Помощница ангела - Кузнецова Юлия. Страница 17
Алёна посмотрела на ёлочки-крошки, о которых сказала Лидия Матвеевна. Они росли всего в метре от обрыва. Были они Алёне по бедро ростом, а раз так — их посадили совсем недавно. И непонятно — что с ними будет дальше? Потому что у самой высокой из них, которая была Алёне по грудь, верхушка уже пожелтела и засохла…
— Представляешь? Меня уже не будет на свете, а люди будут приходить, любоваться рекой, грызть те яблоки, которые я ела в детстве. Это и правда были вкусные яблоки.
Алёна вспомнила, как раньше завидовала садовнику. Как выскакивала из дома, когда для неё находилась работа. До маминых затей с фэн-шуем.
Но одно дело обрывать сухие листья. Или поливать розы. Или мазать варом стволы тех же яблонь… Но сажать… целые деревья?!
— Их ведь не сложно посадить, — продолжала Лидия Матвеевна с воодушевлением, — на старом участке мы сажали их с мамой. Выкопали ямы. Неглубокие, меньше метра. За недельку за посадки. Верхний слой земли с перегноем смешали. Яблоньку поставили, присыпали. Там, на участке, наверняка должны быть молодые деревья.
Алёна в это время пыталась представить, как она сначала вынесет из их сарая, а потом потащит по деревне, под пристальными взглядами местных жителей, лопаты… Тяпки. Лейки. Что там ещё нужно?
— Земля, конечно, засохла. Но можно подождать дождя. Подождать дождя… Правда, красиво звучит?
«Алёна, — скажет Мила, выйдя на крыльцо, — зачем тебе лопата?». Что она ей ответит? Накопать червей? Вечером Мила скажет родителям, что их дочь увлеклась рыбалкой. Придётся разговаривать с ними. Но они даже друг с другом не могут нормально побеседовать! Что уж говорить о дочери, которая выросла не такой, какой они хотели, и которую приходится терпеть?
— Ты меня слышишь? — повысила голос Лидия Матвеевна, — только не подумай, что я хочу заставить тебя лично пересаживать деревья. Я не хочу, чтобы Игорь Сотников потом обвинил меня в том, что у его дочери на руках мозоли.
— От нескольких деревьев не появятся мозоли, — пробормотала Алёна, думая о том, что если и удастся взять инструменты тайком, её могут засечь местные жители, рассказать обо всём Миле.
— От деревьев — нет. От копания ям — появятся. Елена, ни в коем случае. Найдём с тобой какого-нибудь умельца по этой части, — и она показала на землю.
— Нет, — сказала Алёна, — я хочу пересадить деревья сама.
— Злишься?
— С чего вы взяли?
— Показалось. Ну, если ты хочешь попробовать…
Алёнина злость снова забурлила внутри, но сейчас она была направлена на Лидию Матвеевну.
Зачем она упомянула Алёниного отца? Это же провокация! И зачем придумала пересаживать деревья? Одно дело, что Алёна сама придумала ее навещать, читать, делать уколы. А другое дело — заставлять её что-то делать.
«Может, я не такая и добрая, — вдруг подумала Алёна, — но и она не такая уж независимая. Сначала-то всё «сама, сама»… Или с домработницей. А тут — если хочешь попробовать, так вперёд, сажай деревья!».
— Замечательно будет, если они появятся на берегу, — вздохнула Лидия Матвеевна.
Алёнина злость испарилась, как капельки дождя на раскалённом асфальте. Без всякого внутреннего ластика. Она посмотрела на Лидию Матвеевну и увидела девочку в синей юбке внутри пожилой седой женщины. Как в той вьетнамской сказке, в книжке, которую читала ей Мила в детстве, жил-был юноша толстый-претолстый, а внутри него сидел другой, худой и прекрасный. Алёна поняла, что ей даже хочется вот сейчас же пойти, найти лопату и пересадить яблони.
Это даже хорошо, что появилось дело. Можно отложить размышления о родителях. Сейчас главное — выполнить просьбу Лидии Матвеевны. Не ради девочки в синей юбке. Ради себя самой. Потому что по большому счёту, это случайность, что Лидия Матвеевна сидит на инвалидном кресле с юной девочкой внутри, а она, Алёна, стоит на берегу и у неё вся жизнь впереди. Могло ведь и быть наоборот.
