Два пистолета и хромой осел - Драганов Неделчо. Страница 5

— Два знамени! — громко поправляет Минчо.

— Да, два знамени, — торжественно повторяет его слова директор, — развеваются над Северным полюсом во славу и честь нашего города и всего нашего отечества. Благодаря этим бесстрашным мальчикам Северный полюс стал владением Болгарии. Школьники — ура!

Вся площадь содрогается от могучего «ура!» Даже мэр и градоначальник, стоящие в первом ряду, тоже кричат «ура!»

Вижу Таско и Велосипеда: они улыбаются и машут нам руками. Велосипед во весь голос хвастает, что я его лучший друг. Выбегает Верушка, протягивает мне букет роз и шепчет, что будет играть только со мной. Пройчо рыдает от зависти и злости.

Моя мама, одетая в синее праздничное платье, утирает слезы. Отец в темном костюме и белой сорочке с галстуком — таких же, как у мэра, — гордо посматривает вокруг. Как только мы вернулись, его сразу же назначили чиновником в банк.

Посреди площади мой братик Петко важно восседает верхом на нашем верном осле. У брата и у осла на головах венки. Никто не смеет приблизиться к ослу, объявленному героем города и священным животным. На Петко красная пелерина, какую носит только градоначальник.

После речи директора мы все отправляемся в военный клуб, где по случаю нашего возвращения организована вечеринка с лотереей и смешными фокусами.

На следующий день в школьном дворе — новое торжество: мне и Минчо директор лично вручает свидетельства о завершении среднего образования с отличием. Так что в будущем нам уже незачем ходить в школу.

А через месяц, провожаемые всем городом, мы отправляемся к Южному полюсу. Священный осел остается в городе: он будет жить в специальном хлеву, украшенном золотом и серебром. На этот раз мы отправляемся на конях. Я — верхом на белом коне градоначальника, Минчо — на черной, как ворон, кобыле командира полка. Вооружены мы до зубов — ножи, книжалы, ружья, пистолеты, сабли.

Дети бегут следом и просят взять их с собой, но мы не можем рисковать жизнью других. И потому в последний раз на прощанье салютуем саблями и мчимся на юг, где нас ждет еще один беспримерный подвиг — покорение Южного полюса.

ПИСТОЛЕТЫ ИЛИ ПОНЧИКИ?

Итак, в нашем тайнике было уже сорок четыре лева. Немало, но ведь по нашим подсчетам нужно по крайней мере пятьсот шестьдесят левов. Если бы мы каждый день ловили столько же рыбы, сколько в первый раз, мы быстро собрали бы деньги. Но в следующие дни нам совсем не везло. С утра до вечера закидывали мы удочки, но, казалось, какой-то злой волшебник прогнал всю рыбу из лагуны. Нам попадалось только по три-четыре мелких бычка — курам на смех. И дождя не было. Установились ясные жаркие дни, прекрасные для купания в море, но не для рыбной ловли. Мы почернели, как негритята — целыми днями плескались в воде, плавали, но нам было не очень весело. Летние каникулы незаметно таяли, а денег в тайнике не прибавлялось.

В четырех милях от берега находился маленький остров святой Анастасии. С берега он походил на корабль, вставший на мертвый прикол. Старые рыбаки рассказывали, что море вокруг него кишит рыбой. Об этом острове рассказывали самые таинственные истории. В год моего рождения с острова убежала большая группа заключенных. Поговаривали, что там и сейчас находятся арестованные коммунисты. Мы давно мечтали побывать на святой Анастасии — и рыбы наловить, и своими глазами посмотреть, что там делается. Только для этого нужно было раздобыть лодку. В старом порту было полно рыбацких лодок. Целыми неделями качались они у причала, а их хозяева и думать о них забыли.

Однажды мы пошли в порт выбрать какую-нибудь красивую и крепкую лодку. Долго ходили, пока не увидели одну очень красивую, выкрашенную в белый, зеленый и красный цвета. Что-то загадочное было и в ее имени — «Посейдон». У других были самые обыкновенные имена: «Чайка», «Черноморец», «Эмона» [2], «Калиакра». [3] Может быть, именно из-за незнакомого и таинственного для нас имени мы выбрали эту лодку. Гораздо позднее я узнал, что Посейдон — древнегреческий бог моря.

