С папой на рыбалку - Караславов Слав Христов. Страница 8
— И тут успели заасфальтировать! — удивился папа.
— Окружная дорога! — пояснил дядя Рангел. Он водит машину и считает себя специалистом по части дорог. — Через год будет полностью закончена.
— Уж больно узкая! — заметил Афанасий.
— Нормальная дорога, — возразил дядя Рангел. — Нам автострады ни к чему!
— А жаль! — вмешался папа.
— Автострады нам понадобятся лет через пятнадцать.
— Верно! Так зачем же перестраивать её через пятнадцать лет, если можно построить сразу. Какой смысл дважды вкладывать деньги?
— Вот и со стадионом так получилось. Сделали бы сразу на сто тысяч мест, и точка. А теперь раскошеливайся на реконструкцию! — добавил Афанасий.
Интересно, что все они говорили так, будто сами вкладывали деньги, сами строили дорогу и эта дорога принадлежала им.
— Папа, а зачем они нам, эти дороги?
— Как зачем? По ним ездят машины.
— Почему же вы их строите? Пускай бы государство этим занималось.
Все засмеялись, а Афанасий зашагал рядом со мной.
— Так мы и есть государство.
— Погляди вон на этот камень, — дядя Рангел указал на километровый столб у обочины. — Откуда знать, что он установлен не на папины деньги, или на мои, или, скажем, на деньги тёти Марии? Все мы работаем на государство.
— Выходит, что всё это наше?
— Так оно и есть, — ответил папа. — И заводы, и поезда, и озёра, и реки… Только принадлежит всё это не мне, не тебе, а всем нам, всем болгарам… Поняла?
— Тогда почему же мы платим за то, что едем в поезде?
Все снова засмеялись, а дядя Рангел сказал:
— Потому что мы ещё малость не доросли!..
Это меня очень удивило: и папа, и дядя Рангел, и Афанасий — взрослые люди, а у Афанасия рост почти два метра.
— А сколько нам ещё расти?
— Много! — с усмешкой заметил папа. — Подрастёшь ещё немножко, тогда поймёшь…
— И Афанасий ещё должен расти?
Все засмеялись.
— Ну конечно! — сказал дядя Рангел. — Ему больше других надо расти.
— Почему?
— Потому, что он бывший футболист! — сказал папа.
— На бульдо или на пробку будем навешивать поводки? — спросил Афанасий.
— На бульдо, на пробку — всё равно.
Я потянула папу за руку:
— Что ещё за бульдог, папа?
— Не бульдог, а бульдо! Это такой шарик, чуть больше пробки, потом увидишь.
Скоро мы пришли на место. Я всего третий раз на рыбалке, но и у меня уже есть рыбачьи навыки. Я присматриваю за вещами, если папа и дядя Рангел уходят слишком далеко. Мне строго запрещено кричать или звать их и не в меру суетиться. Дядя Рангел говорит, что рыба не любит шума и болтовни.
Всякий раз, когда приходишь на новое место, оно тебе кажется голым и неприветливым. Такое чувство было у меня и теперь. Песок, мокро, сыро. Стоячая вода едва заметно морщинилась от лёгкого ветерка. И судя по всему, тут совсем неглубоко. Может, по колено или чуть глубже.
Мы сбросили на берег рюкзаки и тут же стали налаживать удочки.
Афанасий вынул несколько катушек с очень тонкой леской, прикрепил к лескам увесистые грузила, осмотрел бульдо. Теперь и я увидела, что это такое. Обыкновенный пустотелый пластмассовый шарик с крышечкой. Если в него налить немного воды, он слегка погружается в воду. А без воды — плавает на поверхности.
Афанасий отщипнул комочек мамалыги, которую мы с папой приготовили.
— Вот это вещь! Ты сама её сделала, Ани?
— С папой вдвоём, — ответила я и присела возле него на корточки.
Афанасий насаживал на каждый крючок мамалыгу и приминал её пальцами.
— Порядок! — бодро сказал он, покончив с этим делом. Выпрямившись, он раскрутил привязанное к леске грузило и послал его далеко от берега. Свинец плюхнулся в воду, а на поверхности осталась лишь светлая точка — бульдо.
Таким же способом Афанасий забросил ещё две удочки. Потом вытер о штаны жирные руки и поманил меня пальцем.
— Ани! Садись вот тут и следи за теми шариками. Если какой из них начнёт прыгать, зови меня. Поняла?
Я кивнула и села на папин рюкзак.
