Сын дракона, внук дракона - Больных Александр Геннадьевич. Страница 40

Я положил амулет на журнальный столик и блаженно вытянул гудящие ноги поближе к огоньку. Странно. Проклятый дракон едва не сжег меня, а все хочется тепла. Жутко болело все тело, словно меня пропустили через мясорубку, зудели ожоги и, несмотря на все огорчения, я мирно заснул, сидя в кресле. Заснул сном младенца, настолько меня измотал безумный поединок.

Проснулся я от того, что обнаглевший солнечный луч уперся мне прямо в лицо. Неприятное ощущение — словно тебя разглядывают в упор. Я с хрустом потянулся, разминаясь, и судорожно схватил лежащий тут же, на столике, «Скорпион». Ведь меня действительно разглядывали. Непростительная оплошность с моей стороны — не запереть двери и не вывесить обереги. Здорово же меня укатал негодяй, если я потерял обычную осторожность.

Впрочем М., а посетителем оказался именно он, предупредительно поднял руки и поспешил заверить, что не собирается нападать.

— Что вы здесь делаете? — Я был крайне раздосадован, позволив застигнуть себя врасплох.

— Охранял посторонних от вас.

Я помотал головой, плохо понимаю спросонья, что говорят.

— То есть меня от посторонних?

— Нет, именно так: посторонних от вас, господин Имперский Маг.

Час от часу не легче! Теперь еще этот награждает меня новым титулом. Да, придется заставить Задунайского вплотную заняться амулетом. Пусть выяснит, в чем тут соль.

— Чем же это я мог кому-нибудь повредить?

М. приятно улыбнулся.

— Амулет трансформаций работает. Прежде всего я порекомендовал бы не находиться слишком долго рядом с ним, если он установлен в первую позицию.

— Так он вам знаком?! — подскочил я.

— Разумеется.

— Признавайтесь… То есть рассказывайте.

М. пожевал тонкими губами.

— Всего я сам не знаю, но мне приводилось сталкиваться с амулетом Эм-Пи.

— Значит, все-таки английский язык?

— Да. По слухам его изготовил Роджер Бэкон. А он, сами понимаете, англичанин.

— И что значат эти буквы? В первой позиции. — уточнил я. — А равно в остальных.

М. развел руками.

— Повторяю, всего я рассказать не в силах, потому что не знаю сам. Мне не известно, например, сколько всего позиций. С его помощью реализуется суть вещей, названия которых начинаются с Эм-Пи, он немного сродни вашему «Себя зерцало».

Я обрадовался собственной догадливости.

— Я был прав, когда предположил, что возможен вариант Member of parliament!

М. кивнул.

— Да, он здесь присутствует. Олицетворение самого старого в мире демократического института — одна из позиций амулета.

— А что означают остальные? Почему испугался Призрак?

— Ну, это совсем просто. Он испугался Metropolitan Police.

— ???

— Столичной полиции.

— Полагаю, лондонской.

— Верно.

— А отчего сбежал дракон?

М. тяжко вздохнул.

— Он увидал в вас суть первой аббревиатуры. Ради которой, собственно, и создавался амулет. Это позднее ему придали множество функций, век от века дополняя список.

Я помаленьку начал закипать.

— Не тяните кота за хвост. Что это за первая позиция?!

— Malice purified.

— Я не знаю английского. В совершенстве не знаю.

— Очищенное зло, — тихо и серьезно ответил М.

Вот оно что! Все сразу встало на свои места. Квинтэссенция зла, еще бы не испугаться. Вероятно сочетание моего второго «я» и очищенного зла дало такой редкий сплав, такое новое качество, что оно привело в смущение даже дракона. Не испугало, нет. Повторяю, дракон не сможет испугаться, даже если очень этого захочет. Но заставить оторопеть, задуматься…

— Ладно, не будем об этом, — завершил я неприятный разговор.

— Мы не так давно знакомы, но я вас М. уже достаточно хорошо изучил, чтобы понимать: если вы пришли, значит что-то задумали. Во всяком случае вы прибыли не для объяснения свойств амулета.

М. сделал обиженное лицо.

— Вы подозреваете меня в неискренности?

— Разумеется нет.

— Тогда в чем дело?