Глава 14
Ангелина и Алёна
— Вау! — издевательски сказала Энджи, — давно мы огородничаем?
— Привет. Да нет… Я помогаю одной женщине… Давно хотела рассказать.
— Ну, мы знаем, про женщину-то. Памперсы — ладно. Лужи подтирать — тоже. Но копать! Мать, ты сдурела?
У Алёны по спине побежали противные мурашки.
— Да, я всё знаю, — кивнула Энджи, — ты из дома? Надо же, какое совпадение. А я как раз к тебе домой. Поговорить с твоими родителями.
— Они уехали.
— Ничего, я подожду. Или зайду завтра. Или в субботу. Я за тебя волнуюсь, детка. Знаешь, как у нас в школе называют таких, как ты? Геронтофилы. Старичков любят. Это извращение, чтоб ты знала. Хотя откуда тебе знать такие слова… У вас же приличная школа.
В слове «приличная» было столько ненависти, что Алёне захотелось закрыть глаза и бежать.
— Что с тобой? — прошептала она, — мы же друзья.
— Были друзьями. Но теперь… Считаю тебя предателем.
— Почему?!
— А почему ты не сказала нам, что ходишь к этой бабке?
Алёна замолчала. Она, как обычно, должна была подумать, прежде чем ответить. Ведь это совсем не просто теперь — определить, зачем она приходит к Лидии Матвеевне. Потому что ей приснилась кирпичная стена, увитая плющом? Или чтобы здороваться с Сальвадором, Алексом и другими друзьями из выдуманной ею страны, чьи портреты по-прежнему висят в холле? Или потому что она хочет спрятаться от родителей?
— А мне, кстати, плевать, зачем ты туда ходишь, — сказала Энджи, сощурив глаза, — просто, если тебе хочется продолжать туда ходить, плати.
— Что платить? — опешила Алёна.
— Деньги! — засмеялась Ангелина, — знаешь, зелёненькие такие? Доллары зовутся. Да не боись! Мне нужна всего штука.
— Тысяча долларов?!
— Вообще лучше в рублях. Тридцатник. Слышь, ну не вытаращивайся. Не такие уж для вас и большие деньги. Вы ж столько в месяц за школу забашляете.
— Откуда ты знаешь?
— А что, нельзя? Я, может, тоже в вашу школу хочу ходить! Мне тоже знаний задорого охота! Короче, найдёшь — тогда окей. Твои родилки не узнают, куда ты шастаешь.
— Ты хочешь в мою школу ходить? — потрясенно переспросила Алёна, — но если я… то есть мы найдём деньги на первый месяц, то… как же дальше? Кто будет платить?
— Я сама, — гордо сказала Ангелина, — меня Жанка на работу к себе берёт.
Это была ложь. На самом деле Ангелина просто собиралась шантажировать Алёну каждый месяц. Но она была не дура — не скажешь же ей: «Гони триста тысяч рублей!». Ничего, потихоньку, полегоньку, с миру по нитке и будет ей, нищей Ангелинке, не только рубаха, но и платьице от «Дольче энд Габбана», белое, с вышивкой, она видела такое у Алёнки в шкафу.
Алёна опустила лопату. Из бытовки вышел Вик. Кинул Бинге кость, приблизился к девчонкам, вглядываясь в лицо Ангелины, чтобы понять, спросила та у Алёны или нет.
— У меня нет тысячи долларов, — тихо сказала Алёна.
— А ты у бабки своей попроси, — так же тихо ответила Ангелина, — или она не очень-то ценит твою дружбу, геронтофилка?
— Как дела? — спросил Вик.
— Отлично! — ответила Энджи так звонко, словно ударила наотмашь.
Алёна сгорбилась, развернулась и потащила лопату домой.
— Ты спросила? — глядя ей вслед, сказал Вик.
И тут Ангелина совершила большую ошибку. Её так распирало от радости (шикарно сыграла свою роль, и Алёна сегодня-завтра принесёт денежки) что она сразу всё выложила Вику. И не обратила внимания, что у Вика было очень странное выражение лица, пока он её слушал.