Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Валенте Кэтрин М.. Страница 19

Рынки используют Тонкую Магию, чтобы выслеживать и нападать. И вот один маленький голодный Рыночек крался за ними вне поля зрения Сентябрь, Аэла и Субботы, потому что уловил дуновение их Тонкости.

Понимаете, Рынок – это как тощая голодная собачонка. Он чует, когда вам что-нибудь нужно и у вас есть хотя бы немного денег, как собака знает, что по лесу шастает упитанный кролик. Он чует, когда у вас много денег и совсем мало здравого смысла, или когда вы ищете что-то конкретное, но при этом готовы соблазниться чем-то восхитительным и недоступным. Рынок принимает любые формы и размеры, чтобы ухватить добычу, заполнить себя тем или этим, в зависимости от того, в каком виде он желает вас заполучить.

Не успели они пересечь владения Самовара, устланные шоколадно-коричневой травой, и ступить на широкую обсидиановую равнину, как их со всех сторон окружила музыка, подобно внезапному пожару. Разворачивались и надувались яркие полупрозрачные палатки, раскладывались длинные столы черного дерева, ломящиеся от еды и от блестящих побрякушек, разматывались и развешивались по высоким столбам гирлянды разноцветных звездочек. Между палатками ковыляла карлица с огромными глазищами лунного цвета, длинными тяжелыми ушами, темной и замшелой, как древесный ствол, кожей, с всевозможными перьями и самоцветами в волосах.

Суббота всплеснул руками.

– А вот и Рынок Гоблинов! Видишь, Сентябрь, я же говорил, что прямо за углом нас поджидают чудеса! Здесь все самое лучшее!

Карлица, похоже, наконец, заметила их. Она сложилась пополам и медленно, не торопясь закувыркалась через двор по направлению к Сентябрь, переворачиваясь снова и снова как целеустремленный валун. Приблизившись, она оказалась коренастой и черно-зеленой. Колючие и гладкие участки кожи на ней чередовались, образуя сложный крутящийся узор. Агаты, гелиотропы, тигровый глаз усеивали ее голову и лицо, похожее на тускло поблескивающую маску.

– Налетай-покупай, покупай-разбирай, – начала она зазывания. Длинные бледные губы ее растянулись в улыбку. Она просунула гибкие пальцы с множеством костяшек в тяжелый черный жилет и извлекла пучок ослепительно-ярких морковок, толстых, кривых и заостренных, как нож, сверкающих так, будто их намыли в золотоносном ручье.

– Подходим, покупаем, подходим, покупаем, смотри, что предлагаем! Послушайте, послушайте, вглядитесь и прислушайтесь, милые дети солнца и луны, присядьте, отдохните, усталость утолите, поешьте, сколько сможете, за моим столом!

– Нет, нет, вот этого не надо! – воскликнул От-А-до-Л. Сентябрь тем временем разглядывала овощи, не прикасаясь к ним. Она уже научилась не пробовать ничего, прежде чем тщательно не исследуешь и не задашь достаточное количество вопросов. – Особенно остерегайся гоблинов, когда они начинают рифмовать, Сентябрь. От этих рифм добра не ж-ж-жди, – прожужжал он для убедительности.

– Добра, может, ждать и не стоит, – добавил Суббота задумчиво, – а вот чего-нибудь интересненького… Другой Суббота вообще парноколесных объезжал, а я что, не могу хотя бы морковку прикупить?

– Не надо, прошу вас! – заурчала гоблинша. – Зачем хулить мои товары? Шелк – что руно, а вот вино; цена – дешевле только даром! – Она прочистила горло и слегка смущенно уставилась на них оправленными в серебро глазами. – Прошу меня простить, привычка. Но осмелюсь заметить, здешнему народу нравится, когда так стараешься. Скороговорка – это не так-то просто, зверюга мой дорогой! Тут не обойдешься без Громкой Магии, а в ней я знаю толк. В гоблинских университетах хорошо учат! Ну да ладно, если хотите попроще, меня звать Толстянка Прекрасная, и у меня есть такое, сякое, всякое, никакое; что не купишь за грош, потом не найдешь… – Гоблинша сбилась и засмеялась над собой. – Да, не найдешь! Мы вашу нужду почуем за версту, в темноте и на свету. Мои морковки всем хороши, для лица румянца и огня души!

– Это уж точно, – фыркнул Аэл. – Распалить ее, раззадорить, чтобы плясала, пока не рухнет как подкошенная, вот уж спасибо, отлично придумано. И еще в придачу память ей отшибить, пускай забудет, как ее зовут. Или пусть превратится в маленькую гоблиншу, а ты за ней присматривай.

