Девочка, которая провалилась в Волшебное Подземелье и утащила с собой Развеселье - Валенте Кэтрин М.. Страница 54
Чем выше понималась луна, тем быстрее становились танцы. Суббота и его тень, поклонившись друг другу, начали вальсировать, словно два прекрасных синих облачка. Тень вела, а ее хозяин следовал за ней, рисуя идеальные круги на траве. Аэл и его тень кружились с воплями и топотом, сцепившись хвостами. Баклажанчик кудахтала так протяжно и громко, будто копила это в себе всю жизнь. Она вращалась в хороводе с одним зеленым фламинго и компанией очень крупных и очень Тихих перепелок.
И вот наконец из-за холма показался некто в зеленом пиджаке, зеленых бриджах и зеленых снегоступах, верхом на ревущей Леопарде.
– Моя маргариточка, тыковка милая, свет моих лунных ночей! – кричал Зеленый Ветер. – Потанцуй со мной, осеннее яблочко, пусть будет в сердце весна! – Он сгреб Сентябрь в охапку и закружил в безумной джиге, взлетая в воздух с каждым виражом. Сентябрь заливалась смехом, а воздух вокруг нее был напоен ароматами зелени.
Хэллоуин тоже рассмеялась и предложила руку тени Зеленого Ветра.
Только тень их отца стояла в одиночестве, опираясь на здоровую ногу, глядя на танцующих, к которым не могла присоединиться. Сентябрь, с румянцем вполлица, оставила Зеленый Ветер на попечение Серебряного. Зеленый Ветер отбивал ритм на зеленой мандолине, которую извлек из шерсти Леопарды.
Сентябрь взяла папу за руку.
– Мы это сделали, – сказала она. – Мы почти дома.
В этот самый миг где-то далеко, а может, еще дальше, в высоких песочных часах струйкой просы?пались последние песчинки, и Сентябрь исчезла, как светлячок при первом свете дня.
Глава XXII
Войну забыть невозможно
в которой Сентябрь возвращается домой
Ясное утро, золотое и розовое, поднималось над прерией. Сентябрь оказалась в высокой пшенице, в том самом месте, откуда начала погоню за гребной шлюпкой с Черным и Серебряным Ветрами. На ней снова было деньрожденное платье, и она люто проголодалась и мечтала только о завтраке. Интересно, что случилось с Принцем Миррой и нашел ли он Маркизу – вдруг именно он должен ее разбудить? Узнаю ли я когда-нибудь, куда подевались все феи и эльфы и что такого особенного в яйцах Додо? Узнаю, когда вернусь. На этот раз, я уверена, в мое отсутствие ничего ужасного не случится! И у нас с Субботой и Аэлом будет настоящее приключение, без грусти и без темных мест.
Сентябрь потерла глаза – после долгих блужданий в темноте солнечный свет казался нестерпимым. Все было таким ярким, что можно было подумать, будто Волшебная Страна ей только приснилась. Если не считать того, что в руке ее развевался большой черный лоскут, который мог быть флагом, но Сентябрь знала, что это не флаг.
Это был теневой папа. Она все еще держала его за руку.
На краю пшеничного поля ждал знакомый дом, теплый и уютный.
– Это дом? – спросила папина тень. – Это правда дом?
– Да, папа. Это дом. Там мама, и хороший кофе, и наша старая собачонка у огня. Я привела тебя домой. – Она так хотела, чтобы он гордился ею.
– Значит, все было не зря? Все, что я сделал?
– Не думай об этом, папа.
Тень отца печально посмотрела на нее.
– Войну забыть невозможно, Сентябрь, радость моя. Никто не может. И ты не забудешь свою войну.
Они направились к дому, хотя Сентябрь еле переставляла ноги. Она хотела продлить это последнее мгновение с папой, хотя, конечно, это была всего лишь его тень. А сам папа, во плоти, все еще сражался во Франции, и когда они с тенью дойдут до дома, она снова останется без папы.
Наконец Сентябрь остановилась, и тень остановилась вместе с ней. Сентябрь едва сдерживала слезы. Она умоляюще сложила ладони, как делала, когда была совсем крошкой и просилась на ручки, где было тепло и уютно.
– Я так по тебе скучаю, – прошептала она. – Иногда мне снится, что ты умер и я никогда больше тебя не увижу.
Отец повернулся. Он взял Сентябрь на руки, как давным-давно, закрыв черные глаза и положив большую темную руку на ее кудрявую голову. Она зарылась лицом в плечо тени и затихла. Если она отпустит его, он исчезнет. Это она знала точно.
В домике зажегся свет, и в этом свете Сентябрь увидела двоих, которые двигались и разговаривали. Сердце ее ухнуло вниз.
Не может быть! Или может?
Когда она добралась до крыльца, на котором молочник уже оставил бутылки, тень уменьшилась до лоскута размером не больше одеяла. Сентябрь прижала его к груди и надеялась изо всех сил. Она Хотела этого всем своим существом.
Мама стояла в гостиной около напольного радиоприемника в корпусе из орехового дерева. Лицо у нее было мокрое и распухшее от слез, и она крепко обнимала папу Сентябрь, настоящего папу, не тень, а мужчину в коричневой военной форме и фуражке с золотистыми штучками. Он опирался на темный костыль, потому что одна его нога была в гипсе.
Когда мама увидела Сентябрь, входящую с бутылками молока, она улыбнулась, как рассветное солнце, и раскинула руки, приглашая к объятиям и ее, их любимую маленькую девочку. У папы был изможденный вид, но он улыбнулся своей обычной кривоватой улыбкой и назвал дочь по имени. Взять ее на руки он не мог, как бы ему этого ни хотелось, но зато крепко прижал к себе, а собачка-подлиза прыгала, скакала и тявкала вокруг них троих.
Пока папа обнимал ее свободной рукой, Сентябрь осторожно прижала к нему темный лоскут. Измученная тень с облегчением улеглась на место. В этом мире Сентябрь не нуждалась в Заклепочнике – тень сама хотела соединиться с хозяином. Она никому не стала бы рассказывать о том, что с ней случилось, разве что тени своей жены, пока их хозяева спят. Тени как никто умеют хранить секреты.
Все трое долго-долго не разжимали объятий.
Когда же слезы высохли, объятия разомкнулись, завтрак был съеден, и этот радостный, невозможный, чудесный день занялся своими делами, мама Сентябрь заметила странную вещь. Она ничего не сказала – к чему это, когда семья наконец вместе и всем без того есть о чем подумать. Однако мама была почти убеждена, что дочкина тень стала темно-зеленой – как пиджак одного человека, которого она знала много лет назад, когда была маленькой девочкой.