Большая книга ужасов – 58 (сборник) - Усачева Елена Александровна. Страница 54

– Так, отсюда надо линять.

– Куда? – с тоской в голосе спросил Василий. – Из окна прыгать будешь? Прямо в нежные объятия этого чудовища?

Оба покосились на штору. Она слегка раскачивалась, как будто бы от сквозняка.

– Может, стоит прочитать молитву и перекреститься? – осторожно предложил Щукин.

– Ага, еще поплевать через левое плечо и натереть лицо чесноком. Ты чего, совсем сбрендил? Она же не вампир и не привидение, а вообще непонятно что.

– Тогда разбить. – Серега попробовал сдвинуть с места железную тумбочку. – Как только она появится под окном, я на нее тумбочку сброшу. – Но тумбочка оказалась неподъемной.

– Ты ее разобьешь, а она потом соберется и тебя разобьет – ни один врач не склеит.

– Врач! – От пришедшей в его голову догадки Щукин подскочил. – Куда делась эта толстая врачиха? Вечером не заходила, ужином нас не кормила. Чего она вообще с нами собирается делать? Или ее тоже… съели?

Ребята прислушались. В корпусе стояла тишина. Абсолютная тишина. Как будто бы в здании совсем никого не было. Ни одного человека. От этой тишины у Глебова мурашки побежали по коже. Было в ней что-то невероятное.

Вдруг стена дрогнула, по пустым лестницам и коридорам прокатился глухой гул. Где-то вдалеке шарахнула дверь.

Ребята переглянулись. У обоих были бледные, испуганные лица.

– Тихо. – Глебов приложил палец к губам. На цыпочках подбежал к двери, прислушался.

Стены опять дрогнули, хлопнула очередная дверь. Василий отпрянул назад, взгляд его стал затравленным.

– Сюда идет, – упавшим голосом прошептал он.

Дальше все произошло мгновенно. Не сговариваясь, ребята нырнули под кровать, сдернули пониже одеяло, чтобы их не было заметно. От пола шла легкая вибрация – по коридору кто-то двигался небыстрой уверенной походкой. Шаги были обыкновенные, это могли быть и тяжелая статуя, и легкий Платон.

Идущий остановился около двери, зазвенел ключами. Васька почувствовал, как Серега мелко дрожит.

«Ага, не хочешь опять попадать к барабанщице, – злорадно подумал он. – Так тебе и надо. Хотел отсидеться – вот и отсиделся. В следующий раз будешь меня слушать, а не дурацкие идеи толкать».

Лежать под кроватью было страшно неудобно. Ворочаясь на жестком и холодном полу, Васька вспомнил, что прошлой ночью тоже лежал под кроватью. Под Ленкиной. И ждал неизвестно чего. И даже не ждал, а представлял себя героем шпионского боевика. Дурак! Тогда пришла барабанщица. Ее он не услышал. Она подозрительно легко забралась на подоконник. Почти бесшумно. Хотя весит, наверное, килограммов сто, а может, и двести. Да и вторая барабанщица не топала. Двери ей были не помеха. Она сквозь них проходила, как сквозь воду. И это тоже, несмотря на всю свою материальность и тяжесть. Значит, это не она… Вернее, не они…

Связка в руках подошедшего звякнула, в замке заскрежетал ключ. Васька заерзал под кроватью, отпихнул скрючившегося Щукина и, сорвав одеяло, вылез наружу.

– Куда ты? – испуганно зашептал Серега. – Вернись.

Глебов оттолкнул ногой мешающее одеяло и сделал шаг к открывшейся двери.

Услышав скрип петель, Щукин зажмурился, вжался в пыльный угол и замер.

А в это время Лена ворочалась на своей кровати, не в силах уснуть. Громкая, отчетливая барабанная дробь била у нее в ушах, заставляя сердце стучать так же громко и быстро. Грохота от всего этого было столько, что у Лены начала раскалываться голова. Все остальные в палате продолжали спать. Видимо, этой пытке подвергалась только она. От осознания этого ей становилось еще более невыносимо. Ведь никого не разбудишь, никому не скажешь, что творит эта ненормальная барабанщица. Никто ничего не видит! Они даже не знают, есть ли то место, куда надо смотреть!

С этой мыслью Лена начинала еще больше вертеться, надеясь, что хоть скрип пружины заглушит ненавистную дробь. Но ничего не помогало. Тогда она осторожно выглянула в окно.