— Вы меня неправильно поняли. Я не подозреваю вас в неискренности, я в ней убежден. Честный начальник разведки… Нонсенс. Но, повторяю, оставим пикировку. Что вы придумали?

М. потеребил ухо.

— Я хотел предложить новый подход к организации службы.

— Вы полагаете, что проведенных мною изменений недостаточно?

М. печально кивнул.

— Увы, да.

— Уж не хотите ли вы вернуться к комплектованию спецслужбы людьми?

— Избави Бог, — замахал он руками. — Ни в коме случае.

— Так какие перемены вы предлагаете?

— Изменение принципов. Эффективность секретной службы определяется отнюдь не идейной подкованностью сотрудников. Сколько не читай «Богородице дево…» либо «Коммунистический манифест» — эффективность работы не повысится. Ее определяет только количество серых клеточек в черепной коробке. А до сих пор система не способствовала продвижению людей умных.

— Вы хотите сказать, что в КГБ работали один идиоты?! — взвыл я.

— Ну конечно нет. Не только они, — ласково проворковал он. — — Хотя, иногда создавалось и такое впечатление. Говорю вам как человек, много лет боровшийся с ним. Такие как Родос и Шварцман полностью отвечают подобной характеристике. И несть им числа.

— Негативный отбор? — предположил я.

— Нет. Ситуация много сложнее. Негативный отбор означал бы гиперболическое распределение. Бесконечность в нуле, у полных кретинов, и ноль — в бесконечности. На самом деле отбор происходит по гораздо более сложному принципу. На первый взгляд он соответствует гауссовской кривой нормального распределения, не даром же его так называют! Оно имеет максимум в средней точке и сходит до нуля в обе стороны. Ни дураков, ни гениев. Дорогу посредственностям.

— Веселая перспектива, — криво осклабился я. — Однако вы намекаете…

Но М. разошелся. С пылающими щеками он метался по кабинету, размахивая руками. Похоже у него, как и у всех незаурядных людей имелся конек. Маленький пунктик. Даже Наполеон предпочитал, чтобы его хвалили как изобретателя скверного, проигрышного варианта королевского гамбита, а не как гениального полководца. Вот и М. питал неутолимую страсть к математике.

— Нет, дело хуже. Я понял это, ознакомившись с трудами основоположников квантовой механики.

Тоже допустимо. Один собирает марки, другой на досуге конспектирует Эйнштейна, Планка, Гейзенберга.

— Кривая отбора имеет максимум, смещенный к нулю. Это планковское распределение! Наибольшие шансы имеет человек глупее среднего. Не предельный дурак, разумеется, но тот, кого мы называем… ограниченным. Вот суть вашей системы, поэтому вы и проиграли.

— Вы предлагаете набрать гениев? — процедил я сквозь зубы.

— Хотелось бы. Но все гении наперечет и наперехват.

— Тогда кого?

— Людей с развитым нестандартным мышлением.

— Людей?!

— Не цепляйтесь к словам. Это случайная оговорка. Повсеместно признано, что наиболее эффективно работает Интеллиндженс Сервис. Наиболее эффективно по критерию МакНамары «стоимость-эффективность». Тратя массу денег и гробя толпы людей ЦРУ и КГБ добивались большего. Но какой ценой? А что позволяло СИС добиться выдающихся результатов? Люди.

— Какие? — вздохнул я.

— Писатели.

Да, М. мог огорошить кого угодно. Если бы я не сидел в глубоком кресле, то определенно упал бы на пол.

— Кто?!

— Писатели. Как вы помните Сомерсет Моэм и Грэм Грин неплохо послужили Ее Величеству.

— Не помню, — честно ответил я.

— Даниэль Дефо так просто возглавлял разведку.

— Ну, это было , как говорится, давно и неправда.

— Вы напрасно сопротивляетесь, — укорил М. — Поймите, цепляясь за идейно подкованых придурков, вы правой рукой разрушаете то, что строите левой. Разведка, по существу рациональная в своих основах и по своим методам, может осуществлять наиболее значительные завоевания лишь путем опасных внезапных скачков ума, когда проявляются способности, освобожденные от тяжелых оков строгого рассуждения, которые называют воображением, интуицией, остроумием.