Я успею, ребята! - Ефремов Андрей Петрович. Страница 2

— Витька, Витюха, мы тут!

Он так подпрыгивал, что всем вокруг, наверно, ноги отдавил и в портфеле у него гремело, как обычно. На нас оглядывались, а Ваньчик бушевал, будто мы год не виделись. Только, если правду сказать, я по Ваньчику не меньше соскучился.

— Привет, — сказали мы друг другу.

Я положил ему руку на плечо, и мы просто так постояли рядом.

— Слышь, Витька, — сказал Ваньчик, — а я медную трубку достал, какую надо, и паяльная лампа у меня теперь своя.

И тут он увидел какого-то знакомого и опять заорал.

Он бы и в школе покричать не отказался, но уж больно громко получалось. Пока до класса шли, я чуть не оглох, — наверное, за каникулы отвык. Борис Николаевич сказал:

— Иваницкий, Лешенька, я уже устал, радость моя.

— Делаю выводы, — ответил Ваньчик и влетел в класс. За дверью загремело.

— Поздравляю вас с началом учебного года, — сказал Борис Николаевич.

Мы с Ваньчиком уже уселись как полагается, а Борис Николаевич встал около нашей парты и стоит.

— Иваницкий, ты знаешь, что такое критическая масса?

— Ага, — говорит Ваньчик, — это в атомной бомбе. Или ещё где-нибудь.

— ещё где-нибудь. — Борис Николаевич вокруг посмотрел. — В нашем классе, Иваницкий. И сейчас мы эту массу пополам разделим. Для мирного использования.

Рассадил он нас, в общем. Эх, жалко, нам в класс новеньких не прислали! Не было бы свободных мест — не рассадили бы.

Совершенно непонятно, почему люди в такую погоду в коридорах толкутся. Мы за две перемены чего только не успели — даже в футбол постукали, даже за мороженым сбегали. А как третья началась, что-то грустно стало. Вот, думаю, будут скоро одни тучи да лужи, тут не то что в футбол — вообще на улицу носа не высунешь. Встали мы с Ваньчиком на солнышке и греемся. А греет здорово, ну прямо как летом. Так бы и звонок прозевали. Хорошо, Ваньчик на часы посмотрел.

Вот уже по нашему этажу бежим, а навстречу этот Гудилин, и с портфелем. Как будто уроки кончились. Несется, топает — весь этаж гудит. Вдруг около лестницы из-за поворота первоклассница выскочила. И откуда взялась? Заблудилась, что ли? Ведь все же малыши выше нас учатся.

— А ну вали!

Нет, правда, он ее, как табуретку какую-нибудь, в сторону отпихнул, как будто и не человек это. Девчонка прямо к нам отлетела.

— Ну скотина, — Ваньчик говорит. — Ну гадина!

Я девчонку поднял, она сразу куда-то убежала, а Гудилин к нам вернулся. Он руки под пиджак сунул, раз — и ремень вытягивает. Военный, с бляхой.

— Ну, кого первого? Ты, что ли, рыжий, вякал? Подходи давай, у меня времени мало.

И ремень на кулак накручивает. Вдруг от нашего класса Базылева бежит и кричит:

— Ой, мальчишки, вас же директор по всей школа ищет, а вас нет!

Гудилин со своим ремнем сразу убрался, а мы с Ленкой остались. Она повернулась и к классу пошла.

— Зачем ищет, ищет-то зачем?

— Да ну… — Она рукой махнула. — Придумала я. Увидела, как этот к вам привязался, и придумала.

К парте своей подхожу — моя парта у окна стоит, — смотрю, а этот тип уже из школы вышел. Стоит и головой крутит. Там в сторонке серая «Победа» остановилась, так он к ней как ошпаренный кинулся. Из машины мужчина вышел, Гудилин говорит ему что-то, а сам на школу показывает. Мужчина ему часы под нос сунул и вдруг по щеке как треснет! У Гудилина даже голова дернулась. Потом по плечу похлопал и в машину полез. И Гудилин с ним. Так вместе и уехали.

Я Ваньчику на перемене говорю:

— Чего было крик-то поднимать? Девчонка эта и не поняла ничего, твоего крика больше испугалась.

— Я зато понял, — Ваньчик говорит, — а ты смотри осторожней, в другой раз Ленка опоздать может.

До самого конца уроков не разговаривали. И домой врозь пошли.

