Всё самое плохое о моей сестре - Уилсон Жаклин. Страница 10

– Но в этом нет никакого смысла, если тут будет Марти. Она все испортит! Она приведет в беспорядок все мои вещи, все разломает – да просто будет сильно меня раздражать. Мам, ну как ты можешь так со мной поступить?!

– Я просто пытаюсь сделать кое-какую работу и получить за это много денег для всех нас, – сказала мама. И мне показалось, что она тоже собирается заплакать.

– А ну-ка замолчите. Все, – сказал папа. Он произнес это очень спокойно, но было в его голосе что-то такое, что заставило нас умолкнуть. – Нет никакой необходимости в том, чтобы вы оказались в таком глупом положении. Марти, ты можешь сохранить свою берлогу. Мелисса, ты не должна ни с кем делить свою комнату. Джен, у тебя может быть своя швейная комната. Забирай нашу гостиную внизу. Всем ясно, что сейчас в моем агентстве путешествий я не зарабатываю достаточно денег. И я закрою свой офис. Агентство – это сплошная неудача. Как и я.

И папа лег и повернулся лицом к стене.

Глава 5

А мы… замолчали. Мы с Мелиссой перестали пререкаться. Мама втиснулась на нижнюю кровать рядом с папой и положила голову ему на плечо:

– Ты вовсе не неудача. Ты лучший муж и отец в мире. Дорогой мой, ты так старался. Я уверена, что скоро дело пойдет на лад. Может быть, нам нужно начать рекламировать агентство, чтобы люди знали, что оно находится здесь? Но ты должен продолжать свое дело. Я и не мечтала о том, чтобы занять твой офис. Слушай, если девочкам действительно будет так плохо в одной комнате, я просто продолжу работать в нашей спальне.

Мелисса посмотрела на меня. Я посмотрела на нее. Мы придвинулись ближе друг к другу. Мы не осмеливались смотреть вниз, но нам показалось, что папа заплакал.

Мы привыкли видеть друг друга в слезах. Мы не любили, когда, хотя и в редких случаях, плакала мама, но это не было ужасно. Но чтобы заплакал папа… хуже этого ничего не могло быть.

Я потянулась к руке Мелиссы. Она вцепилась в мою руку и сильно ее сжала.

– Давай сделаем вид, что на самом деле мы не возражаем против общей комнаты? – прошептала я. – Пусть даже мы и возражаем.

– Давай, – прошептала в ответ Мелисса.

Я осмотрела мою замечательную Берлогу Марти, все мои любимые вещички. Но самым любимым был мой папа, и я просто не могла вынести, что он так расстроился.

– Эй, планы меняются, – сказала я, спускаясь по приставной лестнице на нижнюю кровать. – Ладно, мы с Мелиссой будем жить вместе.

– Да, наверное, это будет весело, – бодро сказала Мелисса. – Тогда и правда переделаем мою комнату?

– Конечно, дорогая, – сказала мама. – Ох, девочки, а вы действительно в этом уверены?

Уж конечно мы не были в этом уверены, и все это понимали, – но теперь приходилось быть верными своему слову.

– Будет здорово, – сказала я. – Хотя нужно ли оставлять все это розовое? Розовый – самый плохой цвет из всех цветов радуги.

– А мне нравится розовый. Это всю жизнь мой любимый цвет. Но, может быть, такой нежный, бледно-розовый теперь выглядит немножко младенческим. Наверное, надо сделать розовый более ярким. Как розовая губная помада. Или как неоновый розовый. Марти, тебе нравится неоновый розовый? – спросила Мелисса.

– Да, но я все равно возражаю против розового. Нельзя ли сделать красный, как в моей Берлоге Марти?

– Красный – это безумный цвет для комнаты.

– А мне нравится. Или пурпурный. Можно сделать две стены красные, а две пурпурные – было бы здорово, – сказала я.

– Это просто нелепо, – возразила Мелисса. – Марти, ты безнадежна. У тебя нет ни чувства цвета, ни чувства стиля – да, ни того ни другого. Моя комната останется розовой – верно, мам?

– Да, любимая, я думаю, она останется розовой.

– Это нечестно! Ты всегда становишься на сторону Мелиссы! – завопила я.

– Просто в прошлом году ей купили розовый ковер. А мы не можем позволить себе никаких серьезных изменений. Но, думаю, наверняка можно было бы добавить несколько ярких розовых пятен, чтобы все немножко оживить. – Мама помолчала. – Сделать вашу комнату похожей на комнату подростка.