Папа и дядя Рангел тоже успели забросить удочки. Афанасий присоединился к ним.
Кто из них вытащил первого карася, мне сказать трудно, потому что я не отрывала глаз от белых шариков. Я только слышала, как дядя Рангел произнёс: «Хоп!»
Когда я обернулась, папа опускал в садок трепыхающуюся рыбку. Я вскочила на ноги и кинулась к нему. Мне не терпелось посмотреть, что папа поймал. Так вот он какой, карась! Небольшая золотистая рыбёшка, плоская, голова тупая, а рот разинут — дальше некуда.
Я полюбовалась рыбкой, потом мне стало её жалко, и я вернулась к рюкзакам.
— А карась очень вкусный? — обратилась я к стоящему рядом Афанасию.
— Нет, не очень, — ответил он.
Хотя Афанасий такой же взрослый, как папа, я его называю по имени, и он не обижается. У него очень доброе лицо, особенно когда на него смотришь с близкого расстояния, и такие же добрые, чуть прищуренные глаза, хотя за толстыми очками они кажутся немного выпученными.
— Тогда зачем его ловить?
Он презрительно поморщил нос.
— Чтобы убить время. Впрочем, жареный он неплох, только перед тем, как класть на сковороду, надо отделить голову. Иначе будет пахнуть болотом. К тому же он очень костлявый.
— А карась трудно ловится?
— Карась на редкость ленивая рыба. Иногда проглотит один крючок, потом другой, потом ляжет на дно и лежит себе. Ждёшь, ждёшь, наконец решаешь проверить удочку, вытаскиваешь, а на ней карась. Поэтому надо проверять время от времени. Хоп!
Афанасий дёрнул удочку, и прямо ему в лицо шлёпнулся такой же золотистый карась.
И началось. То папа, то дядя Рангел, то Афанасий вытаскивали из воды рыбёшку.
Первое время мне было интересно, потом я снова перевела взгляд на три блестящие точки, плавающие посреди озера. Я глядела на них так долго и с таким напряжением, что в моих глазах эти точки стали двоиться и троиться. Я отвернулась в сторону, мигнула глазами раз-другой и снова отыскала шарики. Но вот что странно — их оказалось только два.
В напряжённых поисках третьего, я вдруг увидела, что он то подпрыгнет над водой, то снова потонет. У меня даже во рту пересохло, я испугалась и закричала:
— Папа!
Все в тревоге поглядели в мою сторону.
— Смотри! — Я показала пальцем на середину озера.
Папа, Афанасий и дядя Рангел тут же бросились ко мне, словно мне грозила опасность.
— Погоди! — подал голос Афанасий и ухватился за леску.
Мы втроём столпились вокруг него. Леска туго натянулась и время от времени тихонько звенела.
— Что-то большое! — взволнованно прошептал Афанасий. — Батюшки, огромный карп на крючке!
Рыба пыталась освободиться. Она уходила то вправо, то влево, а оказавшись на поверхности, сильно била хвостом, и от неё расходились волны.
Метр за метром Афанасий тянул рыбу к берегу.
— Давайте подсачек! — скомандовал Афанасий.
Папа с дядей Рангелом переглянулись.
— У меня нет! — сказал папа.
— У меня тоже! — почти одновременно сказал дядя Рангел.
— Фу-ты! И я свой забыл! Ани! Беги вон к тому толстяку, может, у него есть подсачек!
Мне ужасно хотелось увидеть, как будут вытаскивать из воды большого карпа, но раз сказано, надо бежать. Папа ведь предупреждал меня, что если я хочу ходить с ним на рыбалку, то должна во всём его слушаться. И я со всех ног пустилась бежать к толстому дяде, который удил рыбу неподалёку от нас.
— У вас есть подсачек? — спросила я, запинаясь.
— Что? — вздрогнул толстяк.
— Наши поймали большого карпа. Просят подсачек.
— Да ну? — У него загорелись глаза. Бросив удочку, он кинулся в нашу сторону.
Едва догнав рыбака, я вцепилась в полу его куртки.
— Подсачек нужен!
— Нет у меня! — лихорадочно крикнул толстяк и, высвободив полу, снова пустился вперёд.
Я беспомощно поглядела вокруг и, не обнаружив других рыбаков, побежала за ним следом.
Карпа уже подтащили к самому берегу. Я увидела его массивную чёрную спину. Когда Афанасий притянул его ещё ближе, он вдруг опрокинулся, и все увидели его широкое жёлтое брюхо.