Командир Иванов - Балуев Герман Валерианович. Страница 11

— С-сильно б-бодрит п-процедура, — лязгая зубами, сообщал Дед.

— Зато сразу чувствуешь себя человеком, — отвечал Иванов.

И они, энергичные, пахнущие морозом, бежали к дому, где Женя готовила завтрак.

После завтрака шли в конец сделанной ими просеки — там стоял Васин бульдозер. Раскаленный морозом, заиндевелый — от одного взгляда на него становилось еще холоднее. Но Вася этого не замечал. Он запускал двигатель и начинал крушить вековые деревья. Деревья падали с треском и гулом. С них белым ливнем сыпался снег.

Вася расталкивал упавшие деревья по сторонам. Дорога походила на ущелье.

Когда на пути вставала особенно толстая лиственница, в работу вступал Дед. Ребята, копаясь в снегу, растаскивали бурелом, чтобы Дед мог подобраться к дереву со своей бензопилой.

Собственно говоря, дорогу строили Вася и Дед. А остальные им помогали.

Мороз палил. Единственная мысль была: «В тепло! Скорее в тепло!» Но ребята отгоняли ее и работали до темноты. А придя в тепло, засыпали над миской с едой. Появлялась новая мысль: «Спать! Скорее в спальный мешок!»

Ребята боролись с трудностями. Только Вася и Дед не боролись. Они были кадровыми рабочими, и все эти трудности были для них обычной работой. А по вечерам они играли в шахматы. И Вася рассказывал случаи из собственной жизни. Очень смешные. И не очень правдоподобные. Но Дед одобрял эти рассказы.

Лева ни одного рассказа до конца не дослушал. Он засыпал, будто падал в черную яму.

В воскресенье Иванов назначил выходной и велел всем привести себя в порядок. Дед еще раз побрился, а Лева посмотрел на себя в зеркало и увидел багроволицего взлохмаченного парня с дерзко прищуренными глазами. Лева даже не сразу понял, что это он. А когда понял, то очень обрадовался. «Кажется, я становлюсь человеком», — подумал Лева. Он попросил у Деда бритву и первый раз в жизни побрился.

А потом вынул дневник. Там была всего одна запись. Других он сделать не успел, так как засыпал слишком быстро.

Первая запись была такая:

«Ужасно, что я лишний в десанте: ничего не умею и только мешаю ребятам. Но я стисну зубы, буду мокнуть и мерзнуть, буду стонать, но идти вперед…»

— Стонать? — перечитав, не понял Лева — и вспомнил унылого молодого человека в замызганном демисезонном пальто, то есть себя.

Он сделал следующую запись:

«Прошли еще три километра. Преодолели две реки. Температура минус сорок семь градусов. Начал растить усы».

Событие двадцать четвертое. Иванов ошибается

Оставалось две недели до Нового года — срока их выхода к Ние. И десант, используя каждую минуту светлого времени суток, шел вперед. Всем казалось, что победа близка. Но у Красного яра — заснеженного среза высокой сопки — путь преградила большая река. Прямо под яром длинной кляксой чернела глянцевая полынья. Над ней клубилось облако пара. Даже с обрыва было слышно, как бурлит река в полынье, как гремит подо льдом камнями.

Взяли подальше от полыньи. Но едва бульдозер съехал с берега, лед треснул с пушечным гулом, вздулся белой волной, и она покатилась через реку.

— Назад! — закричал Иванов.

Бульдозер, лязгнув, попятился.

Вася заглушил двигатель, вылез на гусеницу и сплюнул.

— Приехали.

Иванов стал ходить по льду, сосредоточенно размышляя.

Десант, собравшись возле бульдозера, наблюдал, как он ходит по льду. Наконец Иванов перестал ходить, прислонился к гусенице и закурил.

— Выход один, — сказал он мрачно. — Строить ледовый мост. Опустим бревна под лед… Между ними намерзнет ледовая арка… — Он помолчал. — Так как?

— А что как? — отозвался Дед. — Надо — значит, построим.

— Через две недели мы должны выйти к Ние, — задумчиво сказал Иванов. — Ледовый мост нужно построить за четыре дня.

Вася присвистнул.

— Придется поработать, — сказал ясный и бодрый Дед.

А Голуб лишь покряхтел.