Фонарь горел. В тусклом пятачке света стоял Платон, медленно поворачивая голову то в одну сторону, то в другую.

Сначала Лена ему обрадовалась, потянулась к раме, чтобы открыть ее и окликнуть вожатого, – он мог что-нибудь рассказать про мальчишек. Но рука ее так и застыла на полпути к ручке. Платон сделал шаг в сторону, за ним оказалась шеренга ребят. По еле заметному жесту вожатого они разбежались по двору, а потом тут же собрались обратно, выстраиваясь в шеренгу по три человека. Пока они бегали, барабанная дробь стихла, а как только встали, забила вновь. За спиной ребят появилась барабанщица. Все как один развернулись к ней. Платон взмахнул рукой, и отряд замаршировал. Еще один взмах, и шеренги бойко затопали по освещенной площадке. Барабан жестко отбивал ритм.

Это было невероятно. Это было страшно. Особенно если представить, что на самом деле они вышагивают в полной тишине и, может быть, даже не касаясь земли.

Потом отряд стал выделывать замысловатые штуки. Ребята на ходу перестраивались, менялись местами, составляли сложные фигуры. И все это не останавливаясь и не сбиваясь с ритма. Барабан только чуть помогал им, более сильными ударами подсказывая, когда перестраиваться.

Лена какое-то время смотрела на эту картину как завороженная. Неожиданно прямо перед ней из темноты вынырнула хмурая физиономия Платона. Он удивленно посмотрел на нее и спросил:

– А ты почему не в строю? Марш на место!

Сказал он это, не разжимая губ, буравя ее маленькими острыми глазками.

Лена качнулась назад, потеряла равновесие и упала на пол. Лежащая на соседней кровати Павлова заворочалась, что-то пробормотала сонным голосом и затихла.

Платон не исчез. Он просунул голову в окно и все так же хмуро смотрел на девочку.

Лена забарахталась, пролезла под кроватью Павловой, нырнула под кровать Селюковой. Платон от нее не отставал. Как гуттаперчевый, он скользил за ней, не касаясь пола, извиваясь как змея, и все время пытался заглянуть ей в лицо. Под кроватью Селюковой он догнал девочку, и его холодные глаза в упор посмотрели на нее.

– Отправляйся в строй! Стань, как все!

Лена зажмурилась, лягнула пустоту, замахала руками, перекатилась под кровать Гусевой. Платон поплыл следом. Лена отчаянно забарабанила снизу по сетке кровати.

– Просыпайся! Ну же! – как заклинание стала шептать она.

Гусева заворочалась, недовольно забормотала, свесила руку. Лена схватилась за эту руку как утопающий за соломинку и потянула на себя. Рука оказалась неожиданно тонкой и холодной. Тянуть было легко. Тело Маринки, ставшее невероятным образом невесомо пустым, с легким шелестом опустилось на пол. Голова как воздушный шарик подрагивала между тапочками, пристроившимися около ножки кровати. Гусева повернула к Ленке лицо, распахнула совершенно белые глаза и зло осклабилась.

– Нет, нет, это не я, – забормотала Лена, отползая от Гусевой и боясь смотреть на остальных девчонок (вдруг они тоже превратились в кукол), кинулась к двери. Как привидение, Платон неотступно следовал за ней.

Барабанная дробь все настойчивее и настойчивее била в уши. Лена выскочила за дверь и зачем-то стала держать ее со своей стороны. Не спеша Платон просочился сквозь дерево двери, с любопытством посмотрел на напряженно замершую, старательно пыхтящую девочку, облетел вокруг нее несколько раз и замер около лица.

Лена прислушалась. Все было тихо, и она решилась приоткрыть глаза.

Лучше бы она этого не делала. Холодные глазки Платона пробуравили ее зрачки. По голове словно кирпичом ударили, и она будто раскололась пополам. Кровь бешено запульсировала в висках.

– Твое место в строю. – Такое было ощущение, что Платон не говорит, а впечатывает ей слова в мозг. – Пойдем со мной, я покажу, где встать.

С трудом Лене удалось разжать онемевшие пальцы и отпустить ручку двери.

– Идем, – звал вожатый. – Не надо ни о чем думать, нужно только идти. Вперед и вперед, все вместе. Встань в строй.

Лена замахала руками, пытаясь рассеять нависшее над ней наваждение. Платон немного отклонился, и руки девочки стали проходить сквозь него.