Последняя тайна жизни (Этюды о творчестве) - Сапарина Елена Викторовна. Страница 36
С генетикой у Ивана Петровича были свои счеты. В 1935 году умер его младший сын и помощник. У Павловых было трое сыновей и дочь. Средний сын, Виктор, умер от сыпного тифа в первые годы после революции. Теперь отец, уже старик, снова хоронил родного человека — совсем еще молодого и самого близкого из детей. Всеволод умер от рака поджелудочной железы. Болезнь эту Иван Петрович считал наследственной. У гроба сына он сказал:
"Всеволод! Даю тебе слово, что мучительный конец твоей надломленной и рано оборванной жизни не пропадет даром. Я имею некоторый голос среди молодежи. Этим голосом я расскажу твою роковую историю. Она лишний раз толкнет людское внимание в сторону одной уже известной важнейшей научной истины — законов наследственности Менделя. Воплотившись, сделается жизненным правилом, эта истина освободит человека из-под груды скорбей и обеспечит ему здоровье и радостное существование".
Есть что-то противоестественное и глубоко несправедливое, когда родителям приходится навсегда прощаться с детьми. Такое горе может сломить самого сильного человека. Иван Петрович выдержал это испытание. В августе того же, 1935 года он, как президент XV Международного конгресса, открывает заседание.
Это был один из первых научных форумов такого масштаба, проводимый в Стране Советов. Он имел большое политическое значение. Престиж конгресса возрос еще и потому, что проходил под председательством столь авторитетного ученого, как академик И. П. Павлов.
Конгресс был блестяще организован. Торжественное открытие его состоялось в Таврическом дворце, зал которого был празднично украшен.
"Присутствующие были рады, что еще застали Павлова в живых и что он председательствовал на этом памятном собрании, — вспоминал американский физиолог Д. Ф. Фултон. — Он несколько раз болел, около четырех месяцев до этого заболевание пневмонией угрожало его жизни, но, казалось, судьба решила, что он должен дожить до конгресса. Он председательствовал с чрезвычайной живостью на открытии, присутствовал на следующих за этим научных заседаниях, занимал беседой многих делегатов на завтраках и обедах и еще раз председательствовал на официальном банкете в Детском Селе… Весь этот конгресс остался в памяти торжеством, завершающим жизнь великого ученого".
И программный доклад, который делал его друг У. Б. Кеннон, и вступительная речь самого Ивана Петровича были посвящены не только научным достижениям. Большие ученые никогда не стоят вне политики. 1935 год принес тревожные вести из Германии, Италии, Испании: поднимал голову фашизм, "коричневая чума" грозила захватить всю Европу.
С мудрой прозорливостью академик И. П. Павлов предупреждал ученых о грозящей миру опасности:
"Война, по существу, есть звериный способ решения жизненных трудностей, способ, недостойный человеческого ума с его неизмеримыми ресурсами".
Его друг из далекой Америки тщательно готовил свой доклад, стараясь, чтобы он помог делу свободы в тех странах, где она была под угрозой. Недаром немецкие делегаты-нацисты, прекрасно понявшие, что слова У. Б. Кеннона о важности свободы мнений для научных работников были, по существу, критикой нацизма, требовали от американского физиолога публичного извинения. Но остальные участники конгресса дали отпор сторонникам гитлеризма.
Заключительное заседание конгресса проходило в Москве, в Большом зале консерватории. Именно здесь профессор Берджер из Шотландии в прощальном слове от имени всех делегатов присвоил Ивану Петровичу Павлову необычный титул — первого физиолога мира: princeps physiologorum mundi. Такого звания не имел ни один из ученых.
