Такой смешной Король! Повесть первая - Леви Ахто. Страница 32
Они шли пешком. Арви ликовал и беспрестанно болтал о том, как они станут великими путешественниками. На земле еще много неоткрытых мест, островов. Но, чтобы добиться успеха, надо постоянно тренироваться. Он даже предложил добираться до Сухого Места бегом. Но нет, Король не забыл его лекцию о непропорциональности и прочих неудобствах, связанных с этим, — бежать он не станет. Тем более что на душе у Короля было тревожно и неопределенно: с одной стороны — привет школе! С другой… чем все это кончится? Об Алфреде и Хелли ему думать не хотелось, но когда Эльна узнает, что он пешком дошел до Сухого Места, кто знает…
Прошагав весьма энергично километров шесть-семь, они незаметно для себя сбавили ход, а еще через километр, когда их перегоняли чьи-то сани и лошадь призывно заржала, они тоскливо посмотрели вслед. Король не решался сказать, что уже порядочно устал. Арви тоже… Хотя и собирался недавно весь путь преодолеть бегом…
Следующую лошадь они тем не менее приветствовали очень дружно, словно сговорились. Седоком на розвальнях оказался Прийду с Рямпсли. Король не раз видел его и на Сааре, и на У Большой Дороги, когда Прийду приходил к Алфреду подстригаться. Но сейчас, было похоже, Прийду не узнал Саареского Принца. Он был и зол и весел одновременно. Королю это было удивительно: как так, будучи сердитым, человек в то же время может быть и веселым? Прийду не узнал Короля, потому что был в таком состоянии, когда мир вполне может быть неузнаваемым. От него исходил запах вина, хотя Арви потом объяснил, что это был запах спирта, а не вина.
— Кур-р-ат! — сказал Прийду вполне дружелюбно, когда путешественники устроились сзади на розвальнях. — Кур-ради, мальчики, куда идете? А я их не боюсь — во! — продолжал он, не дожидаясь объяснения мальчиков, а вот кого он не боится, это путешественники смогли понять не скоро, потому что Прийду начал добродушно и зло ругаться, прерывая себя долгим смехом, награждая свою чалую лошадь вожжами. — Кур-рат, ой, курр-ат!
Потом картина, естественно, обозначилась: когда Прийду ехал в город, уже при въезде его обогнала колонна грузовичков с солдатами. Чалая, как и большинство островных лошадей, испугалась машин и стала шарахаться. Прийду, мобилизовав все свое знание русского языка, стал орать на проезжающих солдат, потрясая кулаком: «Кур-рат! Саа-тан! Ванька!» — и тому подобное. Одна машина остановилась. К Прийду подошли солдаты с офицером. Убедившись, что ни самому Прийду, ни лошади, ни телеге никакого вреда причинено не было, они привезли его в город и сдали милиции, где он просидел в кутузке всю ночь вместе с пьяным, который тоже приставал к солдатам и всячески их обзывал.
Утром с Прийду взяли десять крон штрафа и отпустили. Теперь Прийду ехал домой в хорошем-плохом настроении, пел и ругался.
— Кур-рат!
Доехав до Звенинога, Прийду повернул лошадь в деревню. Путешественники продолжали свой путь пешком, и Королю удалось увидеть крышу хутора Нуки, хутор У Большой Дороги также хорошо просматривался. И чем дальше они шли, тем сильнее Короля тянуло назад, а идти становилось все труднее. Арви помалкивал.
Отдохнув на розвальнях, друзья зашагали сначала бодро, но наступающие сумерки наводили на думы о ночлеге.
— Где-нибудь отыщем сеновал, — предложил Арви, — или попросимся переночевать на какой-нибудь хутор, скажем, что заблудились, или что-нибудь соврем.
Но когда они дошли до места, которое называется Кангруспина, с ними случилось нечто непредвиденное. Навстречу им попались три здоровых парня, по меньшей мере пятиклассника, с ними две дворняжки. Поравнявшись с ними, путешественники увидели в руках встречных плети. Совершенно неожиданно парни пустили плети в ход. Стали стегать по спинам и лицам путешественников, которые даже не сразу догадались убежать. Они растерялись, попытались выяснить: «Что мы вам плохого сделали?» — но парни, не переставая хлестать их плетьми, к тому же натравили на них псов. Неожиданно Арви сиганул, как заяц, и помчался обратно в сторону города. Деревенские бросились за ним, как за более лакомым кусочком, за деревенскими побежали собаки.
