Кляксы из непроливашки - Жигунов Виктор Васильевич "Bukmop". Страница 4

Витька поплёлся к стенке. Остановившись возле неё, он произнёс плачуще:

— Дважды два — четыре!

И, поскольку старик не отвечал, школьник повторил ещё раз, потом ещё.

— Не врёшь? — Учёный наконец тяжело повернулся к нему. — Учти, судьба вселенной зависит. Если я выйду отсюда с неверным законом — всё понесётся в тартарары!

— Честное-пречестное слово! Ей-богу! Чтоб я лопнул! — Витька поискал и добавил: — Век воли не видать!

Дыдваче с сомнением помолчал.

— Нет… Не решусь. Возможно, тебя обманули. Что-то странное в твоей формуле. А ну-ка повтори её.

Перекуров убедительно произнёс раз… другой… третий… Старик внимательно слушал.

Вдруг он подскочил и, глядя на Витьку расширенными глазами, сказал свистящим шёпотом:

— Нашёл! Нашёл знак! — Он неожиданно затопал, воздев руки в болтающихся рукавах. Вероятно, это означало пляску. — Дваж-дыдваче-тыре!

— Дыдваче! — радостно закричал Витька. — Тыре!

Они бросились друг другу в объятия.

— Вот где спрятано, — счастливо бормотал Пантелеймон Фёдорович. — Забыл совсем, старый чудак.

Успокоившись, он озабоченно задумался вслух:

— Могу возвратиться во вселенную. Но… Если моя комната вновь возникнет в мире… Здесь стоит школа. В одном участке пространства окажутся два материальных тела. Произойдёт взрыв!

Пятиклассник растерялся. Учёный тоже.

— Надо передвинуть мою комнату, — решил Пантелеймон Фёдорович. — Но как её передвинешь?.. Или школу перенести. Это проще.

— Я сейчас вылезу и скажу!

— Не согласятся…

— А давайте вместе вылезем и попросим!

— Мне покидать комнату нельзя: она потому только и существует… не существуя… что я здесь. Потом входа в неё не найдёшь. Может быть, лучше мне нарушить изоляцию не через стену, а через окно? Открыть окно, когда оно будет выходить куда-нибудь на пустырь.

— И окажетесь на другой планете!

— Да, опасно… Могу вынырнуть даже в другом веке… Вот что. Ты возвращайся в класс и попробуй убедить начальство, что школу надо передвинуть или разобрать. Если у тебя ничего не получится, я рискну.

Перекуров с готовностью подскочил к стенке.

— Постой! Дыру сделаем внизу, чтоб ты вылез из-под парты. Иначе перепугаешь всех: появится твоя голова в воздухе, из ничего.

Учёный наклонился и пальцем стал чертить по стене возле пола. На извёстке оставался зелёный светящийся след, и когда он замкнулся, вся фигура сделалась дымной. Пантелеймон Фёдорович дунул туда, дым заклубился и вышел наружу. Стал виден крашеный пол класса, нижняя перекладина парты.

— Лезь!

Витька встал на четвереньки и сунул голову в отверстие. Сбоку были Тамаркины ноги в толстых чулках и в ботинках. Витька продвинул в дыру плечи…

Под руку ему попалась сигарета — тогда ещё, на перемене, происшедшая из конфеты. Перекуров подобрал её и высунул голову между сиденьем и крышкой парты.

Завизжала Тамарка. Экспериментатор ткнул её локтем и выбрался весь, лицом к чернильнице, с которой всё началось.

— Пе-ре-ку-ров! — прозвучало над ним. — Ты сидел под партой?

Рядом с Витькой возвышалась учительница. Пятиклашки все повернулись к нему, в заднем конце класса вскакивали, глядя на попавшегося озорника.

— В каком ты виде! — ужаснулась учительница.

— А он дунул в чернилку и забрызгался, — наябедничала Тамарка, мстя за свой испуг.

— Так… От стыда под скамейку залез?

Витька был очень занят тем, что пытался повернуться за партой как следует. Было узко, ноги застревали.

— Нет, — пробормотал он, пытаясь освободиться.

— А почему же? Домашнюю работу не сделал?

— Сделал. Вот она…

Выбравшись наконец из тисков, он поискал на парте, потом в портфеле. Одноклассники, затаив дыхание, ждали развязки. Перекуров вдруг вспомнил:

— Тетрадку забрали. Она превратилась в огурец!

Тамарка хмыкнула.

— Старик забрал, — сердито сказал ей Витька. Ему трудно было подобрать слова: мало что понял из теории Дыдваче. — Он существует, не существуя. Дважды два, говорит, три.

— Несчастный мальчик, — встревожилась учительница. — У тебя жар!.. А это что? Сигарета! И дымом пахнет!

Дым вышел из отверстия в стене комнатки.

— Перекуров перекурил, — ехидно поддакнули сзади. Витька обернулся и стукнул подлизу по кумполу.

— Сядь! — приказала учительница. — Вот как действует никотин! После звонка подойдёшь ко мне.

Он понурился и сел. Тамарка противно хихикала. Он не обращал внимания. Достал дневник — диктовали домашнее задание, — угрюмо записал…

Вдруг кто-то дёрнул его за ногу. Витька откинул крышку парты: на полу лежал лист бумаги. Перекуров в недоумении поднял его и стал разбирать торопливый почерк.

«Пешеходов! Слышал, как тебя встретили. Лучше рискну. Много лет один. За окном ехал велосипедист, я крикнул — какой век? Он: двадцать пятый. По-моему, пошутил. Не буду ждать, редко появляется подходящее. Если эта записка у тебя не изменится, рискну!»

— Пантелеймон Фёдорович! — закричал Витька и с отчаянной быстротой провалился под парту. Стукнулся об дерево, загремел, ворочаясь в узком пространстве, и лихорадочно пополз вперёд, в отверстие.

Перед глазами у него стремительно сблизились два окна, в обоих сверкало по солнцу. Окна сшиблись, со звоном рассыпая искры, и под ослепительной вспышкой в небе принеслась откуда-то из времён мамонтов стрела, на лету оборачиваясь аэропланом, — и от молниеносно уменьшившейся Земли поплыла к звёздам решётчатая конструкция с огненным оперением позади. На одной стороне планеты встрёпанный человек оторвался от пульта ЭВМ, озадаченно глядя на результат вычислений. С другой стороны кавалер в парике и камзоле что-то крикнул ему, тот заулыбался и внёс исправление в перфокарту.

В лицо Витьке ударил космический холод, негромко хлопнуло что-то, отдавшись болью в ушах, и тысячи искр заслонили видение. Перекуров кинулся за ним…

Через минуту, пробравшись под сиденьями, среди чужих ног, он вылез из-под учительского стола…