Наследница Единорогов - Маккефри Энн. Страница 18

Хафиз вскинул брови в изумлении и поторопился подойти поближе к Акорне:

– Во имя пейсов Третьего пророка! – воскликнул он. – Вот это действительно редкость! Рафик, любимый мой племянник, я верю, что мы можем прийти к соглашению, устраивающему нас обоих, с существенно меньшими затратами, чем я ожидал!

– Дядя, – с упреком проговорил Рафик, – прошу тебя не оскорблять скромность моих жен и честь моей семьи…

Однако он опоздал: Хафиз уже поглаживал короткий рог, росший изо лба Акорны. Она стояла совершенно неподвижно, и только сузившиеся зрачки выдавали ее огорчение и замешательство.

– Ты жаловался на то, что эта жена слишком молода, чтобы от нее была какая-то польза, – не отводя глаз от Акорны, проговорил Хафиз. – Какая радость, что твои новые друзья-верующие придерживаются старых традиций не только в вопросах полигамии и хиджаба, но и в вопросах развода! Нет ничего проще, чем тихий семейный развод, который одновременно избавит тебя от нежеланной связи и позволит мне приобрести новую редкость.

– Об этом нечего и думать! – возразил Рафик. – Ее семья доверила девушку мне; заботиться о ней – мой священный долг.

– Тогда они, несомненно, будут счастливы слышать, что отныне она будет озарять своим присутствием дом такого почтенного и достойного коллекционера, как я, – радостно заявил Хафиз. – Я приму все религиозные запреты, которые соблюдает ваша секта, и всей душой готов чтить их. Она может жить в тех комнатах, которые я приготовил на сегодня для тебя и твоих жен; я предоставлю их ей в ее полное распоряжение, туда не будет заходить никто, кроме ее слуг, так что верования нео-хаддитов ничто не оскорбит. Ты сможешь честно сказать ее семье, что она окружена всей возможной роскошью.

– Мне очень жаль, – твердо заявил Рафик, – но я не продаю моих женщин. Дядя Хафиз, это задевает мою честь!

Хафиз взмахнул рукой, легко отметая все возражения своего племянника:

– О, как все-таки нетерпеливы молодые люди! Мальчик мой, я не был бы твоим дядей, если бы позволил тебе так поспешно отказаться от того, что, по здравом размышлении, может стать наиболее удачным и выгодным решением всех твоих проблем. Нет, семейные узы велят мне дать тебе возможность на досуге спокойно обдумать ситуацию. Вы будете моими гостями до тех пор, пока ты не поймешь, насколько мудрым станет такое решение.

– Но мы не можем навязывать тебе свое присутствие, – проговорил Рафик. – Сегодня вечером мы вернемся на наш корабль и там обсудим между собой этот вопрос.

– Нет, нет, мой милый мальчик, я и слышать об этом не хочу! Мой дом будет опозорен навеки, если я не смогу проявить по отношению к вам достаточного гостеприимства! Сегодня вечером вы – мои гости. Я настаиваю на этом, – чуть возвысив голос, ответил Хафиз.

В кустах раздался шорох, и внезапно позади Рафика, его друзей и Акорны появилось по двое молчаливых слуг.

– Конечно, поющие камни – редкостная диковинка, однако они не всегда удобны, – жизнерадостно объявил Хафиз. – Для тех, кто мне служит, есть другие пути через сад.

Рафик встретился глазами с Гиллом и обреченно пожал плечами:

– Мы с радостью воспользуемся твоим гостеприимством, дядюшка. Ты крайне любезен.

Любезность Хафиза дошла до того, что он предоставил своим гостям отдельные апартаменты: Несколько комнат для Рафика и его “жен” – и отдельную комнату в другом крыле дома для Гилла.

– Разумеется, ты предпочтешь, чтобы твои жены жили в уединении и вдалеке от спален других мужчин, – непринужденно объяснил он.

– И это делает любые попытки выбраться отсюда крайне затруднительными, – проворчал Калум, когда Хафиз оставил их одних. – Как нам найти Гилла и добраться до нашего скиммера?

– Спокойнее, – рассеянно попросил его Рафик.

– Но ты же не собираешься поддаваться на его уговоры!