Утром я из дому, как всегда, выскочил и припустил. Уже два парадных проскочил, пока вспомнил: спешить-то некуда. Это у нас с Ваньчиком раньше такое соревнование было: кто первый на трамвайную остановку прибежит. Уж я бегал-бегал — никак раньше Ваньчика не получалось. На остановке вокруг газона вроде заборчика — труба на коротких столбиках. Как ни прибегу, все он там по этой трубе ходит. Увидит меня, руками замашет, свалится. «Сегодня уже почти всю прошел!»

Со второго класса человек трудился.

Зря я с ним вчера все-таки.

Трамвайные провода уже видны были. Я посмотрел на часы и пошел медленней.

Ваньчик, он не то что рыжий, он красный — хочешь не хочешь, увидишь. Ну я и увидел. Он к трамвайной остановке шел еле-еле и руку с портфелем все время задирал — на часы смотрел. Я и подумать ничего не успел, а уже бегу как ненормальный. Сзади кто-то:

— Ох ты!

А я только остановку и Ваньчика вижу. Из-за чьей-то спины в клеточку выскочил — бежит мой Ваньчик. И так мы с ним дали, что стоим на остановке, дышим, а говорить не получается. Ваньчик продышался немного:

— Ну что, — говорит, — кишка-то, уф, тонка!

— Сам ты, — говорю, — кишка.

И чего-то нам смешно стало. Вот не было вчера ничего, и все тут. Стоим и хохочем. До школы-то ещё времени вон сколько.

Первым уроком была литература. Базылева на Пушкина в учебнике налюбовалась и шепчет:

— Ты, Кухтин, чего красный такой?

— Утренняя пробежка, — говорю, — очень хорошо, если кто понимает.

— Все с Лешкой на остановку бегаете?

— Ага, — отвечаю, а самому так вдруг захотелось что-нибудь Ваньчику сказать, ну как будто и не разговаривали только что.

Я за партой перевернулся и зашипел, как змей:

— Ваньчик, Ваньчик!

Смотрит он на меня, смеется, а потом тоже шепотом:

— Чего?

Ну, я ему и моргнул разок. Ленка спрашивает:

— Поговорили?

— А как же?

У нас ведь просто: два слова — и порядок.

На большой перемене хотели за мороженым сбегать, а тут дождь. В буфет толкнулись — очередина, конца не видно. Ваньчик на часы посмотрел.

— До чердака, — говорит, — на время. Слабо?

Дождались мы, пока секундная стрелка на двенадцать запрыгнет, и как дунем вверх по лестнице. Только я Ваньчика и видел. И как он меня на целый марш обогнать умудрился? На чердачную площадку залетаю, а там темно, накурено — не сразу и Ваньчика-то увидел.

— ещё один. Ну прямо сами нарываются.

Это надо такую невезуху! И тут на Гудилина наскочили. И главное, ещё трое с ним. Я бы, может, убежал, только они Ваньчика уже зацапали. От лестницы отпихнули — не проскочишь.

— Ну чего, — Гудилин меня к Ваньчику толкнул, — тоже приключений ищешь?

На ухо одному пошептал что-то, тот и убежал.

Быстро вернулся и первоклассника с собой тянет.

— Иди, — говорит, — иди. Не бойся.

А он и правда не боится. Откуда ему знать, что в школе такие типы бывают. Гудилин мальчишку перед собой поставил и за плечо держит.

— Во, сейчас заступаться будете сколько влезет. На всю жизнь назаступаетесь!

И крутит мальчишку, как будто выбирает, с чего начать, а команда его в углу нас прижала. Держат, ну прямо в стенку вдавили.

Ваньчик рядом со мной дернулся.

— Гудок, слышь, Гудок, пусти его, ну! Я тебе что хочешь делать буду! Да Витька, ты-то скажи!

Нет, я честное слово, не знаю, что бы там у нас вышло, если бы первоклассник этот не закричал. Он глядел на Гудилина снизу и кричал. Не вырывался, не плакал, а просто кричал.

— Молчи, сопля! — Гудилин хватал его за лицо. — Молчи!

Несколько человек затопали снизу на лестницу.

— Опять, — закричал кто-то, — опять на площадке хулиганство!

Я после уроков говорю:

— Вот ведь паразит, настроение испортил.

А Ваньчик сидит и молчит. Обхватил свою рыжую голову руками, в парту смотрит. Я его такого и не видел никогда. В коридоре шум, возня, а мы как будто ждем чего-то. Потом Ваньчик на меня посмотрел.