Мамаев омут - Мусатов Алексей Иванович. Страница 40

— Ну да, от Мишки. Это ж его приятели, — сказал Алёша и обратился к пришедшим: — Ведь вас Мишка прислал? Правда?

Но Колька и Сеня стояли молча, как истуканы, даже не моргнув глазом.

— Не может быть, чтоб от Мишки. Никогда не поверю, — возразил Андрей и почему-то начал смеяться.

Колька многозначительно взглянул на Сеню и кивнул головой: «Пошли!» Но Сеня не заметил этого. Он с интересом оглядывал двор, в котором кипела дружная и, видимо, очень интересная работа.

— А мне можно к вам? — неожиданно обратился он к Андрею.

— Можно, — ответил Андрей.

— Только у меня капканов нету, — робко добавил Сеня.

— А мы и без капканов принимаем…

— Сенька! — раздался угрожающий окрик Кольки Свищёва.

Сеня тяжело вздохнул, задумался, а потом решительно сказал:

— Я завтра приду. Ладно?

— Приходи, — кивнул головой Андрей и, очень довольный, обернулся к Ване, который стоял неподалёку и следил за всем происходящим. — Ну, а ты как себя чувствуешь?

— Да так… смотрю, — уныло ответил Ваня.

— А давай вместе посмотрим. — И Андрей, положив руку на плечи мальчика, повёл Ваню в дальний угол двора.

Сначала из-за густых клубов дыма там ничего нельзя было рассмотреть. Потом, когда дым немного рассеялся, Андрей и Ваня увидели противогаз, надетый на чью-то голову, а потом и всего мальчика. Мальчик принялся жестами что-то объяснять Андрею, но неожиданно так чихнул, что гофрированная трубка отвалилась. Из круглого отверстия противогаза донёсся загробный голос:

— Здравствуйте, Андрей Петрович. Вы не узнаёте меня? Это я…

Голос оборвался, раздалось оглушительное чиханье, отчего резиновая маска с треском лопнула, обнаружив красное, взмокшее лицо Феди Четверикова.

— Ты не задохся? — озабоченно спросил Андрей.

— Нет, что вы! Я уже привык. Апчхи!.. Я, Андрей Петрович, с дымом работаю, а дым для здоровья вредный. Вот я и приспособил противогаз. Только он вначале почему-то ничего не пропускал — ни дыма, ни воздуха. Тогда я его починил…

— Ну и как?

— Нормально. Воздух хорошо проходит… Ну, и дым, конечно, тоже. Вот и… Апчхи!

Андрей рассмеялся.

— Но это ничего! — нашёлся Федя. — Главное, что аппараты работают. Смотрите, сколько я их приготовил. — Он показал на стоящие в ряд аппараты, похожие на пчеловодные дымогары.

— Ну, брат, ты герой!.. Помощь тебе не нужна?

— Не мешало бы, — согласился Федя, но, заметив стоящего неподалёку Ваню, добавил: — Хотя нет, я, пожалуй, и один справлюсь…

Ваня насупился и хотел было повернуть обратно, но Андрей удержал его.

— Скажи на милость! — проговорил он, покачав головой. — Никакой работы тебе не осталось… Что бы нам придумать такое?

— А не надо мне ничего, — забормотал Ваня. — Подумаешь, зазнаются!..

В этот момент к ним подбежал Алёша:

— Андрей Петрович, вы знаете, что я придумал?

— Опять насчёт воды? — спросил Андрей.

— Ага! — кивнул Алёша. — Воду, конечно, вручную таскать не годится… А вот если бы бочки достать, да в них воду подвозить в поле…

— Погоди, погоди, — заинтересовался Андрей. — Здесь что-то есть…

— Конечно, есть! — подхватил Алёша. — Суслики есть, вода есть, бочки… Вот только бочек не хватает. — Он искоса посмотрел на Ваню, который с равнодушным видом стоял рядом, но явно прислушивался к разговору. — Попроси своёго отца… он часто в район на машине ездит… Привёз бы нам бочки.

— А чего его просить? — недовольным тоном ответил Ваня. — На складе «Плодоовощ» бочек сколько угодно, сам видел.

— Ой, верно! Это в Лягушечьей балке, — обрадовался Алёша. — Андрей Петрович, вот бы нам их…

— Всё равно ничего не выйдет! — буркнул Ваня.

— Почему это не выйдет? — вспылил Алёша. — Опять ты каркаешь!

— Рассохлись бочки, не годятся.

— А мы их починим.

— А знаешь, какой сторож на складе? Он и близко к бочкам не подпустит.

— Да вы его не слушайте! — пренебрежительно махнул рукой Алёша. — Он вам наговорит. У него никогда ничего не получается.

— У кого? У меня? — насторожился Ваня.

