Сказки народов СССР - Автор неизвестен. Страница 18

Вдруг путь им пересекла широкая степная река. На том берегу реки лежал аул^[2], а на этом несколько женщин собирали в мешки кизяк.

Подъехав к ним, всадники учтиво поздоровались и спросили, как переправиться через реку.

Тогда из толпы женщин вышла молодая девушка, которую подруги называли красавицей Карашаш. Было на ней ветхое, заплатанное платье, но вся она сияла невиданной красотой: глаза у неё были, как звёзды, рот — как месяц, а стан — точно стройная и гибкая лоза.

— Есть два брода, — сказала девушка. — Тот, что налево, — близок, да далёк; тот, что направо, — далёк, да близок.

И она указала две тропинки, ведущие к бродам.

Один лишь Жиренше понял слова девушки и повернул коня направо.

Через некоторое время он увидел брод. Дно здесь было песчаное, вода мелкая. Он без труда переехал реку и быстро доскакал до аула.

А товарищи его выбрали ближний брод и вскоре раскаялись в этом. Не достигли они и середины реки, как кони их глубоко увязли в тине, и им пришлось спешиться на самом глубоком месте и с поводом в руке, пешком, брести к берегу. Уже смеркалось, когда, мокрые и озябшие, въехали они в аул.

Жиренше остановил коня у крайней кибитки. Это была самая бедная кибитка^[3] в ауле, и он сразу догадался, что она принадлежит родителям той девушки, которая указала ему брод. Жиренше дождался товарищей, и лишь только всадники сошли с коней, как навстречу им вышла мать Карашаш и попросила их быть гостями её семьи.

Они поблагодарили добрую женщину и вошли в кибитку.

Внутри кибитка была так же бедна, как и снаружи. Вместо ковров хозяйка постелила гостям сухие шкуры шерстью вверх.

Спустя некоторое время в кибитку вошла и Карашаш с полным мешком кизяка за плечами.

Пора была весенняя, и перед закатом прошёл сильный ливень. Все женщины вернулись из степи с мокрым кизяком, и семьи их в эту ночь легли спать без ужина.

Одна только Карашаш принесла сухой кизяк. Она развела костёр, обогрела и обсушила гостей.

— Как ухитрилась ты уберечь кизяк от дождя? — спросили её приезжие.

И девушка рассказала им, что, когда начался дождь, она легла на мешок с кизяком и заслонила его своим телом.

У неё вымокло платье, но платье ведь легко высушить у очага. Она не могла поступить иначе, так как отец её — пастух — возвращается к ночи голодный и мокрый, и ему худо пришлось бы без огня. Другие женщины во время дождя сами спрятались под мешками, но замочили и одежду и кизяк.

Гости выслушали ответ девушки и подивились её уму.

Между тем им захотелось узнать, какое угощенье ждёт их за ужином.

Карашаш сказала им так:

— Отец мой — бедный, но гостеприимный человек. Когда пригонит он байское стадо, то, если добудет, зарежет для вас одного барана, а не добудет, так даже — две овцы.

Никто, кроме Жиренше, не понял слов девушки, все приняли их за шутку.

Пришёл отец Карашаш. Увидев у себя в кибитке чужих людей, он побежал к баю просить барана на ужин нежданным гостям.

Бай прогнал его, не дав ничего.

Тогда пастух зарезал свою единственную овцу, которая вскоре должна была принести ягнёнка, и из её мяса приготовил вкусное кушанье для приезжих джигитов^[4].

Только тут гости поняли значение слов Карашаш.

Жиренше за ужином сидел напротив Карашаш. Пленившись её красотой и умом, он тайком приложил руку к сердцу в знак того, что горячо её полюбил.

Карашаш, не спускавшая с него глаз, заметила это движение и дотронулась пальцами до своих глаз: она хотела этим сказать, что его чувства не укрылись от её взора.

Тогда Жиренше погладил себя по волосам: желая спросить, не потребует ли за неё отец в калым^[5] столько скота, сколько у него волос на голове.

Карашаш провела рукой по шерсти кожи, лежавшей под ней, намекая, что отец не отдаст её и за столько голов скота, сколько шерстинок на бараньей коже.

Жиренше, вспомнив о своей бедности, печально опустил голову.

Девушке стало жаль его. Она отвернула уголок кожи и прикоснулась пальцами к её гладкой стороне. Так дала она понять Жиренше, что отец отдаст её и даром, если найдётся достойный жених.

