Решительный сентябрь (журнальный вариант) - Браун Жанна Александровна. Страница 3

— Где взял? — только и нашёлся Сергей.

— Там уже нету, — скромно сказал Вадим. — Бери, для тебя приготовил. У матери этого добра в жилконторе вагон. Я-то за своё звено распинаться не собираюсь. Да и какая разница, кто сдаст, верно? Государству-то всё одно.

Сергей во все глаза смотрел на Ефимова, чувствуя себя в эту минуту стопроцентной свиньёй.

— Ты, понимаешь, ты…

— Не надо, Серый, — перебил его Ефимов, — я же сказал: чего не бывает, верно? С одним условием: про меня никому не говори — тайна покрыта мраком. Ну, я исчезаю! Бывай!

2

Возле приёмного пункта во дворе универмага собралось всё звено с мешками и авоськами, набитыми бумагой. Вальтер тоже был здесь, он сидел на ящике, поджидая Сергея.

Тачка с мешками была встречена такими воплями, что их силе позавидовали бы самые дикие дикари.

— Это всё Димитриев! — сияя глазами, говорила Маруся.

— Граждане, качать Серёгу! — вопил Вальтер, гордый неожиданным успехом друга.

Сергей отбивался.

— Бросьте! Не надо, ребята! Это не совсем я, то есть, понимаете…

Но его никто не слушал.

Из будки выглянула приёмщица и заявила: «Если школьники не прекратят сумасшедший дом, я закрою пункт и пусть они девают своё добро куда хотят».

Во двор вбежал краснолицый дядька в зелёной дворницкой курточке и длинном брезентовом фартуке.

— Я тебе покажу воровать! — хриплым голосом закричал он. — Я тебе…

— Спокойнее, дядя, — сказал Вальтер, — не забывайте, вокруг вас дети.

— Бандиты вы, а не дети, — ещё громче закричал дядька. — На минуточку оставил тачку, кружку пива выпить, прихожу, а её нет! Хорошо, один ваш малец подсказал, куда её уволокли!.. Ворьё! Привыкли чужими руками жар загребать! А ещё в красных галстуках.

— Я не вор, — деревянными губами выговорил наконец Сергей.

Его никто не услышал. Ребята растерянно сбились в кучу, а Маруся как стояла, так и осталась стоять рядом с Сергеем, только лицо её стало серым, как бумага, которой были набиты мешки. Дворник откатил тачку и схватил Сергея. Пальцы у него были железными, они сомкнулись вокруг Серёжкиного предплечья капканами. Вальтер опомнился, подскочил к дворнику и стал вырывать Сергея из его рук.

— Да не брал он вашу тачку! Пустите его! Не имеете права хватать, слышите!

Дворник легко, одной рукой отбросил Вальтера.

— О правах заговорили! Воровать у тебя тоже есть право? Вот я вас обоих сведу в милицию.

Сергей стоял неподвижно, безвольно опустив руки, и тупо смотрел на тачку. Вальтер повернулся к нему. Толстые губы его вздрагивали, казалось, добродушный, невозмутимый Валька вот-вот заплачет.

— Валька, честное слово, не брал я её. Это Ва…

— Эх ты… МАК У ЛАТУРА, — тихо сказала Маруся, повернулась и пошла со двора. Сергей растерянно смотрел ей вслед.

— Привет вам, птицы! — сказал Вальтер. — Тачка с неба свалилась?

— Ладно, Валька, потом…

Сергей схватил портфель и помчался к школе. И всё время, пока он бежал, перед его глазами мелькало розовое улыбающееся дружеское лицо Ефимова.

Вадик с ребятами из редколлегии стоял в вестибюле и наблюдал, как Интерпол старательно прикалывает к щиту на стене отрядную стенгазету. Краска на газете ещё не просохла, и Ефимов вслух переживал, что образуются потёки и испортится внешний вид газеты.

Сергей подбежал к Ефимову и рывком повернул его к себе.

— Ты… тачку… где взял?!

— К-какую тачку? — удивился Ефимов, бледнея.

— Обыкновенную! Какую мне подсунул!

Интерпол спрыгнула со стула и подскочила к Сергею, негодующе тряся бантом.

— Димитриев, опять за старое принялся?!

Ефимов попятился к ребятам.

