Школа над морем - Донченко Олесь. Страница 30

На следующий день Василий Васильевич возвращал ученикам работы по литературе. Галина со страхом заметила, что и ее и Олегову тетради Василий Васильевич оставил у себя. Олег сидел красный, опершись на руку подбородком. Галина оглянулась на него, и их взгляды встретились. Олег отвернулся, но в его глазах девочка успела прочитать: «Попались!»

В тишине отрывисто прозвучал голос Василия Васильевича:

- Кукоба!

Галина вздрогнула и встала. Она стояла бледная, с опущенными глазами.

- Башмачный!

Девочка услышала, как за ее спиной поднялся из-за парты и Олег. Ученики, ничего не понимая, переглядывались. В классе стало сразу тихо, как бывает тихо перед грозою.

- Кукоба и Башмачный, подойдите сюда, чтобы все могли вас видеть, - снова прозвучал голос Василия Васильевича. - Это твоя, Кукоба, тетрадь?

Галина кивнула головой.

- А это – твоя?

- Моя, - тихо промолвил Олег.

- Слушайте внимательно, ребята, - обратился Василий Васильевич к классу, - я прочту вам сейчас кое-что из работ этих двух... - директор кивнул на Галину и Олега, - этих двух учеников.

Он взял тетрадь Кукобы и прочел:

- «Лучшие произведения Панаса Мирного – романы «Разве ревут волы, когда ясли полны» и повесть «Лихие люди». Главный герой романа «Разве ревут волы» - это Чипка. Кто такой Чипка Это крестьянский парень. Тяжелая, злая жизнь и панский гнет делают то, что Чипка становится разбойником. Панас Мирный в образе Чипки показывает в своем романе протестанта против панства, против жестокости крепостничества».

А теперь – из работы Олега Башмачного:

«Лучшие произведения Панаса Мирного - повесть «Лихие люди» и роман «Разве ревут волы, когда ясли полны». Главный герой романа «Разве ревут волы» - Чипка. Кто такой Чипка? Парень из деревни. Панский гнет и тяжелое, злое житье довели его до того, что он становится разбойником. Панас Мирный в своем романе показывает в образе Чипки протестанта против жестокости крепостничества».

Ученики завозились, зашептались, а Василий Васильевич продолжал читать дальше:

- У Галины Кукобы:

«Писатель объясняет социальные причины появления такого протестанта. У Чипки богачи отнимают последний клочок земли. Чипка не находит правды. Но он находит и революционной дороги...»

У Олега Башмачного:

«Писатель объясняет социальные причины такого протестанта. Богачи отняли у Чипки последний клочок земли. Чипка не может найти правды: Но он не находит также и революционной дороги.»

Хватит, - закончил Василий Васильевич. ­ Дальше я читать не буду. Так все с начала и до конца. То, что есть в тетради Башмачного, есть почти дословно и в тетради Кукобы. Я спрашиваю: что это значит?

Галина и Олег стояли молча, не смея взглянуть в глаза ни директору, ни своим товарищам.

Тогда кто-то из учеников сказал громко:

- Они списали друг у друга.

- Списали!.. – зашелестел класс.

- Дело ясное, - сказал Василий Васильевич, -конечно, списали. Только не друг у друга, а один из них списал у другого.

И тут глухо прозвучал голос Олега:

- Василий Васильевич, это я списал ... И я даю слово, что...

- Подожди немного, слово будешь давать потом. Что ты скажешь, Кукоба?

Галина подняла голову. Какой тяжелой была сейчас эта голова! Как тяжело было ей глядеть сейчас на класс! Хоть бы один сочувственный, подбадривающий взгляд!

- Василий Васильевич, Башмачный действительно списал у меня, и я...

Галина запнулась.

- И ты – что?

И тут снова откликнулся Олег:

- Я очень ее просил, и она... того...

Девочка метнула взгляд на Башмачного. В ее взгляде мальчик прочел многое. Он понял: слово «Записка» не должно произноситься.

- Башмачный просил. И я дала ему списать.

Никогда школьники не видели Василия Васильевича таким рассерженным. Его пальцы дрожали, голубые ясные глаза потемнели, и весь он пылал глубоким, нескрываемым возмущением.

