Жили-были солдаты (сборник) - Длуголенский Яков Ноевич. Страница 7

Ползут Московский и Дудкин к дороге, а Нахимов залёг в кустах — охранять товарищей с тыла.

Кругом тихо. На дороге ни души.

— Просидим мы здесь, — говорит Московский, — ни одного «языка» не поймаем. Идём к другой дороге.

— Нет, — говорит Дудкин. — Эта дорога хорошая. Сейчас по ней обязательно кто-нибудь пойдёт.

Только он так сказал, как слышат, кто-то совсем рядом замычал. Не то большая коза, не то маленький телёнок. Обернулись Дудкин с Московским, видят — со всех сторон бегут к ним противники и радостно кричат:

— Сдавайтесь!

А Нахимов уже лежит связанный и только ногами шевелит, а во рту у него пилотка. Значит, это он мычал.

— Тикаем! — говорит Московский.

— Куда? — говорит Ваня. — Некуда. Да и не по правилам это. Они нас первыми заметили.

А противники из соседней дивизии уже совсем близко:

— Сдавайтесь!

И опять:

— Сдавайтесь!

Тут Ваня вытаскивает вдруг из кармана взрыв-пакет, кричит:

— Советские пехотинцы не сдаются!

И бросает взрыв-пакет себе под ноги.

Жили-были солдаты (сборник) - i_019.jpg

Тут взрыв, дым и голос Володи Московского:

— Не сдаются!

И новый взрыв-дым. Это Володя свой пакет себе под ноги бросил.

Дым уполз.

Враги стоят бледные, смотрят на Володю и Ваню и говорят:

— Вы что, с ума сошли? Что же вы наделали? Всю шинель спалили, и сапоги теперь без подмёток.

И правда: подмёток нет, шинель вся в дыму и в подпалинах.

Тут Нахимову удаётся выплюнуть пилотку, и он кричит:

— У нас в дивизии все такие отчаянные!

Ненастоящие враги говорят:

— Верно, у них все такие отчаянные. Только тот в кустах немного сплоховал.

И не стали брать никого в плен.

Вечером командир взвода очень хвалил Володю Московского и Ваню Дудкина за решительность и даже сказал, что совершили они настоящий подвиг. А Нахимова ругал. Зато старшина, который тоже ругал Нахимова, сердился на Володю Московского и Ваню Дудкина.

— Что же вы, взрыв-пакет не могли поаккуратней кинуть?

Уж очень старшине было обидно, что спалили они совершенно новенькие ещё шинели и совершенно целые сапоги.

Но что такое шинель и сапоги в сравнении с подвигом?

Ничего.

Жили-были солдаты (сборник) - i_020.jpg
АТАКА

За две минуты до начала атаки ранило наших сержантов, командиров и старшину.

Если говорить честно, то их вовсе и не ранило — каждый из них был цел и невредим. Просто всем захотелось проверить, как мы будем без наших командиров и как пойдём в атаку без них.

Вот и сказали, что ранило.

В таких случаях кто-то из солдат должен брать командование на себя — становиться на время настоящим командиром. И все должны подчиняться ему, как самому настоящему командиру.

Знаем мы это, а боязно назваться командиром. Солдат ведь отвечает только за себя, а командир — за всех. А это, как вы понимаете, гораздо сложнее.

Смотрим мы на часы.

Полминуты остаётся до атаки.

Двадцать секунд.

Десять.

А никто не говорит: «Ребята, я буду командиром!»

Если бы атака началась чуточку позже, я бы, наверно, это сказал. Потому что в атаке без командира нельзя. Но тут взвилась красная ракета, и я не успел ничего сказать.

Кто-то сказал за меня:

— Взвод, вперёд!

И мы поняли: есть командир. Да такой, будто всю жизнь взводами командовал.

Жили-были солдаты (сборник) - i_021.jpg
Жили-были солдаты (сборник) - i_022.jpg

Выскочили мы из траншеи, побежали за нашим новым командиром. Потому что смелого человека всегда охотно слушаются.

Бежим, автоматы наперевес держим, кричим «ура», а противник из всех пулемётов строчит.

И всё-таки пришлось противнику отступить, потому что не выдержал он нашей атаки.

И тут выяснилось, кто был нашим временным командиром: Володя Московский.

