Трудный ребенок - Томпсон Джон. Страница 2
Малыш уже привык к такой жизни. Она казалась ему вполне привлекательной, пока его папаша — тяжеленный ирландец Пит Сампран не остановил свой семидесятитонный бульдозер, который он перегонял со стройки, у своего вагончика на время обеда. Вообще-то, он редко появлялся дома днем, и еще реже сумрачный ирландец заходил в детскую. На этот раз произошло редкостное совпадение невероятных событий: Джуниор во время обеда был дома, его папаша тоже заехал домой и, мало того, зачем-то заглянул за ширму, которая отделяла детскую от остальной части вагончика. Заглянул и пошел себе дальше, а вот автомобильно-тракторно-автобусного парка не стало. С сожалением осмотрев обломки, Джуниор решил не поддаваться унынию и использовать еще остававшееся в его распоряжении время для поиска новых машин и для пополнения пострадавшей коллекции. Он выскочил на улицу и с радостью убедился, что сделал это не напрасно. Оказывается, бывают и очень большие игрушки. Еще не зная, как огромный бульдозер поместится в их вагончике, но опасаясь, что скоро вернется хозяин и заберет красивую игрушку, Джуниор решил переправить бульдозер поближе к своему жилищу. Видно, такой уж был тогда день. Малышу не удавалось сдвинуть махину с места. Он опять совместил невероятное с возможным и завел грозную машину, и сумел направить ее куда надо. На этом цепь невероятных счастливых совпадений оборвалась, и все пошло естественным путем. Затормозить Джуниор не сумел, бульдозер неторопливо сокрушил вагончик и поехал себе по улочке, уничтожая ограды, клумбы и палисадники, пока Пит не догнал свою машину. (Возможно, он догонял своего приемного сына. Но если он делал последнее, то уж, наверняка, не для того, чтобы похвалить свое чадо.)
Джуниор опять оказался в приюте «Трех монахинь-францисканок», который не в первый раз послужил ему временным пристанищем после недолгих отлучек в нормальные семьи.
И вот теперь, в спокойной обстановке, можно опять приступить к представлению главных героев нашей истории. По сути, мы начинаем саму историю — историю приключений Джуниора Хилли, Джуниора — приемного сына Бена и Флоренс Хилли. И ее главными действующими лицами стоит считать всеми уважаемого сына достойного папаши — милого симпатягу Бена Хилли, в просторечии именуемого Маленьким Беном, и его жену Флу. Ласковое имя, обозначающее вечное цветение, этой молодой и, безусловно, талантливой даме родители дали, скорее всего, по ошибке. Молодой мистер Хилли в этом вопросе в душе вынужден был согласиться со своим хамоватым папашей, не раз в доверительных беседах называвшем Флоренс бесплодной смоковницей.
Десять лет брака заострили губы, когда-то пухленькие и нежные, добавили практичности и деловитости дочке местного пастора, сосватанной Бену его отцом. Итак, через десять лет совместной жизни возникла ситуация, поиски выхода из которой и привели молодую чету к встрече с Джуниором.
Бен Хилли, в свободное от работы время тренировавший принадлежащую папаше бейсбольную команду «Бравых ребят из Сент-Луиса», страстно хотел ребенка. Возможно, это был единственный вопрос, в котором его жена соглашалась с тюфяком-мужем. Чопорно-холодная днем, ночью она преображалась. Разбрасывая во все стороны подушки, они барахтались в жаркой печке обоюдной страсти, но пока безрезультатно.
Как известно, юбки женщин страдают от дождя больше, чем мужские брюки. Женщинам почти все дается тяжелее, чем мужчинам, кроме одного. Если утром Флу выглядела привычно собранной и деловитой, блестящим образцом американской феминизированной гражданки, муж ее заспанно и лениво хлопал глазами и с трудом просыпался даже к тому моменту, когда супруга выталкивала его из машины у шикарного входа в спортивный универмаг Большого Бена. Машину, естественно, вела сама миссис Хилли. Автомобиль оставался в ее распоряжении до вечера. Мистеру Хилли приходилось довольствоваться вечным состоянием незлобивой усталости, приятной полудремы и вальяжно-ленивой истомы в ожидании того момента, когда Флоренс заберет его вечером из магазина и отвезет домой.
