Приключения Арбузика и Бебешки. Сокрушение «несокрушимых» - Скобелев Эдуард Мартинович. Страница 16
Он замолчал и больше никак не реагировал на слова и стук.
– Всё, – тихо сказал Арбузик. – Мы дали грубияну шансы, он не воспользовался ими… Самое удивительное в тебе, Чих, что ты понимаешь любую человеческую речь. Даже самую корявую.
– Не только человеческую, – отозвался Чих. – Я понимаю язык всего живого и мёртвого. Люди пока не знают, что это единый язык. И этот язык открывает путь к истинному знанию и к истинному могуществу. Поверь, именно потому я частенько испытываю потребность побыть одному. Меня не вывели в реторте, я рождён самой Природой и скажу тебе так: это большая беда, что люди, которые кичатся своим разумом, не понимают подлинных голосов Природы. Они живут напрасно, они живут неполноценно.
– Если мы выстоим и победим и на этот раз, обещаю тебе, Чих, что я всерьёз займусь изучением языка Природы. И тебя попрошу преподать мне первые уроки.
– Считай, что договорились.
– Тогда вперёд!
Чих выбрался в коридор и сказал часовому:
– Немедленно открой дверь и дай этому человеку пить!
– Кто говорит? – испугался часовой, обыкновенный фабреоид в кожаном пальто, шляпе без полей и в перчатках. Автомат висел у него на плече.
– Говорит твоя совесть.
– У меня, слава архитекторам земли и неба, нет совести, – возразил часовой. – Совесть имеют только несчастные идиоты – люди, которые верят в справедливость и свободу. Так учит нас Великая Инструкция.
– И тем не менее, если ты не откроешь, я разорву тебе кишки!
И Чих, выждав минуту, забрался в часового и устроил такое, что тот немедленно бросил автомат, открыл дверь и встал на четвереньки – в знак полной капитуляции.
Пошатываясь, Арбузик вышел на свет и стал пить воду – в коридоре на табурете стояло ведро с прикованной к нему на цепи кружкой.
– Отдай свой автомат этому человеку, – сказал Чих. – Да поскорее же, чёрт возьми! Этого человека приговорили к смерти бесчестные и подлые типы, он имеет право на побег!
– Неужели это опять ты, совесть? – пробормотал фабреоид. – Зачем привязалась? Мне плевать на этого заключённого и плевать на заключённых всего мира! Я скажу: это бесчестно и подло, если меня посадят в кутузку. А если сажают других, это всё во имя справедливости и порядка! Так им и надо!
Чих повторил рейд во внутренности фабреоида, после чего задыхающийся часовой угодливо подал Арбузику свой автомат.
– Ключи от других камер!
Часовой отстегнул ключи и на четвереньках убежал в опустевшую камеру.
Арбузик закрыл часового, освободил Бебешку, а потом капитана Сакса. Оба едва держались на ногах, но надежда на освобождение вдохнула в них новые силы.
Открыли камеру, в которой лежал мёртвый Филипп. Все скорбно постояли возле него.
– Прощай, дорогой друг! Сегодня мы торжественно похороним тебя, пытавшегося предотвратить кровопролитие!..
Послали на разведку Чиха. Вернувшись, Чих сообщил, что рабочих вместе с группой ныряльщиков охраняет десяток фабреоидов на теннисном корте, а возле ракетного корабля на берегу моря дежурит химическая рота. Все в противогазах: видимо, такой приказ поступил от командора.
– Сначала будем прорываться на теннисный корт? – спросил Чих.
– Самое разумное, – подтвердил Арбузик. – Только постарайся пока не выдать своего присутствия.
– Это почти невозможно. Уже пошли разговоры о странностях, которые происходят близ королевского дворца.
– И всё-таки, пусть гадают. Чем дольше они наверняка не знают, что ты здесь, тем меньшей опасности подвергаемся мы.
– Какая теперь разница? – возразил Бебешка.
– Разницу мы увидим, но чуть позднее.
Сначала Чих хотел ослепить охранников, которые сидели во дворе. Но их было слишком много: не могло быть и речи о том, чтобы незаметно проскользнуть мимо них.
– Не знаю, что делать.
Арбузик, наблюдавший за охранниками через окно, указал на толстопузого офицера в неряшливой зелёной форме. В его жирном лице с толстыми губами было что-то лягушачье.
