Один в толпе - Боковен Джорджия. Страница 36
– Тогда давай за работу, пока совсем жарко не стало.
На коробках ничего написано не было, поэтому начался поиск сокровищ. Они нашли старое постельное белье, в котором устроили себе гнезда мыши, нашли разноцветные шторы из стекловолокна, против которого время оказалось бессильно.
В чемоданах лежала одежда, старая, но целая, в основном женская, сшитая по моде тридцатых и сороковых годов. Холли сказала, что понятия не имеет, чье это, но все сохранит, потому что очень красиво.
Потом они открыли сундук и нашли там всякие мелочи, которые Милли Мердок собирала всю жизнь. Кое с чем у Холли были связаны воспоминания, некоторые вещи она видела впервые. Это было странное собрание: булавки с рейнскими камушками, кожаная ручной работы сумка, привезенная из Мексики, карандашница, сделанная пятилетним ребенком, целая пачка поздравительных открыток, перевязанная лиловой лентой, полукруглая коробка из-под конфет со старыми фотографиями.
Холли положила ее на колени и стала рассматривать снимки. Один она протянула Коулу.
– Это я иду в девятый класс. Боялась я до смерти.
– Ты здесь не похожа на девятиклассницу, – – сказал Коул, присмотревшись.
– Меня всю жизнь это преследует. Мне иногда кажется, что лет в шестьдесят я по-прежнему буду выглядеть девочкой. Но однажды лягу спать и проснусь старухой. – Она протянула ему еще одну фотографию. – Это я в выпускном классе.
– А выглядишь точно так же.
– Спасибо за комплимент.
– Я знаю множество женщин, которые отдали бы...
– Не желаю про это слушать. – Она убрала фотографию обратно в коробку. – Готова поспорить, ты был из тех зубрил, которые баллотируются в совет учеников.
– Проиграешь. Я ни в одной школе не задерживался подолгу. Когда мне исполнилось шестнадцать, Фрэнк заставил меня сдать экзамены за среднюю школу экстерном. Больше я не учился.
– Кто такой Фрэнк?
Только сейчас Коул понял, что проговорился.
– Мой отец, – как мог беззаботно ответил он.
– Ты называл отца Фрэнком?
– Так было проще.
– Он что, не хотел, чтобы люди знали, что ты его сын?
– Не в этом дело. – Надо было как-то менять тему. – А где ты училась?
– В Мемфисе. До колледжа я никогда не уезжала из Теннесси. Только раз мы были в Арканзасе, навещали мамину подругу. – Она снова полезла в сундук. В углу она обнаружила коробочку, где ее бабушка хранила рецепты, и радостно воскликнула: – Я много лет хотела спросить о них дедушку, но не решалась. – Она взглянула на Коула и усмехнулась: – Сегодня я угощу тебя такими ореховыми вафлями, каких ты в жизни не ел.
– Я уж и забыл, какие они, ореховые вафли, – ответил он.
Если честно, он их никогда не любил. Но признаться в этом Холли не хватило духу. Он будет есть их хоть целую неделю, лишь бы доставить ей удовольствие.
Наконец сундук был опустошен, и все драгоценности лежали вокруг.
– Мне так повезло, – сказала Холли. – Я все детство провела среди людей, которые любили меня безмерно. Они искренне верили в то, что я самая умная, самая красивая и самая талантливая. – Говоря это, она водила пальцем по вышивке на фартуке. – Я очень хочу, чтобы у моего ребенка было такое же детство.
Увы, из всего того, что она рассказала ему раньше, он понял: мечта эта почти невыполнимая. У нее остался только дедушка, да и тот – за две тысячи миль отсюда. Коул молчал, не зная, что сказать.
Холли стала складывать вещи обратно в сундук.
– Это мы оставим, – заявила она, закрывая крышку.
– Не нужно отдавать все сразу. Думаю, так и цену дадут получше. Давай начнем с того, что мы привезли из Ашвилла, и посмотрим, как пойдет.
– Ты мне так нравишься, Нил Чэпмен! – сказала она, расплывшись в улыбке.
Ему было удивительно приятно это услышать.
– И ты мне нравишься.
– Тогда давай, начинай грузить вещи в фургон, а я пойду в дом, приготовлю нам что-нибудь попить.
– Пока ты не ушла... – ответ он знал заранее. – Прежде всего, хочу предупредить, что то, что я сейчас скажу, не является предметом обсуждения.