На другое утро, еще затемно, я взял удочки, захватил еды на целый день и тихонько выбрался из дому. Минчо ждал меня у ворот с торбочкой на плече. Он, как и я, был босиком.

До порта мы бежали. Хотели завладеть лодкой до рассвета. На причале — ни души. Впереди в полутьме посверкивал маяк. Наш «Посейдон» покачивался в конце причала, крепко привязанный за кусок рельса, вбитого в каменистый берег. Мы умели развязывать рыбацкие узлы. Подтянули веревку, узел ослабел, и мы стащили его с рельса. Минчо влез в лодку первым, я оттолкнул ее и тоже вскочил. Лодка бесшумно скользила по воде. Минчо разобрал весла и стал полегоньку грести. Взял весло и я, и мы стали сильно грести к острову, который в первых лучах солнца казался соблазнительно близким. Мы умели грести, правда, на короткие расстояния, а четыре мили — не шутка. Но были мы сильными и мускулистыми ребятами и потому не боялись далекого пути. Море было гладким, как зеркало. Приятно плыть на лодке по такому морю. Мне казалось, что она летит к острову, как торпеда. Чувствовали мы себя отлично, гребли и пели:

… и разные другие песенки, которые сами и сочиняли.

Так было сначала. А потом… Лодка уже не летела так быстро, как нам казалось, а остров походил на корабль, который уходил от нас. На ладонях у нас вздулись волдыри, и гребля уже не казалась легкой работой. Мы примолкли и все чаще осматривали ладони. Еще хуже стало, когда волдыри начали лопаться и руки ужасно разболелись. Но мы были упорными ребятами, гребли, не обращая внимания на боль, и через три часа благополучно пристали к острову.

Он был так мал, что за пять минут мы осмотрели его вдоль и поперек. Здесь не было ни души. В центре острова, на самом ровном месте, стояло длинное белое здание, давно оставленное людьми. Наверное, там жили те смелые заключенные, которые убежали много лет назад. Мы попытались войти, но двери были крепко заперты. Нам ничего не стоило выломать дверь, но, признаюсь, мне стало страшно. А вдруг внутри окажется скелет! Мы знали, что маяк на острове давно не работает, потому что по ночам с берега не видно было его света. Башня маяка торчала на самом высоком месте острова. Вход в маяк зиял мраком и таинственностью, как пещера разбойников. Но мы храбро поднялись по узкой винтовой лестнице на самый верх. Отсюда открылось все море — оно блестело под солнцем, как серебро. Дома нашего города на том берегу казались маленькими кубиками, а сам островок — огромной шапкой с воткнутым сверху пером — башней маяка. Все было наше — мое и Минчо — остров, и маяк, и целое море!

Но Минчо думал иначе. Неожиданно он закричал:

— Я, Минчо Сотиров, объявляю весь остров моим владением!

— Как так весь?

— Вот так, «чур-мое», — произнес Минчо священные, клятвенные слова.

Летом, когда мы возвращались с пляжа с пересохшими от жажды глотками, мы боролись перед уличным фонтанчиком. Каждый хотел напиться первым. Но кто докажет, что раньше других произнес священные слова «чур-мое», пил первым, и никто не смел его пальцем тронуть.

Теперь я чуть не плакал, что не сообразил сказать эти слова раньше. Да и нечестно было, что Минчо объявил себя повелителем целого острова. Мы же одновременно ступили на него! Раз так, сказал я, пусть Минчо бежит сам, я не пойду с ним. Видя, что я обиделся, Минчо согласился разделить остров. «Видишь, я тебе настоящий друг», — сказал он и положил мне руку на плечо. Мы спустились с башни делить остров. Мерили, прикидывали, всё никак не могли разделить его на две равные части. Тогда решили, что остров станет нашим общим владением. Потом мы сообразили, что здесь можно устроить идеальный тайник. Когда в один прекрасный день мы вернемся с полными мешками золотых и прочими богатствами, мы спрячем их в надежном месте. Мы выбрали большой валун, под которым можно было вырыть глубокую яму (на всякий случай) и замаскировать сверху ветками, землей и травой. Жаль, что у нас не было ни лопаты, ни мотыги. Решили, что, когда приплывем сюда другой раз, непременно выкопаем яму.