Это, естественно, не могло понравиться его папаше, Большому Бену. Со своей женой он мирно расстался еще семнадцать лет назад, со слезами опустив ее в холодную могилу семейной усыпальницы Хилли. Не надо думать, что теперь Большим Беном руководила зависть к спокойно-изнеженному состоянию вечного довольства, в котором пребывал его сын. Отец очень хорошо понимал причину такого поведения. Нет, и в этой стороне жизни Большой Бен находил немало привлекательного. Но на первом месте для него была работа. Кипучую энергию, еще более сконденсировавшуюся за многолетнюю жизнь с сыном, Большой Бен щедро расходовал в острой полемике по биллю о правах домохозяек выращивать букеты искусственных роз на палисадниках для экономии воды, в предвыборных кампаниях, где основным его оппонентом выступал лысый сморчок — агент оклахомских демократов в Луизиане, с-е-е-р Генри Падаль, как его ласково прозвал Большой Бен, в охоте за разбрасывателями окурков на территории Скалистых гор. Как хотел он видеть в сыне помощника в этих важных и трудных делах! Но каждый раз, пытаясь привлечь Хилли младшего к активной жизни, Большой Бен с грустью убеждался: телесное в его отпрыске пока сильнее духовного. Возможно, появление ребенка еще могло что-то изменить. Большой Бен страстно хотел стать дедушкой, чтобы почувствовать себя настоящим отцом!
Объективно ситуация требовала встречи четырех основных действующих лиц нашей истории. Главный герой уже вымахал в семилетнего верзилу. Еще трое персонажей искренне хотели сына. Чтобы желания, совпадающие теоретически, воплотились в реальность, нужно было участие еще нескольких важных исторических особ. Все в мире происходит не само по себе, а как сумма усилий и желаний многих и многих людей.
Историческими лицами нашего произведения, локомотивами прогресса сюжета надо признать очень колоритных теток и одного дядю, возглавляющего их дружный коллектив — директора приюта «Трех сестер-францисканок», мистера Дибати. Если бы даже удалось проникнуть в архивы секретных служб Америки, России и Израиля — все равно учетной карточки на него мы нигде бы не обнаружили. Демагог и прокламатор, самовлюбленный Демосфен не представлял никакого интереса ни для одной из спецслужб. Он, честно говоря, представлял весьма незначительный интерес и для адвокатского агентства по усыновлению штата Луизиана, но этого явного потомка самураев по внешности и наследника древних греков по духу, держали в приюте из-за того, что только он своей пустопорожней болтовней мог держать в узде воинственный дух умертвивших плоть сестер-монахинь. Уже за одно это в Сент-Луисе местный бомонд отдавал должное уму и сообразительности узкоглазого бездельника и болтуна.
А сестры-монахини были воистину великолепны. Все, как на подбор, гренадерских статей, дебелые и румяные, неопределенно-неопрятного возраста, они славились воинственным пуританством и раблезианским чревоугодием. Первое ваяло их лица, второе лепило формы мощных и суровых тел.
Если приют «Трех сестер-францисканок» был храмом всего духовного в Сент-Луисе, то уж столовая приюта, наверняка, была его святилищем. Мрачная и торжественная обстановка всегда сопутствовала литургии принятия пищи воспитанниками. Каждый из них вышколенно исполнял отведенную ему роль в этой суровой церемонии, которая не менялась годами. Диссонансом в эти органные мессы чревоугодия вплеталось только поведение малолетнего Джуниора, раз за разом нарушавшего установленный порядок священнодействия. Он слишком часто игнорировал висевший на самом видном месте девиз этого богоугодного заведения — «Опасайтесь улыбки ребенка, потому что дьявол рядом. Святой Брук», чтобы монашки могли любить его.
Напрасно будет Джуниор Хилли уверять своих будущих биографов, что он пытался понравиться всем в приюте. Простить здесь могли что угодно: даже слишком рьяное увлечение фотографией, доставившее немало хлопот всему персоналу, вынужденному не терять бдительности даже в самых интимных местах; даже непредусмотренные уставом полеты монашек во время воскресной проповеди. Было много мелких, полулегально разрешенных маленькому шалуну «даже»… За них наказывали, но не слишком строго. Только одного, святотатственного, с редким постоянством повторявшегося нарушения, не могли простить Джуниору — срыва ритуалов принятия пищи. Никогда. Да никто, в принципе, и не просил монашек этого делать. За исключением мистера Дибати, возможно, питавшего какие-то иллюзии относительно своего воспитанника.