– Понятно. Слушаю тебя внимательно.
– За последние несколько дней я неплохо заработал и часть этих денег хочу потратить на то, чтобы угостить тебя ленчем. Позавчера я был в Алкоа и приметил там симпатичное местечко.
– Согласна.
Он удивленно моргнул:
– Что это должно означать?
– А что именно тебе непонятно? – улыбнулась она.
– Я удивлен, что ты так легко выразила согласие.
– «Выразила согласие»? – передразнила она его. – Слушай, все певцы кантри так смешно церемонны?
Он пристально на нее посмотрел:
– Это что, наезд на меня лично? Или опять на то, чем я занимаюсь?
У нее тут же изменилось выражение лица.
– Я ничего такого не имела в виду. Так сказанула, по привычке. – Он ничего не ответил, и она поспешно добавила: – Прости, пожалуйста.
Холли, по-видимому, всерьез решила, что он расстроился, приняв ее фразу за намек на то, что он недостаточно образован. Надо было объяснить ей, что дело не в этом. На самом деле Коул хотел, чтобы она сама поняла, почему, как только у них налаживаются искренние и дружеские отношения, она все время старается ему надерзить или как-то его задеть.
– Когда ты наконец перестанешь видеть во мне Троя?
– Ничего подобного!
– Неужели? Ты думаешь о нем все время. Ты переносишь свою злость на него на всех окружающих, в том числе и на меня. Ты как еж, свернувшийся в клубок, – одни иглы. Она взглянула ему прямо в глаза:
– Тогда почему я радуюсь тому, что он ушел?
– Действительно радуешься?
– Мне просто противно думать о нем. Я продолжала жить с Троем, уже разлюбив его, но поняла это, только когда мы расстались. Меня просто переворачивает при мысли о том, что я могла выйти за него замуж. – Она вытерла руки о джинсы. – Боюсь, я теперь никогда не буду доверять собственным чувствам.
– В тот момент тебе надо было думать о ребенке.
– Это слишком легкое объяснение. Конечно, оно приходило мне в голову. Если бы я действительно думала о ребенке, я бы умчалась куда подальше в тот самый момент, когда тест показал, что я беременна.
Внезапно Коул подумал о Белинде.
– Иногда просто необходимо верить в то, что на самом деле неверно. – Он главным образом пытался убедить себя, а не Холли. – Если повезет, эта необходимость пройдет сама собой.
– То есть ты не считаешь, что это мой врожденный дефект?
– «Врожденный дефект»? – передразнил на сей раз он. – Слушай, что, все официантки так смешно церемонны?
Она расхохоталась:
– Вот это мне в тебе нравится больше всего, Нил Чэпмен. Ты всегда парируешь удары.
– Так насчет ленча...
– Пока ты не договорил, я хочу предложить тебе одну сделку.
– Черт подери, Холли, ты же обещала этого больше не делать!
– Это было давно. Тебе что, трудно меня выслушать?
– Увы, выбора у меня нет.
– Нет. – Глаза у нее сияли. – Ленч в тихом симпатичном месте будет стоить никак не меньше двадцати долларов. Но если ты согласишься просто отдать эти деньги мне, я тебя накормлю невероятным, фантастическим ужином.
Что-то у нее было на уме, но что? Он попробовал угадать.
– Ты вспомнила какой-то из бабушкиных рецептов, да?
– Неужели на мне все написано?
– Нет, я просто очень сообразительный.
– Ну как, договорились?
– Надо подумать. – Он вовсе не собирался так легко сдаваться. – Прежде всего я бы хотел узнать меню.
– Я хочу приготовить кое-что, о чем мечтаю уже несколько недель.
Черт возьми, ее голыми руками не возьмешь. Ну разве можно ей теперь отказать?
– Свиные отбивные, тушенные с яблоками и кислой капустой.
У него тут же потекли слюнки.
– Ты это только что придумала.
– Нет, правда. Обещаю, это будет безумно вкусно.
Большую часть дня они провели в магазине. Схему отработали на месте. Коул выгружал из фургона вещь, продавец ее оценивал, а Холли пыталась уговорить его немного поднять цены. Коул прямо-таки слышал, как она складывает в уме цифры, а потом прикидывает, сколько еще не хватает, чтобы заплатить за больницу.