Сказки - Почепцов Георгий Георгиевич. Страница 37

— Это хорошо, — потерла руки Феонила. — Темнота — моя подружка.

Поколдовав, Феонила стала медленно подниматься в воздух. Такой темной ночью ее никто не увидит в вышине, так что незачем превращаться в ворону, тем более, если это укорачивает жизнь. А Ирэн с замиранием сердца выглядывала из сумки, потому что никак не могла привыкнуть к ночным полетам.

Феонила поднялась над крышами и стала высматривать, где же ненавистная башня. Она полетела вдоль проспекта, где горели уличные фонари. Подол ее платья шелестел позади. Внизу мелькали улицы, площади, дома. Феонила все увеличивала скорость, а Ирэн недовольно ворчала:

— Ведь уронит! Вдруг наклонится и уронит. Надо взять в зубы сафьяновую книжицу. Если не за мной, то за книжицей она обязательно бросится.

Вскоре Феонила увидела скверик с башней и осторожно спустилась, чтобы не попасть на электрические провода. Она заспешила к башне, на ходу прикидывая предстоящую работенку.

— Понастроили… Сейчас все равно мы тебя уничтожим! Сейчас хоть двадцать пять, хоть триста двадцать пять, — зашарила она рукой в сумке. Забью все их окошки — это раз. Два — поставлю ловушку с ведром и холодной водичкой. Пускай котик покупается! А три, три — это мое устрашающее письмо! Ну как?

Феонила раскрыла записную книжку, торжественным жестом поправила очки, как мотогонщик перед стартом, но ничего не смогла прочесть. Ведь было так темно… А глаза ее хоть и светились в темноте, но не настолько, чтобы прочесть бисерный почерк.

Она затопала ногами от возмущения, но потом, поискав глазами далеко стоящий фонарь, поспешила к свету.

Теперь записную книжку было видно, но не было видно этой проклятой башни. А для хорошего колдовства видеть башню нужно было обязательно. Пришлось наколдовать фонарик.

Протерев очки от ночной росы, Феонила принялась за работу. Сначала наколдовала ведро с холодной водой для утреннего купания Василая. Потом принялась забивать окна. После каждого обработанного окошка Феонила довольно кряхтела. В конце она достала еще ультиматум, приладила его и залюбовалась своей работой. Довольная, она обошла башню вокруг.

Дело было сделано.

Феонила улыбнулась. Теперь ей было хорошо и радостно. Она сделала свое гадкое дело и тем самым сразу исправила свое настроение. «Твое настроение — в твоих руках», — любила говорить она холодными зимними вечерами, когда летать уже холодно и приходится жить воспоминаниями о старых летних пакостях. Теперь, радостная, она подхватила Ирэн, спросила, не жестко ли ей, и они понеслись домой. Феонила время от времени оборачивалась, думая увидеть заколоченное бюро добрых услуг. Ей даже казалось, что она его видела, и потому она удовлетворенно хмыкала. Ночь прожита не зря. А днем лучше спать, чем работать.

Дома обе они уютно улеглись в постельку и захрапели, словно духовой оркестр. Феонила выводила самые низкие звуки, а Ирэн самые тонкие. В такт их дыханию качались занавески на окнах, так что можно было подумать, что они в каюте океанского теплохода. Под носом у Феонилы подергивались маленькие черные усики, оставшиеся ей от былых превращений в усатых мужчин. Подрагивали ножки Ирэн.

Глава шестая

ПО-ХОРОШЕМУ

Вот какова история Феонилы, вот почему она так «заинтересовалась» бюро добрых услуг.

Итак, враг № 1 определился. Был, конечно, еще и враг № 2 с обрубком хвоста, но он полностью слушался своей хозяйки. А что делают с врагами?

Но наш волшебник был очень добрый и вовсе не любил драться, даже с волшебниками. А тут тем более перед ним оказался враг женского пола. Правила вежливости обязывали его относиться почтительно к такому врагу.

— Давай заколем ее копьями, забросаем стрелами и вообще сотрем с лица земли самым большим бульдозером, — предложил Василай, который не думал о правилах вежливости.