— А то нет? Да он знаете что? Он… — Алёша вспомнил, что Ваня хотел исключить его из пионеров, и у него снова вспыхнула старая обида. Он подыскивал подходящее слово, которое задело бы за живое Ваню. — Да Сорокин просто сторожа боится!..

— Это кто боится? — вспыхнул Ваня.

Разгорячившись, мальчишки принялись упрекать друг друга в том, кто из них, когда и в каком деле отступил, подвёл товарищей, струсил.

Алёша напомнил Ване, как тот, воспользовавшись его болезнью, самовольно занял его место за партой, рядом с Саней Чистовой. Ваня обвинил Алёшу в том, что, когда они играли в разведчиков, Алёша потребовал, чтобы Ваня был дневальным и никуда не уходил. Алёша не отрицал, что сказал такое, но объяснил это тем, что Ваня настоящим разведчиком быть не может, так как он трус.

— Я трус?! — взъерепенился Ваня, готовый броситься на Алёшу с кулаками. — А кто говорил, что в Лягушечьей балке страшно?

Но тут вмешался Андрей.

— Отставить! — скомандовал он.

— Ну, я тебе покажу труса! — процедил сквозь зубы Ваня.

— Уж ты покажешь! — тяжело дыша, бормотал Алёша и, обратившись к Андрею, предложил: — Хотите, я пойду на склад и посмотрю бочки?

— Оба вы, как я погляжу, храбрые на язык, — охладил мальчиков Андрей. — С бочками я сам всё выясню. А теперь марш на речку! — И, взглянув на часы, он крикнул на весь двор, чтобы ребята кончали работу и шли купаться.

Страшная ночь

Вечером, когда семья Сорокиных села ужинать, отец спросил Ваню, правда ли, что суслики в ужасной панике от того, что их ожидает в ближайшем будущем.

— В какой панике? — не понял Ваня.

— Как, разве ты не знаешь? — удивился Николай Ефимович и принялся рассказывать сыну, что он слышал о подготовке пионеров к походу на сусликов.

— Работы хватает, — спохватившись, с достоинством ответил Ваня. — Готовимся по всем правилам.

— Ну, а ты, сынок, как? — поинтересовался отец. — Говорят, Андрей Петрович вас к делу приучает, к мастерству… Чтобы руками шевелили… А ты ведь у нас заседатель. Все больше «слушали» да «постановили» любишь.

Ваня покраснел и поперхнулся чаем.

— Чем же я хуже других! Что поручат, то и делаю, — . сказал он и, чтобы скрыть своё замешательство, сам перешёл в наступление: — Это вот вы ребятам не помогаете.

— Кто это «вы»? — в свою очередь, не понял отец.

— Ну… взрослые, родители, — разошёлся Ваня. — Нам капканов не хватает, а правление не обеспечивает. Мишка Чистов сорок штук на свои деньги купил… Или вот конский волос для силков требуется. Где его достать? Так Димка взял да и отрезал у жеребца немного. А конюх его чуть не поколотил. Разве это правильно?

— То-то, я смотрю, наш жеребец без хвоста гуляет, — рассмеялся Николай Ефимович.

— И ничего нет смешного. Просто Димка у нас смекалистый! — всё больше расходился Ваня. — Вот кто нам бочки с водой в поле возить будет? Взял бы да и помог на своей трёхтонке.

— Ишь куда подъехал! — покачал головой отец. — А бочки у вас есть?

— Будут бочки… я знаю, — заверил Ваня.

— Так скажите только — когда, что, — согласился Николай Ефимович. — Поможем, дело нетрудное…

Разговор на этом закончился, и Ваня отправился в сени спать. Но сон не шёл к нему. Из головы не выходил разговор с отцом. И что Ваня только наболтал ему! И бочки-то у них скоро будут, и грузовик им нужен… А тут ему ещё вспомнилась ссора с Алёшей… Нет, он становится совсем как Алёша Окуньков… «А если в самом деле сходить на склад и отобрать бочки? — подумал Ваня. — А может быть, даже прикатить их к школе или в поле! И утереть бы нос этому хвастунишке Алёше».

Ваня ещё долго ворочался в постели, потом поднялся, осторожно вышел на улицу и направился за околицу, где находился старый склад конторы «Плодоовощ».

В старину Лягушечья балка пользовалась недоброй славой. Может быть, потому, что здесь, в низине, всегда по ночам стоял туман, а из шуршащих камышей доносилось неумолчное кваканье лягушек. Когда-то говорили, что на болоте возле Лягушечьей балки живут лешие и водяные. Но это было давно. Сейчас этого никто не говорил. Да и таких людей, которые поверили бы разным небылицам, отыскать трудно. И всё же некоторые ребята старались обходить безлюдную балку. «Мало ли что», — думал иной малодушный и робкий человек. Но если человек смел и не верит разным бабушкиным сказкам, то пройтись ему по Лягушечьей балке всё равно что раз плюнуть, особенно если его оклеветали, будто он трус.