Добровольная жертва - Метелева Наталья. Страница 44

Дункан тоже медленно пришел в себя, вытащил из ладони застрявший клинок, словно занозу. И, только я вновь пошевелилась, метнул его так, что кинжал вонзился в землю вплотную к ступившей ноге, слегка оцарапав мой башмачок.

– Ты не смогла, Радона! – строгим тоном судьи зачитал он обвинительное заключение. – Ты меня пожалела. И сейчас была бы наказана за свою жалость, будь она проклята. Я никогда не промахиваюсь. Не жалей. Никого.

Дункан позвал Лэппа, который внимательно, совсем по-человечески наблюдал за поединком, достал из сумки чистую тряпицу и кое-как обмотал пострадавшую руку, предварительно плеснув на рану с обеих сторон ладони жидкостью из склянки. Лицо его было сплошным разочарованием.

– Магистр чем-то недоволен, кажется? – невинно полюбопытствовала я. – Уж не тем ли, что остался жив?

– Вы великолепны, Радона. Но вы не пифия. Не морочьте людям головы, – он опять уже улыбался чуть насмешливо, с неподражаемым чувством собственного превосходства над всем и вся. Как будто только что на коленях здесь ползал совсем другой человек. Этот же говорил снисходительно:

– Ваше нападение было успешным. Не ожидал. Разве что несколько замедленным. Не каждый будет так долго ждать, когда же вы соизволите собраться с духом. И все-таки вы победили. Но только потому, что вам сейчас попался человек и телепат.

– А вы утверждали, что вы зверь, – пожала я плечами.

– Я заблуждался, – честно признался магистр. – Оказалось – не все человеческое мне чуждо. Надо будет поработать с моим наставником над этой уязвимой точкой. Вы проникли в сокровенное. Я не помнил, как умерла моя мать. Знал по рассказам. И неважно, что представленная сцена могла не иметь ничего общего с бывшей в действительности, если я воспринял ее за чистую монету. Не так ли?

– Вообще-то я тоже приняла ее за чистую монету, – призналась я в свою очередь.

И предложила наивно:

– Может быть, обратимся в Совет Лиги? Они, как всегда, рассудят по справедливости, по собственным независимым источникам.

– Да, было бы любопытно, – отмахнулся он от предложения. – А если бы на вас напал не телепат, которого, как выяснилось, можно легко увлечь картинками, как быка красной тряпкой, и без помех прирезать? А если бы на моем месте был бы не вникающий в разум жертвы убийца или просто тигр-людоед без всякого интеллекта? И не один, а двое и более? Что тогда?

– Ваш вопрос уже дурно попахивает военным шпионажем, – скромно потупилась я.

Дункан рассмеялся как мальчишка. Почти как Дик. И, беззастенчиво уловив мою мысль, горько толкнувшую сердце, оборвал смех, скривившись в неприятной ухмылке:

– Да, я и забыл, что вчера с вами такое уже было. И вы, не знаю каким секретным чудом, но остались живы. Надеюсь, вы об этом чуде не забудете при случае. А пока я должен признать, что вы завоевали себе свободу, жрица. Если бы еще не дрогнули рукой и сердцем, то завоевали бы полностью. Второго шанса у вас не будет: я уже знаю ваше оружие. Придется вам придумать что-либо другое и все-таки ответить за неосторожные слова. Погуляйте пока до следующей встречи, жизнь моя. А там я все-таки предъявлю свои права, как бы вы в них ни сомневались.

Ну и наглец этот магистр подлых наук! И каким таким образом он умудряется раздуть такой жар в таких льдистых глазах? Зря я его пожалела! Ко всем его преступлениям, он еще и Гарс у меня украл!

Над ухом кто-то сочувственно всхрапнул. Подкравшийся Лэпп алчно принюхивался к растрепанной косе. Я отмахнулась, но он увязался за мной, бросив хозяина, усевшегося спиной к уходящим на самом краю крутого берега.

– Заберите от меня своего нахального дружка! – крикнула я уже издали.

– Зачем? – искренне удивился Дункан, оглядываясь через плечо. – Он сам так решил. Считайте, что я вам его подарил. В качестве моей благодарности за сегодняшнее великолепное утро. Не пешком же вам возвращаться в рабство!

– Не надо мне таких подарочков! Такой меня съест по дороге. И я сама выбираю себе спутников.

– Опять маленькая фея топорщит серебряные крылышки! Вы сами отродясь не выбирали! Все делалось за вас, – упрекнул меня благодетель.

Да кто он такой, чтобы меня упрекать? Сам с рождения под орденской пятой Великого Долга и Ее Величества Ответственности! А еще о свободе смеет разглагольствовать.