– Этот тип наверняка труслив и суеверен. Попробуй повещать из его чрева. Может, он сам проконвоирует нас до теннисного корта. В конце концов, должен же кто-нибудь поучить вежливости этих негодяев, явившихся забирать чужое как своё!
Чих юркнул в брюхо офицера.
– Послушай, несчастный! – глухо проорал он.
– Кто там? – испугался офицер. – Ой, кто там?
– Это дух убиенного тобой!
– Но я никого ещё не убивал!
– Лжешь, негодяй! Сейчас я заставлю тебя при всех признать свои прегрешения!
Офицер на всякий случай проковылял подальше от своих подчинённых.
– Что тебе надо? – тихо спросил он, постучав в свой живот. – Эй! Давай поладим миром! Сколько это сто?ит?
– Отныне я поселюсь в твоём брюхе и буду истязать тебя днём и ночью! Тебе не откупиться! Есть вещи, для которых деньги не существуют! – И Чих проделал операцию, от которой офицер сначала побелел, потом побурел и наконец позеленел, напачкав в штаны.
– Что я могу сделать, чтобы ты оставил меня в покое? – жалобно заныл он, отдышавшись. – Проси, чего хочешь!
– Сейчас же вели своим солдатам лечь на землю лицом вниз! Пусть каждый из них повторит слова покаяния перед жертвами! Я подскажу слова, но и ты тоже должен лечь на землю! Быстро!
Пузатый офицер, хитря на свой лад, тут же собрал охранников, сказал, что перед боем «с голодранцами этой страны» хочет вдохновить каждого, что каждый должен лечь на землю лицом вниз и повторять слова «особой молитвы, которая только что передана свыше».
Солдаты исполнили приказание. Лёг на землю и сам пузатый офицер. Правда, это ему долго не удавалось. Он вздыхал, охал, ойкал, айкал и проклинал всё на свете, особенно свои штаны, оказавшиеся вдруг «необыкновенно тесными».
– Повторяй для солдат, и как можно громче: «Мы прибыли в чужую страну!..»
Разумеется, Арбузик, Бебешка и капитан Сакс не теряли времени даром. Пользуясь тем, что охранники лежали на земле и повторяли за офицером слова Чиха, они быстро прошмыгнули мимо охраны, причём Бебешка успел прихватить пару автоматов, которые солдаты оставили на земле.
– …«Говоря по правде, мы должны быть казнены как наёмники-бандиты!» Повторяй! «И потому каждый из нас обязуется стрелять поверх людей, объявленных нашими противниками. Этим мы отчасти искупим прежние свои прегрешения!..»
Заставив своих солдат повторить эти слова, офицер спросил:
– Ну, что? Можно мне теперь встать? Кажется, у меня сплющился живот, я умираю!
Никто ему не ответил. Офицер спросил ещё раз и, не получив ответа, поднялся с земли и поднял солдат. Разумеется, они тотчас хватились пропавших автоматов, а через минуту установили, что пленники бежали.
Памятуя о «духе», который выворачивает наизнанку, офицер не дал команды искать беглецов, распорядившись всего лишь сообщить на борт Международной Океанской Лаборатории о «таинственном исчезновении пленных».
Болдуин осложняет обстановку
Пожалуй, события развивались бы совершенно по-другому, если бы Болдуин исполнил то, что обещал Чиху. Но страшный лентяй и обжора не мог вытерпеть даже четверти часа без того, чтобы не «заморить червячка».
Вначале он помнил, что его смертельный враг Сэтэн прослушивает все разговоры в ракетном корабле. Помнил и о том, что непостижимый Чих-невидимка разговаривал с ним и его верными помощниками при включённом устройстве, создававшем мощные помехи прослушиванию, – такое устройство, разумеется, было на корабле. Но прошло минут пятнадцать, и Болдуин уже не помнил ни о чём, кроме своего желания подкрепиться.
Зеленохвостые, облачённые в космические скафандры, крепко спали, выключив устройство, потреблявшее слишком много энергии. Экс-король немного подремал, а потом, оперируя кнопками, предложил себе кое-что из запасов аварийной еды: три тюбика куриной колбасы, шесть тюбиков ореховой смеси на натуральном мёде и десять тюбиков ароматной земляники. Разумеется, при этом было съедено десять тюбиков хлебной пасты, содержащей натуральные зёрна отборной пшеницы.