Игоря и Ахмета послали заготавливать бревна для свай.

Разгребли снег, и Дед бензопилой сделал во льду первый пропил. Едва он его закончил, река выбила ледовую пробку и, ударив фонтаном, окатила задумчиво наблюдавшего Голуба с ног до головы. Он мгновенно оброс ледовым панцирем, изумился и побежал к Жене оттаивать.

Первое бревно уткнули в дно реки с немалым трудом: его вырывало течением. Держали, пока не вмерзло. А потом взялись за второе. До вечера погрузили всего пять бревен.

— К весне управимся, — угрюмо сказал Иванов.

Ребята виновато молчали. От брызг полушубки заледенели и лязгали, словно латы. Придя ужинать, поставили их на пол, как колокола. В тепле полушубки быстро раскисли и опали сырой овчиной.

Иванов лег на нары и замер, глядя в закопченный потолок.

Дед с состраданием покосился на командира, забрал полушубок и вышел.

В окно светила луна. Морозные разводы на стекле искрились. Слышно было, как Дед скрипел валенками возле дома. Вернувшись, он сказал со значением:

— Вася, сегодня на удивление светло. Зачем нам сидеть в темной избушке?

Вася невесело усмехнулся:

— Тогда я еще раз поем?

— Поешь, — сказал Дед.

Вася еще раз поел, а Дед его подождал. Потом они взяли бензопилу и ушли.

Через полчаса донесся визг грызущей лед бензопилы.

Лева сполз с нар, постоял и, убедившись, что ноги еще достаточно крепко держат, вышел. Голуб, сопя, совал по карманам тушенку и хлеб. Со стоном поднялся и помассировал мускулы Игорь.

Изумленная Женя провожала ребят глазами.

Иванов выкурил трубочку.

— Кажется, детский сад становится десантом, — сказал он задумчиво и тоже ушел.

К полуночи Женя с ведром горячего какао пришла к реке. С обрыва ей открылась фантастическая картина. Какие-то странные тени, держась за бревно, исполняли танец на искрящемся лунном снегу. И только скрип снега да тяжелое дыхание говорили о том, что это ее ребята. И она ощутила такое счастье, что они есть на свете.

Пока Женя спускалась с крутизны, течение вырвало сваю из уставших рук ребят и конец бревна ударил Деда в живот. Дед отлетел и лежал на льду так неподвижно, что Вася перепугался.

— Дед! — завопил он. — Помер, что ли?

— Отдыхаю, — ответил спокойно Дед.

Женя поставила ведро на снег и приступила к раздаче какао.

Обледенелые рукава не гнулись, и кружку было не донести до рта. Женя поила ребят из рук, как младенцев.

К концу третьего дня было вморожено последнее бревно.

Ребята, словно очнувшись от тяжелого сна, недоверчиво огляделись. Через реку изо льда двумя рядами торчали бревна. А между ними стыла желтая наледь.

— Молодцы мы все-таки, — сказал Лева. И все молча с ним согласились. — Я счастлив, что встретился с вами, ребята, — добавил Лева. Он попросил у Иванова ракетницу и выстрелил в небо победной зеленой ракетой.

До Нии оставался один бросок.

Событие двадцать пятое. Тревожное радио

Пока Лева говорил речь и пускал ракету, Голуб замерз. Он вошел в дом, скинул полушубок и включил Васин приемник:

«Внимание строителей Байкало-Амурской магистрали! Ожидается зимний спад воды в реках. Уберите со льда механизмы! Уберите со льда механизмы!»

— Это нас не касается, комендант? — спросила Женя. Она возилась с обедом.

— Что?.. Нет, нет! Какие у нас механизмы?! — ответил встревоженный Голуб.

Он сразу понял, что дело плохо. Иванов ошибся: нельзя было упирать бревна в дно реки. Спадет вода, и мост выломится на воздух.

Алла лежала на нарах, уставившись в потолок. Ее не интересовал спад воды на реках Восточной Сибири.

Голуб надел полушубок и вышел. От волнения он даже забыл про мороз. Переделывать мост — значит с опозданием выйти к Ние. А это для Иванова позор. «Надо выручать Сашу», — подумал Голуб.

Он спустился на лед.

— Что там радио говорит? — спросил Иванов.