– Не капризничайте, Радона, – бровью не повел на мои претензии недавний дуэлянт. – Путь не близкий, на обычной кляче из тех, что вы называете породистыми иноходцами, не меньше суток займет. Мой друг гораздо быстрее бегает. И в седельных сумках вы найдете все необходимое в дороге. Кроме того, Лэпп верный боевой конь, и может в случае нужды заменить долгожданного рыцаря-спасителя, а то и нескольких. Берите, не пожалеете. Потом вернете, если не нраву придется.

Я подозрительно оглядела подарочек от ушей до подков и обратно. Коник тут же изобразил такую умильную жалобно-просительную морду, словно сидел на паперти с шляпой для подаяния между копыт. Золотистые глаза тепло мерцали, накапливая в уголках сиротливые слезки. Если это действительно Тварь, то я пропала.

Желтогривый потерся приунывшей мордой о приглянувшуюся косу.

– Это вам не полотенце, слезки ваши вытирать! – проворчала я, отбирая косу. Коник уцепился за нее зубами, словно за поводок и дернул легонько, протащив меня за собой по направлению к Гарсу как упирающуюся собачонку на ошейнике. Я заорала, догоняя новообретенного хозяина, и в отместку затормозила его, повиснув на роскошной львиной гриве.

Одна из седельных сумок, получив добрый тычок, вдруг истошно взмякнула, клапан зашевелился, высунулись усы и два уха, и на меня зашипела, жмуря сонные еще глазки, рассерженная мордочка кота Брыся. Увидев, что ему не рады, он тут же нырнул обратно в сумку, забыв прибрать за собой полосато-крапчатый хвост. Лэпп, найдя новую жертву, выпустил косу и, пытаясь цапнуть неожиданного пассажира, закрутился волчком.

– Ага, а в седельных сумках нашлось все самое необходимое в дороге! – возмущенно передразнила я дарителя.

Магистр покатился со смеху, забыв, что сидел на самом краешке обрыва, и лихо укатился вниз, мелькнув в воздухе голыми пятками. До нас донесся короткий испуганный вопль и тут же громкий плеск. Мы с Лэппом переглянулись и тоже повалились друг на друга в неудержимом припадке хохота, окончательно примирившем нас и снявшем напряжение этого часа. Дункан почему-то долго не выбирался, и мы с коником забеспокоились: уж не свернул ли он себе шею без моей обещанной помощи. Лэпп двинулся обратно к реке.

И в этот момент дивное утро кончилось.

Из глубины дубравы послышался быстро приближающийся шум и сразу с двух сторон замелькали между стволов всадники. Тут, наконец, линия обрыва обзавелась мокрой головой Дункана, далеко в стороне от места исчезновения. Нашел время для купания!

Он вымахнул на траву, крича, чтобы я немедленно забиралась на Лэппа и во весь дух исчезала отсюда. Дункан превратился в несущийся смерч, но на него налетели таких же три, подсекли и свились в змеиный клубок. Коник развернулся ко мне, я дернулась к конику, но в тот же миг плечи захлестнуло сразу до кости врезавшейся веревкой, опрокинуло и поволокло по траве. Я больно ударилась об оголенный корень дуба, содрав кожу, и уже ничего не видела, потому что перевернулась от удара лицом в землю.

Аркан вдруг ослаб. Вскакивая, я заметила, что он был перерублен. Перед глазами мелькнула желтая грива Лэппа. На его шее тоже болтался обрывок аркана. Я вцепилась в гриву и взлетела, каким-то чудом попав в седло. Над ухом просвистела стрела. Нападавшие решили взять нас если не живыми, так мертвыми. Я оглянулась, но в скопище мельтешащих тел не смогла разглядеть магистра. Место нападения стремительно зарастало деревьями: Лэпп мчался прочь, обгоняя стрелы.

Он летел так быстро, умудряясь просачиваться на полном скаку между стволами, что лес по сторонам слился в две сплошных зеленых стены. Мелькнуло открытое пространство, только дальние верхушки возвышавшихся деревьев проплывали чуть медленнее, позволяя себя разглядеть. Пространство снова сузилось зеленым тоннелем. Обдало холодом воды: желтогривый плюхнулся в реку, окатив меня с ног до головы. Движение его чуть замедлилось. Теперь стены тоннеля стали белесыми и мокрыми. Лэпп несколько раз сворачивал по протокам, затем выскочил и снова свистящим ножом вонзился в лесную плоть, разрезая ее пополам, и она покорно ложилась по бокам душистыми ломтями.