— Братцы, да он тронулся! — оправившись от испуга, насмешливо крикнул он. — Тачкой какой-то бредит! Ты что, Сергей! Как, братец, работягой заделался? Тачечки, молоточечки…

Сергей рукавом вытер пот, размазав грязь по лицу, и в смятении уставился на Ефимова. Пока он бежал в школу, ему казалось — стоит только схватить Вадима за руку, и всё прояснится… Но Вадим ускользал от ответа.

— Говори, где взял тачку?

— Не видел я никакой тачки! — Ефимов возмутился так искренно, что Сергей на секунду усомнился: может, ему всё это приснилось?

— Ты же её мне сам подсунул!

— Я?! У тебя что, свидетели есть?

Сергей ошеломлённо замолчал. Свидетели? Какие свидетели? Так вот оно что…

— Подлец! — крикнул он и, подняв обеими руками портфель, обрушил его на голову Ефимова.

Интерпол завизжала пронзительно, будто пожарная сирена, и повисла на Сергее мёртвой хваткой. Ребята навалились, отобрали портфель и оттащили Сергея от Ефимова, держа за руки. Ефимов дрожащими пальцами размазывал по лбу кровь. Она стекала по брови на щеку и мелкими каплями расплывалась на белом крахмальном воротнике рубашки.

Возле Ефимова суетилась Интерпол.

— Это что же такое получается? — кричала она. — Прямо озверел! И утром я своими глазами видела! Просто сумасшедший дурак!

— Если каждый будет портфелями размахивать, — поддержали Полинку ребята.

— Серый, ты совсем уже, как с цепи сорвался!

— Разобраться надо!

— А чего разбираться? Ефимов всё время в пионерской был.

В вестибюль вошла Маруся. Лицо её было заплаканным, волосы растрепались. Увидев её, Сергей задёргался, пытаясь вырваться.

— Нарыкова! — крикнул он. — Ну хоть ты-то поверь! Я не виноват, честное слово! Нарыкова!..

Но Маруся прошла мимо, не взглянув на Сергея.

Вот и всё.

Летел счастливый поезд. Звенели рельсы. Пели песню колёса. Светилось небо радугой. И вдруг: трах-бах! Исчез поезд. Сломалась радуга. Пропала песня. И ничего, ничего не осталось. А много ли человеку надо?

Муха цеце

1.

Марина Павловна шла насупясь и ни разу не взглянула на поникшего Сергея. Он плёлся рядом, то отставая, то забегая вперёд, стараясь поймать бабушкин взгляд. Но она упорно отводила глаза в сторону, спрятав их за круглыми очками.

Обычно Марина Павловна обходилась без очков. Даже читала, держа книгу в вытянутой руке и откинув голову. Но стоило Марину Павловну чем-нибудь обидеть, как она надевала очки, замолкала и сразу становилась отчуждённой и недоступной. Словно вместе с очками надевала броню от обид.

На углу, возле трамвайной остановки, Сергей с тоской посмотрел на стеклянные двери домовой кухни. Бабушка частенько встречала его после школы, и они дружно шли в «Лентяйку», как называли домовую кухню в обиходе, полакомиться свежими пирожными. Пирожные здесь были, на взгляд Сергея, вкуснее, чем в «Севере», куда они ходили всей семьёй праздновать окончание Славкой и Фёдором восьмилетки.

Это было в июне. Отец с матерью тогда приезжали в отпуск из Индии. У них в доме в то время было шумно и людно. Бабушка ворчала: «Как на вокзале», а сама радовалась множеству интересных людей. И тогда, в «Севере», отец веселился вовсю. Так только он один может: объединить вокруг себя самых незнакомых людей и заставить их веселиться, как маленьких.

Славке хорошо — он на отца похож. А вот Сергей похож на маму. Бабушка говорит, если на мать похож, значит, счастливый будет. Ничего себе счастливый, дальше некуда!

Сергей взглянул на замкнутое лицо бабушки и затосковал. Единственным средством, выводящим бабушку из молчания, был юмор. Сергей лихорадочно рылся в памяти, надеясь извлечь что-нибудь такое, что бы бабушка оценила, но ничего сносного не вспоминалось.

— Ба, — сказал он наконец, отчаявшись, — я прочёл в «Науке и жизни», учёные бьют тревогу потому, что в морских портах очень много крыс развелось и никакие яды их не берут. Представляешь?

Бабушка молчала, и по выражению её лица нельзя было понять, слышала ли она вообще Серёжкины слова.

— Ба, ну что ты молчишь? Тебя это не интересует? — спросил он, снова забежав вперёд.