Жили-были солдаты (сборник) - Длуголенский Яков Ноевич. Страница 3
— Дядя часовой, а дядя часовой…
Но часовой опять только шевельнул глазами.
— Ему говорить тоже нельзя, — сказал Брыкин.
— А мне можно?
— Тебе можно.
— Тогда пусть он не говорит, — сказал Миша, — я ему сам скажу… важное. Он слышит?
— Слышит, — сказал Брыкин.
И Мише опять показалось, что часовой хотел улыбнуться.
Миша сказал:
— Часовой, а часовой… Я знаю один случай — про то, как собака знамя съела. Часовой ушёл, а она прибежала и съела… У вас тут Гашетка бегает; она не съест?
— Нет, — сказал часовой.
— Он говорит?! — удивился Миша.
— Это я говорю, — сказал Брыкин. — Он не говорит. У нас, Миша, знамя не пропадёт. У нас не такие солдаты. Да и Гашетка не будет его есть. Ведь это солдатская Гашетка, и понимает: самое дорогое у солдата — знамя. Разве будет она его есть?
Миша подумал и решил, что, конечно, не будет: разве военная собака станет знамя есть?
— А можно, — сказал Миша, — я посмотрю на знамя вблизи?
— Можно, — сказал Брыкин.
Они подошли к часовому совсем близко, под сильные лампы, которые освещали часового и знамя, и Брыкин приподнял Мишу, и Миша вдруг увидел на знамени дырки.
«От пуль!» — сразу догадался Миша. И ещё увидел на красном полотнище орден. А какой — Миша не знал.
— Какой это орден? — спросил Миша Брыкина.
— Суворова, — сказал Брыкин. — Не так уж много знамён, которые носят орден Суворова. А теперь — пошли. А то часовому попадёт, что мы около него крутимся. У знамени никто крутиться не может: ни ты, ни я, ни командир… У знамени может быть только часовой.
Миша сказал:
— До свиданья.
Брыкин отдал знамени честь.
И тогда Миша тоже отдал знамени честь. Про себя только.
«Так вот оно какое, знамя, — думал Миша. — Настоящее знамя. С орденом. И с дырками от пуль».
— А теперь мы куда? — спросил Миша. — К пушкам?
— Пушки все одинаковые, — сказал Брыкин. — Одну посмотришь, а другие и смотреть нечего. Другое дело солдаты: разные все… В спортзал мы пойдём.
В спортзале стояли брусья, конь, турник и стол. Самый обыкновенный стол.
В углу смуглый солдат в синих трусах и белой майке поднимал штангу. На штанге было много блестящих никелированных «блинов», и солдат поднимал их все сразу.
— Это мой знакомый солдат Лёша, — сказал Брыкин.
— Сильный, — уважительно сказал Миша.
— Конечно, сильный, — подтвердил Брыкин. — Ты сядь на него — он и тебя поднимет. Да что тебя! Он знамя одной рукой несёт…
— Одной рукой? — не поверил Миша. — Сильный!
— Конечно. Чтоб держать знамя, надо быть сильным.
Миша хотел спросить, куда Лёша несёт знамя, но Лёша опустил штангу и сказал:
— Привет, Брыкин!
А потом объяснил, почему не сказал раньше «привет»: держать над головой штангу и говорить «привет» — тяжело.
— А стол вы поднимете? — подумав, спросил Миша.
— А стол ты поднимешь? — спросил Брыкин.
— За одну ножку? — понимающе спросил Лёша.
— Да, — радостно сказал Миша, — за одну.
Лёша подошёл, крякнул и поднял стол за одну ножку.
— Сильный, — уважительно сказал Миша.
— Конечно, сильный. Ты сядь на него — он и тебя поднимет.
— А вы? — спросил Миша.
— А я не могу, — сказал Брыкин и посмотрел в сторону, где солдат Лёша натирал руки чем-то белым.
— Почему не можете? — спросил Миша.
— Потому что я не сильный…
— Но вы же солдат? — горестно спросил Миша.
— Солдат, — горестно сказал Брыкин.
Тут Миша посмотрел» на Брыкина, сравнил, какой высокий Лёша и какой маленький Брыкин, и всё Мише стало понятно.
«Эх, — подумал Миша, — почему Лёша такой высокий и почему Брыкин не такой? Будь он высоким, обязательно нёс бы знамя. И стол за одну ножку смог бы тогда поднять…»
Мише стало ужасно обидно за Брыкина.