Воспользовавшись этим, Король побежал что было сил в другую сторону. Если бы не глубокий снег, он бы, конечно, ушел в лес. Он бежал долго, не оглядываясь, и наконец остановился в изнеможении — он был один. Где-то далеко лаяли собаки, больше ничего не было слышно. И куда-то девалась вторая варежка.
Король вспомнил, что Арви сложен пропорционально и регулярно занимается бегом по утрам, это давало надежду, что его не догнали. Он успокоился, хотя никак не мог отдышаться. Стало жарко. Тут он услышал шум мотора и увидел приближавшийся со стороны Сухого Места грузовик. Он колебался: поднять руку или нет? Но грузовичок остановился около него сам. За рулем сидел Карп.
Действительно, где беда всего ближе — там помощь тут как тут, как говорится в одной эстонской пословице с давних-предавних пор, когда еще и думать не думали о том времени, где человек человеку друг, брат, товарищ, и о чувстве локтя не помышляли.
Невозможно передать, как обрадовались друг другу друзья.
— Где же ты все время был?! — спросил Король по-эстонски, залезая в кабину.
А Карп улыбался, и его большой рот стал как будто шире.
— Где же ты все время был? — приставал Король, и в этом вопросе звучал упрек.
— Работал я, брат, все работал — такая служба, — отвечал Карп по-русски. Король не понял, но сказал по-эстонски, что вот он в драке варежку потерял и показал свои порядком озябшие руки.
— Не беда, — сказал Карп весело, вытащил из кармана солдатского бушлата кожаные, когда-то черные варежки и сунул их Королю.
— Надевай, брат.
Действительно, варежки эти были Королю, мягко говоря… в самый раз: его руки были в них похожи на тюленьи ласты. Карп взглянул и снова расхохотался.
— Хорошо, брат! Носи.
Карп стал рассказывать Королю, что его теперь гоняют постоянно возить грузы на базы, что белье теперь Хелли привозит другой солдат, черный — Король того, конечно, видел, — но он, хотя и не понимал, о чем рассказывал Карп, все время поддакивал: аха-а, аха-а. Затем стал сам оживленно рассказывать о том, как в городе Журавлей везде стало нельзя и стоят солдаты с винтовками, так что они с Арви пошли путешествовать — он все поглядывал на дорогу, надеясь увидеть бегущего Арви, и вот на них напали, а Арви быстро бегает, потому что пропорциональный, и вот не видно его совсем, неужели так быстро бегает, что уже до города добежал?
Карп, уловив в рассказе Короля слово «солдат», согласился, что да — солдатская служба такая и есть, куда поставят, там и служи. Офицерское дело командовать, солдатское — подчиняться.
— Офицеры тоже всякие есть, — говорил Карп, и Король сказал: «аха-а», — есть ничего люди, порядочные, — Король сказал: «аха-а», — но есть и такие свиньи, что…
Король сказал:
— Аха-а…
— Но вообще-то солдат — человек маленький, — подытожил Карп.
Король согласился:
— Аха-а.
Карп говорил по-русски.
Король рассказывал по-эстонски.
Смеялись оба на всем понятном языке смеха, и опять два колокола били: один тоненько дискантом, другой басом грохотал.
Словно угадав, как трудно бывает человеку, когда, пустившись путешествовать, забыл захватить паек, Карп порылся в уже знакомой сумке от противогаза и вручил Королю сверточек с бутербродами.
— Поешь.
Король только и сказал:
— Эге…
И бутерброды — черный хлеб с мясом — исчезли с удивительной быстротой. Арви нигде не было видно. Поев, Король стал смотреть на руки Карпа, державшие баранку. Он любовался нарисованной на тыльной стороне ладони голой женщиной — рыбой с большими грудями, которые подрагивали, словно живые. Незаметно он уснул под убаюкивающее урчание мотора. Скоро он привалился к Карпу, тот осторожно положил его голову себе на колени, а ноги поднял на сиденье.
У дома, куда раньше привозил белье, Карп остановил грузовичок. Король проснулся, и Карп сказал:
— Ну, привет передавай. Может, заеду как-нибудь, если будет время. Пока, брат!