Дорога на космодром - Голованов Ярослав. Страница 4

Сны отражают работу воображения, но среди мифов и сказок из глубокой древности пробиваются к нам ростки иных мечтаний, где ясно видно желание как-то истолковать все, что творится над твоей головой, осмыслить небо, постичь космос. Честолюбец Кей-Каус на своем троне, запряженном четверкой орлов, не более как поэтический образ. Фирдоуси рассказывал о человеке, решившем завоевать Солнце, Луну и небо, – это ведь характер! И приключения Кей-Кауса, рассказывая прежде всего о человеческой натуре, выполняют главную миссию литературы. Но существовали сочинения, по сюжету своему не менее фантастические, но по духу – совсем иные. Их фантастика была лишь формой выражения собственных представлений, условной формой для высказывания неких предположений и гипотез. Она старалась постичь природу явлений мира, выполняя тем самым главную миссию науки. Одни бросали беспечного крылатого мальчика навстречу солнечным лучам, другие старались объяснить, что такое эти лучи, что их рождает.

Глава 2

От фантазий к фантастике

К сожалению, у нас до сих пор никто не написал историю научной фантастики. Понимаю, что работа тут требуется преогромнейшая, зато исследование обещает быть крайне интересным. Если бы такая книжка существовала, явления, о которых мы говорили, проследить было бы легче. Я просто многого не знаю, не читал и могу сделать досадные упущения.

Очевидно, одним из первых научно-фантастических произведений, в какой-то мере отвечающих требованиям этого жанра, и первым из тысяч ныне написанных, повествующих о полете в космос, надо считать рассказ древнегреческого сатирика Лукиана Самосатского о его путешествии на Луну. Рассказ входил в книгу «Истинные истории», написанную Лукианом в 160 году н. э. С трогательной наивностью автор сразу «раскрывает все карты», дабы читатель не обвинил его в наглой лжи. «Я пишу о том, чего я никогда не видел, не испытал и не узнал от другого о том, чего нет и не могло быть на свете, и потому мои читатели ни в коем случае не должны верить мне», – предупреждает Лукиан. Он сам побаивается собственных фантазий. В общем, это логично. Объяснима же для нас робость первых попыток человека проникнуть в небо. И мечтал он об этом тоже поначалу робко.

Тема произведения Лукиана может о многом нам рассказать. Прежде всего об определенном мировоззрении автора. Ведь если его герой летит на Луну, значит, надо полагать, он считает Луну твердым телом, неким подобием Земли. А факт полета рассказывает нам о том, какими представляли древние иные небесные тела.

Дорога на космодром - i_006.jpg

«… Около полудня, когда мы потеряли уже из виду остров, вдруг налетел смерч и, закружив наш корабль, поднял его на высоту около трех тысяч стадий и не бросил обратно, а оставил высоко в воздухе, – пишет Лукиан. – Семь дней и столько же ночей мы плыли по воздуху, на восьмой же увидели в воздухе какую-то огромную землю, которая была похожа на сияющий шарообразный остров… А страна эта… не что иное, как светящая вам, живущим внизу, Луна…»

Он описывает чертоги лунного царя, среди которых поразил его особенно колодец с большим зеркалом. Заглянув в зеркало, можно было увидеть «все города и народы (Земли), точно они находятся перед тобой». Хочу напомнить: пройдет более четырнадцати веков, пока Галилей изобретет телескоп…

Дорога на космодром - i_007.jpg
Дорога на космодром - i_008.jpg

Великий поэт эпохи Возрождения Данте в своем «Рае», написанном в XIV веке, путешествует на Луну, Солнце, посещает Меркурий, Венеру, Марс, Юпитер, Сатурн, звезды. В поэтическом и философском откровении Данте явное желание поделиться с читателем и своими знаниями: вот, смотрите, сколько миров уже известно нам, мы даже умеем отличить хоровод планет от неподвижных звезд.

Франсуа Рабле, автор «Гаргантюа и Пантагрюэля» уверен, что в недалеком будущем люди смогут изобрести нечто, что позволит им «посетить источники града, шлюзы дождя и кузницу грома; смогут ворваться в район Луны».