Гоблинша угодливо закивала.

– Может быть, может быть, кто знает. Только бизнес, ничего личного. Хотя я бы и не стала обращать ее в гоблиншу, не очень-то и хотелось. Мне и с моим Рыночком забот хватает – видите, какой беспорядок?

Свежий ветер надул радужные палатки и погнал между ними теневые сорняки перекати-поле. Платья затрепетали, амулеты забренчали.

– А почему беспорядок? – спросила Сентябрь. Морковь она не особенно любила, однако есть хотелось. Чашка кофе на обед – негусто. Гоблинша была совсем не противная и не страшная; и потом, разве не затем Сентябрь сюда явилась, чтобы превратить беспорядок в порядок?

Толстянка Прекрасная просияла, тигриные глаза ее заблестели.

– Видишь ли, Рынок Гоблинов – не совсем обычный рынок, это уж я тебя могу уверить. Когда гоблинша рождается и хочет чем-то заняться, а не просто так под мостом валяться (по мне – так лениться никуда не годится), она отправляется в Копеечный Лес в лучшем наряде, с угощением в кармане и, конечно, с узорным кремневым ружьем, а то и с двумя-тремя. Звери там не тихи, не кро?тки, ни по прозванию, ни по походке, что в хвост, что в гриву, что в гриву, что в хвост – иными словами, Лесок не прост. Так что дело ясное, Толстянка Прекрасная (шестая в роду, кого так нарекли), отправилась тоже, когда была помоложе, совсем девчонка, годков двести-триста, из монет монисто. В Копеечном Лесу много Рынков ко мне присматривались, все больше фруктовые, так уж повелось, – но я не обычный гоблин, мне они не по душе, тем паче что все мои сестры уже занимались фруктовым бизнесом. Терпеть его не могу. В клубнике нету глубины, а сливы вовсе не вкусны. Но дальше, в глуши, где Грошовые заросли извиваются, с Трехпенсовой лозой сплетаются, – там базары пряностей, там тележки жестянщиков, рыбачьи баржи, фактории контрабандистов, фонтаны спиртного, а еще дома? из железа и кожи, на филинов похожи, бродят по лесу на совиных ногах, клюют прошлогоднюю листву коньками крыш, ухают на луну да фыркают на прохожих – не знают, бедняжки, как зазывать, как угодить, как напеть, только и знают, что громыхать да скрипеть. Помню, один гоблин, совсем малец, хотел заарканить Рынок, который был ему слишком велик, – текстильная ярмарка, парча и атлас, – так тот его сбросил на землю, как щенка, и отстегал рулоном лучшего шелка. Надо знать, какой Рынок тебе подойдет и хватит ли сил его обуздать. Я нашла свой на Шестипенсовой Пустоши – такой хорошенький птенчик, над головой флаги трепещут. Заморочила я его прибаутками, заманила монетами да куплетами, а потом хлоп по кассе – и скрутила прямо на месте. С тех пор мы повязаны, как касса с деньгами, да вот только нынче… – Гоблинша наклонилась поближе к Сентябрь, избегая взглядов марида и виверна, и весь ее Рынок будто склонился вместе с ней. – Нынче тени понаехали, денег-то у них нет, а хочется и того и сего. А магия из них так и сочится. Разбрасывают ее повсюду, где появляются, так что остался мой Рыночек без работы. Никому не нужны теперь магические товары. Тени чего ни пожелают, раз – и сбылось. А мой бедняжка не спит по ночам, косточки ломкие, пальтецо поизносилось. Совсем рассыпается на части, бедный малыш.

Теперь, когда Толстянка Прекрасная это сказала, Сентябрь и сама увидела, что ткани на прилавках побиты молью, с киосков осыпается краска, да и весь Рыночек стонет и жалуется. Неужели, когда они пришли, все здесь выглядело так же?..

– Но вы-то не таковы! – продолжала Толстянка. – Вам явно чего-то недостает. Вам что-то очень нужно. Вы пропахли этим, как мускусом, пропитались, как сыростью. Что бы это ни было – у нас это есть, быть такого не может, чтоб не было! – Толстянка подмигнула и облизала губы.

– И чего же нам недостает, если оно такое пахучее? – спросила Сентябрь. Ее желудок урчал, требуя морковки, но она знала, что лучше обойтись, ох как хорошо она это знала! – Что это за Рынок у тебя такой?