Вот, оказывается, какой молодец.

Вечером построил нас настоящий командир взвода и говорит:

— Товарищи солдаты, вот перед вами молодой боец рядовой Московский. Все вы хорошо знаете. А сегодня он заменил в бою командира, проявив при этом необходимую солдату быстроту и решительность. Просто приятно об этом говорить. А помните, каким пришёл в армию Московский?

Мы говорим:

— Помним. Без быстроты и решительности.

— То-то, — говорит командир взвода. — Объявляю ему благодарность. А вам предоставлю возможность отличиться в следующем бою.

— А если вас в следующем бою не ранят? — говорит Дудкин.

— Ранят, — говорит командир. — За шесть лет меня уже раз двадцать ранили, живого места на мне нет. Так что ранят и в следующем бою.

И хотя он говорил об этом очень весело, не легко быть командиром, подумали мы. Даже если тебя двадцать раз понарошку ранили, всё равно обидно: сам бы с удовольствием повёл взвод в атаку, так нет — надо учить других!

КАК ТРУДНО ХОДИТЬ В УВОЛЬНЕНИЕ

После боя, когда командиры вынесли особо отличившимся солдатам благодарности, генерал сказал, что двоим лучшим из нашего взвода можно ещё сходить и в увольнение: погулять в соседнем колхозе, отдохнуть, а может, даже зайти к кому-нибудь в гости.

Лучшими были все. Но нельзя же всех отпустить в гости — кто же тогда будет службу нести?

Одного кандидата в увольнение старшина нашёл сразу: Московский. В бою человек взял командование на себя и теперь может отдохнуть.

А вот второго выбрать было труднее. И тогда старшина стал вспоминать, кто где в чём провинился раньше, и вычёркивать таких, в прошлом виноватых, из списка. И очень скоро остались в списке всего трое: я, Нахимов и Храбров.

Мне старшина сказал сразу:

— Вас я вычёркиваю из списка. Вы уже однажды опоздали из увольнения.

— Я не буду больше опаздывать! — сказал я.

Но старшина только головой покачал: ведь за то, что человек обещает быть хорошим, в гости его ещё не посылают.

Остались двое: Нахимов и Храбров.

— Это что? — вдруг сказал старшина Нахимову и, ничего не объясняя, вычеркнул его из списка.

— Да в чём дело?! — спросил Адмирал.

— А вот в чём, — говорит старшина и обнаруживает у Нахимова под гимнастёркой матросскую тельняшку.

Всё ясно, вопросов нет: мы не моряки, нам тельняшка не положена. Старшина об этом много раз говорил. Адмирал тельняшку надел — значит, в гости не пойдёт.

Тут старшина стал к Храброву присматриваться, а Храбров говорит:

— Я всего один остался, товарищ старшина. А одного и надо. Неужели и меня вычёркивать будете?

Старшина смотрит — действительно: Храбров один остался. Ай-яй-яй, чуть и его не вычеркнул. Кто бы тогда в гости пошёл?

— Ладно, — говорит старшина, — идите. А то действительно ещё нечаянно вычеркну.

Вот как трудно ходить в армии в увольнение!

ДВЕ СЕСТРЫ
Жили-были солдаты (сборник) - i_023.jpg

Только Московский и Храбров появились в соседнем колхозе, колхозные мальчишки окружили их и кричат:

— Солдаты идут! Солдаты идут!

Московский и Храбров говорят:

— Да, идём. Только ещё не придумали, к кому пойти.

Тогда мальчишки говорят:

— К нам идите, к нам!

Пошли Храбров и Московский в гости к мальчишкам, а их пятеро, мальчишек, было. И все братья. И ещё две сестры у них были. И отец-тракторист и мама-домохозяйка.

Все, кроме мальчишек, сидели дома и обедали.

— Садитесь, — говорят, — товарищи солдаты, с нами обедать.

Храбров и Московский, конечно, сели.

А после обеда началось самое смешное: мальчишки тянут Московского и Храброва с собой играть, а мальчишкины сёстры — с собой. Но мальчишки-то ведь первыми солдат увидели.

Храбров говорит сёстрам:

— Вы пока тут одни погуляйте, а мы немного поговорим с мальчишками и к вам придём.