В 1656 году священник Афанасий Кирх ер, очевидно очень образованный для своего времени человек, подхватывает эстафету итальянского поэта и французского сатирика: герои его «Экзотического небесного путешествия» тоже путешествуют по планетам вплоть до Сатурна. Дальше, как говорится, идти некуда: надо подождать еще 125 лет, покуда Вильям Гершель откроет Уран. Следующие за ним планеты солнечной окраины потребуют сложных приборов и утонченной математики теоретиков: Нептун достанется веку XIX, Плутон – XX. А пока кольца Сатурна были той дерзостной границей, до которой допускались путешественники в космосе. Проходит еще сто лет, и великий французский философ Вольтер, «изобретя» своего Микромегаса – жителя Сириуса – ростом в 32 километра, облетает с ним Сатурн, Юпитер, Марс и благополучно возвращается на Землю, на северные берега Балтийского моря 7 июля 1737 года - завидная точность посадки.

Примерно через двадцать лет новый межпланетный круиз предпринимает шведский философ-мистик Эммануил Сведенборг, у которого астрономические сведения переплетаются с идеалистическими толкованиями самостоятельного существования человеческого «духа»: по планетам мечется только «душа» Сведенборга, а «тело» преспокойно наслаждается комфортом старого уютного дома в Стокгольме.

Однако в погоне за межпланетными летунами мы сами забежали несколько вперед. Вернемся в век XVII, время величайших открытий в истории астрономии. Не раз, наверное, приходилось вам читать о великой революции в физике, случившейся на границе XIX и XX веков и простирающейся вплоть до времени овладения энергией атома. Имена Рентгена, Беккереля, Кюри, Планка, Эйнштейна, Де Бройля, Бора, Резерфорда, Ферми, Курчатова и многих других определили лицо целой эпохи в истории мировой науки. Тот же период невероятного расцвета пережила астрономия в XVII веке.

Век начался трагично – в треске и пламени костра, на котором погибал несгибаемый Джордано Бруно: 17 февраля 1600 года после восьмилетнего заключения великий мыслитель был заживо сожжен «во славу господню» на площади Цветов в Риме. Через два года Тихо Браге создает свою ущербную систему мира, стремясь примирить Птолемея и Коперника, отыскать возможности сосуществования церковного мракобесия и материализма науки. Система Тихо Браге – это уже не Птолемей, но еще не Коперник. Проживет это дитя компромисса недолго, век ее отмерен, но система Браге заставляет думать, она, как питательный бульон, размножает убийственные для церковников бациллы сомнений.

Еще через год немецкий астроном Иоганн Байер выпускает первый атлас всех видимых звезд. В 1609 году Иоганн Кеплер, анализируя наблюдения Марса, открывает два закона движения планет, а Галилео Галилей конструирует свою зрительную трубу, положив начало астрономии телескопов. Он сообщает о горах на Луне, спутниках Юпитера и Сатурна, фазах Венеры. Это все события только первого десятилетия XVII века. А дальше – рождение и окончательное математическое оформление всех трех законов Кеплера, судилище над Галилеем, труды великого польского астронома Яна Гевелия, которого по праву считают первым селенологом, специалистом по Селене – так называли Луну. Дальше – классические труды голландца Христиана Гюйгенса о кольцах Сатурна и строительство им огромных телескопов. И как венец, обрамляющий все эти открытия и изобретения, выход в 1687 году великого творения Исаака Ньютона «Математические начала натуральной философии» (основы всей классической механики), где Ньютон излагает три закона движения и закон всемирного тяготения – те самые простые и великие формулы, которые войдут во все школьные учебники. (Трудно даже представить себе, что же надо сделать сегодня, чтобы навсегда войти в школьный учебник!)

Таков был век XVII в астрономии. Математик и механик Кардане (кардан в автомобиле – это его подарок нам с вами), перечисляя в своей автобиографии великие изобретения своего времени, заключает: «Теперь остается только, чтобы мы заняли небеса…»