Пастух всё время наблюдал за безмолвным разговором молодых людей. Он понял, что они полюбили друг друга и что Жиренше так же умён, как и его дочь. Поэтому, когда Жиренше решился просить у него Карашаш себе в жёны, он с радостью согласился на их женитьбу.

Через три дня привёз Жиренше молодую жену в родной аул.

Слава о прекрасной и мудрой Карашаш быстро облетела всю степь и наконец достигла дворца хана.

Слушая льстивые речи своих визирей^[6] о том, что нет на свете женщины красивее и умнее Карашаш, хан загорелся завистью к бедняку Жиренше и решил отнять у него жену.

Однажды прискакал к лачуге Жиренше ханский гонец и именем хана приказал ему немедленно явиться с женой ко дворцу.

Делать нечего, отправились они в путь.

Как только хан взглянул на Карашаш, он тут же почувствовал к ней любовь и, решив во что бы то ни стало сделать её своей женой, повелел Жиренше остаться у него в услужении.

Днём Жиренше служил в ослепительном ханском дворце, а вечером, усталый, возвращался в свою хижину к Карашаш.

И тут, наслаждаясь своей свободой, он склонялся головой на колени любимой жены, говоря:

— Какое счастье сидеть в своей лачуге! Она просторнее ханских палат.

А ноги его в это время торчали за порогом.

Шло время, а хан не переставал думать о том, как бы погубить Жиренше и овладеть Карашаш. Много раз давал он ему опасные и мудрёные поручения, но Жиренше всегда быстро и точно исполнял их, и не было повода его казнить.

Случилось так, что хан проезжал со своей свитой по степи. День был ветреный. По степи катилось перекати-поле^[7]. Хан сказал Жиренше:

— Догони перекати-поле и разузнай у него, куда и откуда оно катится. Смотри, не добьёшься от него ответа — не сносить тебе головы.

Жиренше погнался за перекати-полем, настиг его, пронзил копьём и, постояв над ним некоторое время, вернулся назад.

Хан спросил:

— Ну, что сказало перекати-поле?

Жиренше ответил:

— О великий хан, перекати-поле шлёт тебе поклон, а сказало оно мне вот что: «Куда и откуда я качусь — ведомо ветру, где остановлюсь — ведомо оврагу. Это понятно само собой. То ли ты дурак, что задаёшь мне такие вопросы, то ли хан дурак, что прислал тебя расспрашивать меня об этом».

Хан понял намёк, но ничего не ответил Жиренше и лишь глубже затаил злобу против него.

Другой раз хан приказал Жиренше под страхом смерти явиться к нему так, чтобы было это ни днём, ни ночью, ни пешком, ни на коне, чтобы не остался он на улице и не вошёл во дворец.

Опечалился сначала Жиренше, но потом посоветовался с Карашаш, и они вместе придумали, как выйти из затруднения.

Жиренше явился к хану на утренней заре, сидя верхом на козе, и остановился под самой перекладиной ворот.

Опять не удалась ханская хитрость. Тогда он изобрёл новую.

Когда наступила осень, он потребовал к себе Жиренше и, вручив ему сорок баранов, сказал так:

— Я даю тебе этих баранов, и ты должен ходить за ними всю зиму. Но знай: если к весне они не принесут ягнят, как овцы, я прикажу отрубить тебе голову.

Жиренше побрёл домой в глубокой печали, гоня перед собой стадо баранов.

— Что с тобой, муж мой? — спросила его Карашаш. — Отчего ты так печален?

Жиренше рассказал о сумасбродном приказании хана.

— Возлюбленный, — воскликнула Карашаш, — стоит ли горевать по пустякам! Зарежь к зиме всех баранов, а по весне, увидишь сам, всё обойдётся как нельзя лучше.

И Жиренше сделал так, как сказала Карашаш.

Наступила весна.

И вот однажды постучался у дверей хижины Жиренше ханский гонец и объявил, что следом за ним скачет сам хан: хочет он узнать, объягнились ли его бараны.

Опечалился Жиренше, чувствуя, что уж теперь не избегнуть ему смерти. А Карашаш говорит:

— Не горюй, мудрый. Иди спрячься в степи и не показывайся до вечера. Я сама приму хана. Всё обойдётся как нельзя лучше. Иди.