Выступая вечером в Кремле на приеме в честь делегатов конгресса, "старейшина" физиологов произнес ответную речь:
"Вы слышали и видели, какое исключительно благоприятное положение занимает в моем Отечестве наука. Сложившиеся у нас отношения между государственной властью и наукой я хочу проиллюстрировать таким примером: мы, руководители научных учреждений, находимся прямо в тревоге и беспокойстве по поводу того, будем ли мы в состоянии оправдать все те средства, которые нам предоставляет правительство. Как вы знаете, я экспериментатор с головы до ног. Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство тоже экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента".
Его необычным, таким по-павловски самобытным тостом: "За великих социальных экспериментаторов!" — закончился этот последний в его жизни праздник науки, как бы подведя итог долгой, целеустремленной, самоотверженной деятельности "величайшего и гениального борца за науку, всей своей 87-летней жизнью доказавшего величие и силу научного творчества, — как говорилось после его смерти в обращении Академии наук СССР к академиям наук всего мира, — со всей яркостью и энергией своего характера поднявшего высоко знамя советской науки перед всем миром и перед последующими поколениями".
Всего каких-нибудь полгода отделяют XV Международный конгресс физиологов от скорбного рубежа. В том же Таврическом дворце, где недавно открывался знаменательный научный форум, был установлен гроб с телом академика И. П. Павлова. До Волкова кладбища его везли на орудийном лафете. Страна прощалась с Иваном Петровичем Павловым как с народным героем. В учреж-дениях, на предприятиях Ленинграда состоялись митинги, на улицах были вывешены траурные флаги, тысячи ленинградцев шли за гробом, толпы людей стояли вдоль тротуаров на всем пути траурной процессии.
Его имя осталось в названии ведущего физиологического института в Ленинграде и одной из ленинградских улиц. Его кровное детище — любимые Колтуши — теперь называется Павлово. Студенты-медики получают стипендию его имени. Его квартира в Ленинграде и родной дом в Рязани стали музеями. Музей И. П. Павлова есть и в Институте экспериментальной медицины. Его портреты — на страницах школьных учебников.
Полвека, прошедшие без него, отодвинули фигуру академика И. П. Павлова в историческую даль.
Что знают о Павлове современные школьники? Великий ученый, корифей, первооткрыватель основ, классик естествознания, стоящий в одном ряду с такими фигурами, как И. Ньютон, Ч. Дарвин, Д. Менделеев… Не живой человек, а мраморный памятник, вознесенный на недостижимую высоту. Но как равняться на мраморное изваяние? Очень важно сквозь "бронзы многопудье" разглядеть живого, реального человека, чтобы было кому подражать, за кем тянуться, "делать жизнь с кого".
Крутой по характеру, вспыльчивый, даже резкий и в то же время увлекающийся, страстный в проявлении своих чувств, он был вполне земной. В чем же его величие? Что привело сына рязанского священника в науку, на самый передовой ее рубеж? Что заставило его беззаветно служить своему новому богу — естествознанию?
Теперь мы знаем ответ: им двигала сила духа, энтузиазм и самоотверженность. Его удивительно целенаправленная жизнь, программу которой он четко определил в тридцатилетием возрасте и упорно ей следовал, — тому пример.
Познакомившись с обстоятельствами его жизни, с удивительной, намного опередившей свое время личностью Ивана Петровича, проследив, как он шел к своим вершинам, осознаешь его поразительную близость к нам.
А одержимость И. П. Павлова, его фанатичная преданность науке, неуемная жадность к жизни, самозабвенное служение своему делу — наглядный пример активной жизненной позиции, которой так не хватает порой даже молодым в наше рассудочное и слишком рационалистическое время.
Он много думал о будущем науки и страны, о тех, кто придет на смену. Он чувствовал ответственность, кому передаст научную эстафету. Незадолго до смерти он обратился с письмом к молодежи — своей научной смене. Нельзя без волнения читать эти проникнутые оптимизмом и верой, такие сегодняшние по мысли, по-павловски образные строки. К нам, людям, стоящим на пороге XXI века, когда наукой занята добрая половина всего населения Земли, обращены слова нашего современника — Ивана Павлова.