- Слышите, как все это просто: попросил списать и списал. И у Кукобы не нашлось даже слова для возражения! Чрезвычайно просто! А подумал ли кто-нибудь из вас над тем, что вы наделали? Ты думаешь, Кукоба, что ты помогла товарищу? Нет, ты ему не помогла, ты его еще глубже вниз толкнула! Еще глубже! Ты ­ отличница и пионерка! Ты - звеньевая! Какой прекрасный пример для других, не правда ли?

Галина закрыла лицо руками. Горячие слезы полились по щекам. Она чувствовала, что нет ей никакого оправданья. Каждое слово Василия Васильевича, казалось, навсегда западали ей в сердце. И всему виной только она. Записка? А что такое, в сущности, эта записка? Глупости все это! Никакая записка не снимает с нее вины.

- И почему это все могли выполнить свои заданья, - продолжал Василий Васильевич, - и выполнили их прекрасно, и только один Башмачный решил списать у товарища? Почему ты думаешь, что твою работу должен делать за тебя кто-то другой? Какой же гражданин Советского Союза получится из тебя? Где же ваша пионерская гордость и честность?

Много еще справедливых и горьких слов услышали Галина и Олег от Василия Васильевича. Оба дали искреннее и гордое обещание никогда больше не повторять сделанного. Это было обещание перед всем классом. И тут же Василий Васильевич дал Кукобе и Башмачному новую тему дли работы.

На перемене Галина не вышла из класса. Она села на подоконник и молча смотрела на весенний зеленый сад, залитый солнечными брызгами. У нее не было вражды к Олегу.

- Сама виновата, - шептала девочка. - Собственной записки испугалась. Записки страшно, а давать списывать - не страшно Не стыдно? Неожиданно для себя Галя почувствовала чей-то пристальный взгляд. Она увидела глаза ­ проницательные, широко раскрытые глаза. И укор, и тревога, и немой вопрос - все прочла в этом пристальном взгляде Галина. Она видела только эти глаза, такие знакомые и незнакомые, такие родные и... такие чужие.

- Саша! Саша!

Восклицанье слетело с ее губ помимо ее воли. Сашко Чайка стоял возле нее. И это был не тот Чайка, которого знала Галина. Это был не тот Сашко, с которым она читала вместе «Мертвые души» и «Капитанскую дочку». Холодком веяло от его карих глаз, во всей фигуре было что-то чужое, почти враждебное.

Галина соскочила с подоконника, и оба они - школьник и школьница – стояли один перед другим, не зная, что сказать.

- А я думал, что ты... - дрогнули наконец губы Сашка.

- Саша, Саша... Ты ничего не знаешь.

- Весь класс знает. Не думал я, что ты... можешь так сделать. Дала списать. И кому? Нового друга обе нашла! Подружились? На почве списыванья? Х-ха!

- Сашко, не имеешь права так говорить! Какая почва? Я ничего тебе еще не сказала.

- Рассказывай Олегу! Когда я услышал; как Василий Васильевич читал ваши работы, я своим ушам не поверил. Я все думал, что это какая-нибудь ошибка. Но ты... ты ведь сама призналась!

Галина хотела что-то сказать, хотела крикнуть, что он, Сашка, не знает, как все это вышло, но в коридоре резко зазвенел звонок и шумная детвора вбежала в класс. Чайка круто повернулся и пошел на свое место.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Поединок на морском берегу

На перемене вожатый подошел к Башмачному и тихо спросил:

- Как это случилось?

- Максим, я дал слово, и это больше не повторится.

- Знаю. Но для меня все это было так неожиданно, что я просто не поверил сначала. Мне кажется, что ты не все сказал. А что касается Галины, я и сейчас не могу понять, почему она дала тебе списать. В чем же дело?

Олег молчал.

- Сегодня мы ставим этот вопрос на отряде. И, может быть, придется, как это ни тяжело, исключить вас из пионеров. Это вполне возможно.

От пытливых глаз вожатого не скрылось, как вздрогнул Олег, как бледность сразу разлилась по его лицу.

- И Кукобу? – глухо спросил он.

- Конечно, и ее тоже! - ответил Максим.

Олег не знал, что за несколько минут до этого Максим уже разговаривал с Василием Васильевичем.

- Нет, -сказал Максим, - ребята говорят не всё. Я ни за что не поверю, что Кукоба дала свою тетрадку только потому, что Башмачный попросил ее об этом. Не такие уж они друзья, и не так это уж просто.