Школа над морем - Донченко Олесь. Страница 13

- Нет, нет, не домовой. Человек был.

Привиделось тебе.

- Привиделось? А плошка с молоком? А жареная рыба?

Олег заглянул за матрац. Ни тарелки с рыбой, ни миски не было. Исчез даже кусок хлеба, лежавший возле миски.

Олег не верил своим глазам. Что это, сон? Нет, это не сон! Пять минут тому назад вся эта еда была здесь, в каморке. А в груде лохмотьев лежал страшный, волосатый незнакомец с кошачьими зелеными глазами.

У мальчика было такое растерянное и смешное выражение, что сторож не вытерпел и захохотал:

Ну-ну, и шутник же ты, хлопчик! Ну, где же ты видел здесь человека?

Данилыч с силою швырнул кожух в угол.

Надо все это барахло сжечь к бесу! – сказал он. – Одно мне только непонятно: кто это кольца из двери выкрутил? Два года ведь не отпиралась каморка.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. Отец и дочь

Галя остановилась у дверей. В комнату итти не хотелось. Свежий- морской ветер обвевал раскрасневшееся лицо и трепал у самой щеки выбившийся из-под шапочки локон. Сашко уже скрылся за углом. лиловые сумерки, сгущаясь, меняли свой цвет и оттенки. Лиловое постепенно заменялось синим, затем невидимый художник бросил на синее полотно новый мазок ­ каплю черной краски. Мазок расплывался, заливал далекий горизонт моря и наконец могучей смоляной рекой хлынул на притихшие улицы Слободки.

Галина дотянулась рукой до звонка и тут только заметила, что двери были не заперты. Она вошла в переднюю. Необычайная тишина в квартире поразила ее. Дрожащей рукой она толкнула дверь в комнату матери - в комнате было пусто. Может быть, мать в кухне? Конечно, она, наверное, в кухне! Но Галина почему-то боится позвать ее. А вдруг... а вдруг она не услышит ответа!

- Галина! Галя!

Девочка вздрагивает. Она бросается вперед на голос отца, но ноги не хотят ее слушать. Она почти не двигается. Они чужие. Галя с трудом переступает порог. Отец лежит в кабинете на диване.

- Не зажигай огня, - устало говорит он. - Сядь возле меня. Вот так!

Минуту они молчат. Отец гладит шелковистые волосы дочери.

- Сегодня я делал операцию вот такой же девочке, как ты. Ее привезли из соседнего села. У нее начиналось заражение крови, и, если бы не операция, она бы умерла.

- А где же... где... - начинает Галя, но отец ее перебивает.

- Ты хочешь спросить о маме? Она уехала, Галя. Уехала мама.

Что-то горячее сжимает Галино горло. Ее пальцы начинают дрожать в отцовской руке. В комнату неслышно вползает лохматая темнота. Она выползает из всех углов, она пытается закрыть широким рукавом синий четырехугольник окна.

- Не надо, Галя, не надо. Не грусти! Мама вернется. Она обязательно вернется, доченька. Поживет у своей мамы, у твоей бабушки, и обязательно приедет. Разве она может совсем забыть свою дочку?

Галя вздрагивает.

- Галя, ты плачешь! Ты плачешь, дочка?

Девочка молчит. Отец взволнованно проводит пальцами по ее лицу и по мокрым щекам. Слеза за слезой тихо катятся на глаз Галины.

Доктор достает платок и бережно вытирает лицо дочери.

- Довольно, дочка. Зима скоро пройдет. Совсем недолго ждать. Пройдет половина января, потом февраль, потом март. А март – уже и весна! Засинеет море, дни станут теплые, ясные. И мать приедет. Обязательно приедет. Может быть, даже раньше приедет. Ведь она даже не попрощалась с тобой. Волновать тебя не хотела. Значит приедет, наверное приедет, я уж знаю.

Галина вспомнила, что сегодня утром, когда собиралась она в школу, мать быстрыми шагами подошла к ней и порывисто обняла ее. Потом посадила Галину к себе на колени, посмотрела в ее лицо, целовала щеки - и все молча,без единого звука, без единого слова. А когда девочка посмотрела на мать тревожными, пытливыми глазами, еще жарче, еще сильнее стала ласкать ее мать, будто хотела лаской ответить ей как-то на немой вопрос.

И вырвалось у нее тогда против воли:

- Галя! Галенька!

Но замолчала и быстро-быстро пошла к себе в комнату.

Только теперь поняла Галина, что это-то и было прощание!