Волшебник вздохнул, хотя нарисованная Василаем картина тоже пришлась ему по душе:

— Нет-нет, мы же не такие, как она. Мы — настоящие волшебники…

Василаю, конечно, понравилось, что и его зачислили в волшебники, поэтому он заранее был уже готов согласиться с любым предложением друга. Наконец волшебник сказал свое самое главное слово:

— Надо как-то сказать ей. По-хорошему. Чтобы оставила нас в покое.

Вот так мягко он сказал. Ведь добрый человек всегда думает, что все можно решить по-хорошему. Что плохой человек, видно, не понимает, что он творит, а вот если ему рассказать по-доброму… Так думал волшебник, потому что хороший человек и о плохом думает хорошо.

И они с Василаем отправились домой писать письмо-ответ.

— А как вообще пишут письма? — задумался волшебник, так как совершенно забыл, как это делается. Но ему простительно, ведь все мы помним, что был он немножко рассеянным. Он посмотрел на Василая, но Василай только смущенно покачал головой. Он еще никогда в жизни не писал писем.

Тогда волшебник покряхтел и вышел на лестничную площадку, чтобы все же спросить у кого-то знающего, как все это делается.

Первым мимо него прошел товарищ управдом, которого волшебник побоялся спрашивать о таких несерьезных вещах.

Второй прошла соседка, которая, если спросить о письме, расскажет обо всем сразу: и о письмах, и о том, кого следует отправлять в космос, и о том, какие яйца называются диетическими… Поэтому при виде ее Мокулай принялся усиленно завязывать шнурки.

А третьим бежал второклассник Виталик Грицак. Вот кого Мокулай решился порасспросить.

— Виталик, а как пишутся письма?

Виталик с подозрением посмотрел на волшебника, но все же ответил:

— Письма пишутся очень просто. Сначала надо написать: «Дорогая бабушка». А в конце: «Целую. Виталик». А между ними очень трудно придумать что-нибудь. Если бы я знал, что написать между ними, я бы писал бабушке часто-часто. А такое маленькое письмо отправлять стыдно.

— Ага, — обрадовался Мокулай и прокричал «спасибо» Виталику, который уже бежал этажом ниже.

Волшебник разложил тетрадный листок, взял в руку ручку и… «Дорогая Феонила», — хотел начать он, но потом задумался.

— Как-то неудобно писать «дорогая», она ведь нам не очень дорогая!

— Пиши тогда просто Феонила, без «дорогая», — предложил Василай.

— Феонила, Феонила. Нет-нет, это получается очень грубо, — задумался волшебник. — А, вычеркнем, обойдемся без этой первой строчки. Она по надписи на конверте увидит, что это ей. Зачем дважды писать?

И он снова взял бумагу и посмотрел в ее чистые воды, не решаясь прыгнуть туда своим чернильным пером.

— Прошу вас, нет, просим вас, — начал он. И на этот раз действительно вывел эти первые два слова: «Просим вас». И взглянул на Василая, чьи ушки вздрагивали от нетерпения.

— Это ничего, — поддержал его Василай. — И строго, и вежливо сразу. Так надо писать все письмо. А в конце нарисовать череп и кости.

— Это еще почему? — удивился волшебник.

— Череп — это наш ум. А ее — это кости…

— Нет-нет, — снова не согласился волшебник. — Все должно быть вежливо и красиво. А ты прямо какое-то бандитское послание хочешь сделать.

Василай немножко обиделся и отвернулся. Волшебник улыбнулся и погладил его кончиком ручки. Тогда Василай вздохнул и вернулся к письму. И в конце концов они написали:

— А как же подписаться? — занервничал волшебник. Он представил подпись: «Целуем. Мокулай и Василай» — и покраснел.

— А может, и тут обойдемся? Что она — не знает о нас? Прекрасно знает.

— Действительно, не писать же «целуем», — повторил волшебник и снова покраснел.

— Нарисуй что-то обидное-преобидное: топор и рядом с ним голову.

— А это еще зачем?

— Мы умные, как голова, а она вроде топора.

— Нет, что ты, она может испугаться и решить, что мы хотим отрубить ей голову.

— Что она — такая непонятливая? Будет же ясно нарисовано. Топор и голова.

Но волшебник все равно не согласился с Василаем.