– В этом доме я играл, когда был еще ребенком, – заметил Рафик. – Я знаю каждый дюйм этой земли, быть может, даже лучше, чем мой дядя: прошло уже много лет с тех пор, когда его фигура позволяла ему пробираться по неприметных тропкам между кустов или перебираться с карниза на трубу вдоль верхних этажей. Однако нам придется задержаться на день или два, Калум.

– Почему?

– Но ведь мы же хотим дать Хафизу время уладить дела с регистрацией нового маяка нашего корабля, разве нет? – Рафик был само спокойствие и любезность. – Пусть думает, что мы с ним согласны, пока все не будет закончено: тогда наступит время бежать.

– И как же ты собираешься уладить все вопросы с регистрацией и продажей наших акций, не отдавая ему Акорну?

– Ни о чем не беспокойся, – ответил Рафик. – В отношении переговоров я мастер. Я учился о настоящего эксперта.

– Это я знаю, – проговорил Калум. – Но именно с этим экспертом мы сейчас и ведем переговоры…

Глава 4

Акорна проснулась от утреннего щебета птиц, рассевшихся на цветущих лианах за окном; Цветы источали изысканный сладостный аромат. Ночь была жаркой и безветренной, и девочка сбросила с постели все покрывала; утро же выдалось холодным и зябким. Девочка поплотнее завернулась в свое многослойное одеяние. Полишелк не давал ей замерзнуть, но надеть капюшон и вуаль без помощи Рафика она не смогла бы. Она с сомнением взглянула на спящего Рафика, потом на Калума. Будет ли большим “нет” то, что она покинет комнату без вуали на лице? Вуаль страшно раздражала ее, легкая ткань закрывала рот и нос, мешая дышать, липла к лицу; к тому же от ее прикосновения чесалась кожа вокруг растущего, еще не успевшего затвердеть рога. И все-таки еще большим “нет”, наверное, будет разбудить Рафика и Калума и попросить их одеть ее, правда?

Переполненный мочевой пузырь настойчиво давал о себе знать, и это решило вопрос. На цыпочках, чтобы не разбудить спящих “опекунов”, Акорна потихоньку проскользнула в приоткрытую дверь. Она помнила ванную, которую им показывали вчера: настоящую волшебную страну, выложенную синей плиткой, где было вдосталь горячей и холодной воды и где сквозь деревянный настил поднимался ароматный, пахнущий мятой пар. Однако этим утром некому было открыть для нее горячую воду, потому, облегчившись, она направилась вниз по лестнице, туда, где сквозь изящную арку можно было выйти в сад.

Как и прошлым вечером, синие камни запели, когда она ступила на них. Завороженная удивительно чистыми звуками, Акорна принялась прыгать с одного камня на другой, что-то напевая в унисон пению камней. Она даже и не подозревала, насколько громко поет, пока в ее мелодию не вторгся чужеродный звук. Обернувшись, она увидела дядю Хафиза, стоявшего в начале дорожки из синих камней.

Акорна умолкла, внезапно осознав, насколько она расшалилась: в саду царила полная тишина.

– Слишком громко? – с раскаяньем спросила она. – Если я делаю слишком много шума, это большое “нет”?

– Ни в коем случае, мое милое дитя, – ответил дядя Хафиз. – Твое пение было восхитительным и приятным поводом прервать весьма утомительное занятие. Нет, нет, – остановил он ее, когда девочка запоздало попыталась закутаться в свое белое облачение, – в кругу семьи тебе нет нужды беспокоиться о таких вещах.

– Я должна быть закрыта.Так сказал Рафик.

– На улицах – быть может, – согласился с ней Хафиз,, – но среди родственников все по-другому.

Акорна задумалась.

– Ты родс-ник?

– И надеюсь в ближайшем будущем стать очень близким родственником.

– Ты мой родс-ник?

– Да.

– А я – родс-ник Рафика, Гилла и Калума. Значит, ты – родс-ник Гилла?

Дядя Хафиз был настолько ошарашен мыслью о том, что он каким-то образом оказался “родс-ником” рыжебородого неверного, что даже не спросил о том, кто такой Калум.

– О… это не совсем так, – поспешно проговорил он.

– На сколько процентов ты – родс-ник Гилла?

– Ноль процентов, – ответил Хафиз; потом удивленно моргнул: – разве ты не слишком мала для того, чтобы разбираться в долях и процентах?

– Я знаю долю, процент, десятичные, октальные, шестнадцатеричные и модули, – жизнерадостно ответила Акорна. – Я люблю цифры. Ты любишь цифры?