знаешь, чья работа? – Семенков разжал руку.
– Она сама пришла, – буркнул Глебов, на всякий случай отходя подальше от радиста.
– Ну-ну… Чешите отсюда. – Андрей полез в свою будку. – Пока вас обратно ее нести не заставили.
– И зачем ты полез? – опять накинулся Щукин на Ваську, как только они отошли в сторону на несколько шагов.
– Не знаю. – Глебов обошел клуб и стал заглядывать в окна. – Неужели она там стоит? Увидеть бы хоть одним глазком.
– Чего ты в нее вцепился? Пойдем лучше мяч какой-нибудь найдем. Или к кресту сходим. Правда, чего нам здесь болтаться?
– Щука, – Глебов пристально посмотрел в глаза приятелю, – мы должны узнать, что здесь происходит!
– Ненормальный! Даже если здесь что-то и есть, то нас оно совершенно не касается. Ты чего, пропасть хочешь? Жить надоело?