– Ой, да!

– Ой, нет! Это же будет и моя комната, и потому я буду все выбирать наравне с Мелиссой. Верно, пап?

Папа что-то пробормотал. Он все еще лежал, уткнув голову в подушку, но теперь уже не плакал.

– Возьмем парочку журналов, посмотрим, нет ли у них каких-то картинок с комнатами для девочек, – сказала мама.

– Нам не нужны глупые старые журналы. Смотрите, я все сейчас нарисую, – сказала я.

И стала искать свой альбом для рисования. Я все еще не могла найти свои ручки. Вытряхнула все из школьной сумки, надеясь увидеть, что хоть одна спряталась в какой-нибудь складке. Я забыла об измазанной чернилами форме для физры. (На двух уроках физры я была в школьной блузке и в спортивных шортах.) Чернила высохли, так что блузка и шорты уже не были влажными, но только стали удивительно черными. Я попыталась засунуть их поглубже в сумку, но мама это увидела, хотя все еще лежала рядом с бедняжкой папой.

– Ради бога, Мартина, что такое там на полу? Это же не… неужели это твоя форма для физкультуры?!

– Мам, наверное, ее нужно слегка простирнуть, – сказала я. – Ну просто беда – у меня нет ни одной приличной ручки. Вчера заняла ручку у Джейдин, но не могу ее найти.

– Что с тобой, Мартина? Я только в прошлом месяце купила тебе пять шариковых ручек. И посмотри на свою форму для физкультуры! Как мне теперь ее отстирывать? Она же черная!

– Мам, а что, если в мою комнату добавить чуточку черного? Это выглядело бы смертельно изысканно, – сказала Мелисса. – Скажем, черный ворсистый ковер? А, знаю! Можно было бы и что-нибудь вроде черной люстры – это было бы так круто.

– Что это такое – люстра? – с подозрением спросила я.

– Это такой вид лампы. Слушай, найдешь ручку – я тебе нарисую, – сказала Мелисса.

– Я дам вам обеим по ручке, у меня внизу наверняка есть, – вступил в разговор папа. Пока еще его голос звучал немного странно. Он выбрался из кровати и, наклонив голову, пошлепал вниз. Мы все трое секунду молчали, тревожно переглядываясь.

– Как вы думаете, теперь с ним все в порядке? – прошептала я.

– Бедный папа, – вздохнула Мелисса.

– На самом деле мне очень плохо, – тихо сказала мама. – Я не хотела, чтобы он почувствовал себя несчастным. Просто я так увлечена заказами на все эти платья… Ох, девочки, как славно, что вы согласны жить вместе. Увидите, я добьюсь успеха.

– Да, у нас все будет хорошо, – сказала Мелисса. – В том случае, если Марти не устроит беспорядок во всех моих вещах и не будет доводить меня до безумия.

– Мам, мы справимся, – подтвердила я. – Конечно, если Мелисса не будет командовать мною и все время говорить, что мне надо делать.

Мы ждали папу. Мы слышали, что сначала он пошел в ванную. Когда он наконец вернулся в Берлогу Марти, лицо его было умыто, волосы причесаны, так что вообще нельзя было сказать, что он плакал. Он принес каждой из нас по ручке, оставил одну себе, взобрался наверх и сел между нами.

– Теперь давайте сделаем эскиз этой новой великолепной комнаты, – сказал он. – Я думаю, вам, наверное, будут нужны новые полки и место для хранения ваших вещей.

– Ой, да, пап! – воскликнула Мелисса.

– Ну, вы обе будете дизайнерами, а я посмотрю, что мне удастся сделать, – сказал папа. – Марти, поможешь мне все покрасить, да?

– Еще бы! – кивнула я.

Я пристроилась поближе к папе, и он обнял меня за плечи. Он вел себя так, будто у нас все было совершенно замечательно. Я улыбалась ему, он в ответ улыбался мне, но глаза его все равно были несчастными.

Я тоже чувствовала себя несчастной, потому что мне была ненавистна сама мысль о том, что я потеряю мою любимую, уютную, собственную Берлогу Марти. Но Мелиссу куда-то унесло, она придумывала новую спальню, а мама будто улетела на Луну – она занялась своим шитьем и что-то весело напевала.

Я пыталась принять участие в придумывании этой бледно-розовой, неоново-розовой с черным комнаты, но Мелисса так командовала! На своем эскизе я нарисовала кресло, а она над ним все исчеркала. Может быть, как раз это и есть самое плохое в мой сестре – она такая властная.