Отец гладил ее по Голове, стараясь успокоить. Его пугало молчание дочери. Пугали ее стиснутые губы, дрожащие руки и молчаливые, суровые слезы.

- Не плачь, доченька, не плачь, отличница! - говорит отец, приподнимая ее лицо. - Все будет хорошо, вот увидишь! Лучше расскажи мне, что сегодня в школе было! Опять, небось, «отлично» принесла, умница моя ненаглядная!

Галина перестает плакать Сухими, горячими глазами она тупо смотрит в темноту. Как сказать отцу о своих отметках по географии и диктанту? Она понимает, что для него это будет новое горе.

И Галя чувствует себя по-настоящему виноватой перед отцом. Отец целый день работает. Отец спасает жизни стольких людей. А она? «Настоящая радость - дочка отличница».

Неужели нельзя было взять себя руки и не думать ни о чем, кроме своих уроков? Галя встряхивает головой и приподнимается с кресла.

Голубоватый свет заливает комнату. Галина в постели. Уроки выучены.

В спальне часы бьют десять. Еще можно почитать что-нибудь хорошее. Чтобы было и грустно и красиво.

Рука тянется к столику. Галина раскрывает маленький томик Пушкина. Заглядывает в середину. «Кавказский пленник».

И долго пленник молодой

Лежал в забвении тяжелом.

Уж полдень над его главой

Пылал в сиянии веселом.

И жизни дух проснулся в нем,

Невнятный стон в устах раздался.

Согретый солнечным лучом,

несчастный тихо приподнялся.

Незаметно бежит время. Стихи льются, как звонкий, прозрачный ручей. Встают снежные вершины гор. Утро. Над горными саклями курятся розовые туманы. Орлы кружат над бездонными ущельями. Пленник смотрит на недосягаемые горные вершины.

Прости, священная свобода!

Он раб.

За саклею лежит

Он у колючего забора.

Прочитана последняя строка. Тихо. Который час? Должно быть, уже поздно. Захваченная чтением, Галя не слышала, как били часы. Она гасит электричество. И... вдруг прислушивается. В комнате матери слышны заглушенные шаги. Уж не вернулась ли мать? Вот она ходит из угла в угол. Вот остановилась. Вот села...

Галя встает с постели. За столом в маминой комнате сидит отец. Гале видна его широкая спина и наклоненная голова. Он не слышит скрипа дверей, он не видит, как. подходит к нему дочка.

Комната кажется нежилой. Голубоватый свет электричества холоден и мертв. Одиноко светлеет в углу мамина кровать. Белеет подушка, и кажется, что вот-вот глянет оттуда родное, любимое лицо.

Каждая вещь здесь напоминает мать. Вот ее столик с зеркальцем, с небольшим письменным прибором. На спинке кровати еще висит забытый шелковый платок.

Ее, мамин, платок. И, кажется, что каждая вещь хранит в себе тонкий запах любимых маминых духов.

И все же здесь холодно и пусто. Чем-то чужим веет на каждого угла комнаты, будто пришел сюда кто-то неприветливый, чужой.

- Папа!

Отец вздрагивает и быстро оборачивается к Галине.

- Зачем ты пришла сюда? Почему не спишь? - Глаза отца в красноватых веках - это от бессонницы - горят сухим, металлическим блеском.

- Так поздно, а ты... Почему не спишь?

- Папа, а ты. Почему ты? Тебе пора спать.

- Спать?.. Да... да... спать.

Высокий и неловкий, он обнимает дочку и выходит с ней из комнаты.

- Ну, поди, дочка, не надо тосковать. Вот придет весна: март, апрель. Ну вот, ну вот... я же говорил, что пионеры не должны плакать. Пионеры - это...

Он не договаривает и закрывает лицо руками.

На следующее утро Галина проснулась поздно. Сразу поняла, что опоздала в школу. Проспала! Быстро оделась. На столе нашла записку от отца и ключ от квартиры. Отец писал, что сегодня вернется поздно вечером.

Галя посмотрела на часы. Без четверти десять. Что делать? Она опоздала уже больше чем на час. Пока добежит до школы, еще десять минут.

В зеркале увидела себя. Под глазами синяки, глаза от слез и от позднего чтения в постели красные, как у белого кролика. Представила себе, как встретят ее товарищи, как будут дразнить за опозданье. А что она им ответит? Что скажет преподавателям? Может, лучше сегодня совсем не ходить в школу? Галина осталась дома. Время тянется бесконечно долго.