И Миша впервые усомнился в том, что солдаты всё могут.
От огорчения Миша не спросил даже про пушки, а только сказал рассеянно:
— А теперь куда?
— На полосу препятствий, — сказал Брыкин.
Миша пошёл за Брыкиным и увидел, что никакая это не полоса: просто за домиками, понастроены какие-то штуки, около них стоят солдаты, и офицер что-то объясняет им.
— Это и есть полоса? Тогда это у нас тоже есть, — сказал Миша, показывая на гимнастическое бревно. — Мы по нему бегаем, и не страшно. Только Митька Соловушкин трусит. Один во всём дворе.
— А чего он трусит? — спросил Брыкин.
— Так — боится…
Миша хотел рассказать про Соловушкина, но в это время двое солдат спрыгнули в окопчик, офицер сказал: «Внимание… марш!» — и солдаты снова выскочили из окопчика и побежали, пригибаясь к земле.
— Куда они бегут? — удивился Миша. — К проволоке?
Солдаты действительно бежали к проволоке. Это было странно, потому что проволока была натянута над самой землёй и в ней запутался бы даже кролик, вздумай он туда залезть.
— Они поползут под проволокой, — сказал Брыкин.
— Зачем? — удивился Миша.
— А если проволока в бою попадётся? Не проползут, запутаются… Уж лучше пусть сейчас запутаются.
И точно. Один солдат запутался.
— Не дёргайся! — кричали солдату, который запутался. — Не дёргайся! А то ещё больше запутаешься!
А второй солдат уже бежал по бревну, словно это было не бревно, а асфальтовая дорожка, потом перепрыгнул низенький заборчик, потом одолел высокий забор, потом спрыгнул в маленький окопчик и швырнул две гранаты в какую-то щель.
«Бабахнет сейчас!» — зажмурился Миша.
Но Брыкин сказал:
— Они не настоящие.
И Миша сразу тогда открыл глаза и как ни в чём не бывало поправил свою бескозырку.
Запутавшегося солдата вынимали из проволоки. У него съехала каска, и Миша вдруг увидел, что солдат — рыжий. Это почему-то так удивило Мишу, что он сказал:
— А солдат-то рыжий?
— Ну и что? — сказал Брыкин. — Красиво.
А второй солдат в это время подбегал уже к деревянному дому. Конечно, не к настоящему дому: вместо дома была стена и окошки — на первом и втором этажах.
— Сейчас полезет на второй этаж, — задрав голову, сказал Брыкин.
— На второй этаж по этой стене? — не поверил Миша.
— По этой.
— Но там же не за что держаться!
— Удержится, — сказал Брыкин. — Солдат есть солдат.
И точно. Солдат вскарабкался по голой стене и прыгнул со второго этажа.
— Всё? — зажмурился Миша.
— Бежит дальше.
— Ну, теперь-то просто, — открыв глаза, сказал Миша. — Теперь-то он перепрыгнет эту канаву. Там что, вода?
— Вода.
— А не перепрыгнет?
— Свалится в воду.
Солдат не перепрыгнул.
— Придётся ему начинать сначала, — огорчённо сказал Брыкин. — Не перепрыгнул.
— Он устал, вот он и не перепрыгнул, — сказал Миша. — Если б не устал, перепрыгнул бы…
— Верно, — сказал Брыкин. — И всё-таки придётся ему начинать сначала…
Солдат вылез из канавы, поднял свои ненастоящие гранаты и пошёл начинать сначала. Даже каска и автомат были у него мокрые, не говоря уже о сапогах, гимнастёрке и сумке с противогазом. Солдат снял каску и вытер лоб.
— Так ведь он тоже рыжий! — взвизгнул Миша. — А вы говорили — солдаты разные… Одинаковые все!
— А они братья, — сказал Брыкин. — Братьям можно быть одинаковыми.
Но Миша только недоверчиво покачал головой.
Как будут бежать солдаты второй раз — смотреть не стали.
Миша сказал:
— Вы тоже так бегаете?
— Тоже, — сказал Брыкин. — Я на этом деле зуб потерял. Пластмассовый вставили.
— Больно было? — спросил Миша.
— Больно, — сказал Брыкин. Но, увидев, что Миша как-то странно задумывается, добавил: — Да ты что? Солдатам огорчаться не положено. Ты же видел — они храбрые парни, и полоса препятствий для них, в общем-то, пустяк. А случайности бывают везде: идёшь-идёшь, например, и споткнёшься…