По следам М.Р. - Раевский Борис Маркович. Страница 28

Алексей Иванович уже решил не отбирать дневник у ребят, дать им самим довести дело до конца, и теперь обдумывал все вместе с ними.

— Есть еще… насчет грехов… — вспомнил Витя.

— «Говорят, он ушел в Вифлеем грехи замаливать», — процитировал Генька, — Что бы это значило?

— Да, — протянул Алексей Иванович. — Туманно. Грехи, Вифлеем — церковным духом попахивает. Странно. Хотя!.. — он вдруг встал. — Кажется, Рокотов о какой-то секте упоминал?

— «Верно ли, что его отец сектой заправляет?» — подсказала Оля.

— Этим стоит заняться, — воодушевился Алексей Иванович. — Только, признаюсь, по божьим делам я не спец. Правда, числился я в пионерские годы «воинствующим безбожником», общество тогда такое было. Но мы, главным образом, про попа частушки пели.

Он засмеялся.

— Однако не беда. Перед вашим приходом я как раз с подходящим человеком по телефону разговаривал. Мой бывший однокурсник, ходячая энциклопедия по всем богословским вопросам, Михаил Семенович. Шутка ли: двадцать лет в соборе прослужил.

— Поп, да? — с интересом спросила Оля.

— Сама ты поп! Кандидат исторических наук он, старший научный сотрудник и прочая, и прочая.

— Чего же он в соборе служит? — не успокаивалась Оля.

— В Казанском соборе, девочка, в Музее истории религии, вот где. К нему-то мы завтра и пойдем. Есть?

— Есть! — хором откликнулись ребята.

Глава XIV

„РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО”

Собор был великолепен.

От мраморного пола стремились ввысь огромные колонны. Их золоченые капители поблескивали недосягаемо далеко под легким куполом, наполненным каким-то особенно прозрачным воздухом. Трехметровые фигуры святых с хрупкими венчиками вокруг головы стояли меж колонн и у входов в небольшие приделы. Золотом и лазурью сияли ангелы на стенных росписях.

Но все эти росписи и иконы, и само огромное здание служили теперь не богу, а безбожникам. И главным среди здешних безбожников был Михаил Семенович.

Это он много лет назад — когда создавали музей — настоял, чтобы сохранить все прежнее убранство собора. И он был прав, потому что рассказы о черных делах «слуг божьих» звучали особенно жутко среди этих сверкающих стен и пышной церковной утвари.

Лучше всех вел экскурсии сам Михаил Семенович. В такие часы его небольшая нахохленная фигура с длинными руками и с острыми плечами становилась внушительной и даже несколько зловещей. Правда, вначале экскурсантам казалось, что от этого человека с его глухим монотонным голосом не услышишь ничего интересного. Но Михаил Семенович обрушивал на посетителей такой каскад точнейших фактов и удивительных сведений, с таким искренним негодованием — словно о своих личных врагах — рассказывал о церковниках, что никто не оставался равнодушным.

Алексей Иванович с Генькой прошли в кабинет к Михаилу Семеновичу.

— Ну, что у вас за документ? — спросил тот. — Рассказывайте. Только короче.

Генька прочел наизусть запись Рокотова о Егоре, ушедшем замаливать грехи в Вифлеем.

Михаил Семенович пожал плечами.

— Что ж тут непонятного? Вифлеем — по-арабски Бейт-Лахм, легендарная родина Христа. Обычное место паломничества. Какого времени запись?

— Девятьсот первый год.

— Тем более! В Вифлееме тогда бывало ежегодно до пяти тысяч русских паломников.

— Так, — сказал Алексей Иванович. — Что там еще, Геннадий?

— «Верно ли, что его отец сектой заправляет?»

Михаил Семенович будто преобразился. До сих пор сидел прикрыв глаза и опустив плечи. А тут быстро провел рукой по лицу, словно сгоняя усталость, и обратился к Алексею Ивановичу уже совершенно свежим голосом:

— Фамилия?

— Чурилов…

Михаил Семенович поднялся с кресла и медленно прошелся по комнате, силясь что-то припомнить. Потом подошел к одному из шкафов, стоявших вдоль стен.

Генька успел разглядеть над шкафом табличку «Религиозные деятели».

Продолжая бормотать про себя: «Чурилов, Чурилов», — Михаил Семенович забрался на стул и начал перебирать карточки в одном из верхних ящиков. Удовлетворенно хмыкнув, он вытащил исписанный листок и соскочил со стула.

— «Чурилов Федор Иванович, — прочел он вслух, — с 1880 по 1907 год — шестнадцатый Христос — правитель «Нового Вифлеема».

— Что за чушь? Какой Христос? — воскликнул Алексей Иванович.

— Шестнадцатый! — отмахнулся Михаил Семенович. — Не в этом дело. Важно другое: паломники тут ни при чем. Речь идет о русской секте «Новый Вифлеем».

— Никогда не слышал, — покачал головой Алексей Иванович. — О «беспоповцах» слышал, о «прыгунах»…

— О «прыгунах»? — удивился Генька.

— Ну да, есть такие, что до бога допрыгаться хотят: прыгают да молятся, а потом им невесть что мерещится.

— В Вифлееме не прыгают, — усмехнулся Михаил Семенович. — У них моленья тихие. Зато порядки строгие: «Христу» своему подчиняться беспрекословно. В прошлом году в Сибири одного заперли в подвал и заморили голодом до смерти. А за что? «Апостолу» перечил.

Пока шел разговор, Алексей Иванович машинально вертел в руках листок из картотеки. Перевернув его на другую сторону, неожиданно прочел: «После смерти Федора Чурилова секту возглавил его сын…»

Не веря своим глазам, он перечитал эту строчку и изменившимся голосом попросил:

— Миша, вынь следующую карточку!

Михаил Семенович передал Башмакову еще один аккуратно заполненный листок. На нем значилось:

— Важная услуга, — повторил Генька и со значением посмотрел на отца.

Тот кивнул.

— Хитрец, — покрутил носом Михаил Семенович. — Подстроился к православному «рождеству» — двадцать пятого декабря. Мол, Иисус Христос и Христос Егор в один день на землю снизошли.

Запись о семнадцатом Христе заканчивалась сообщением, что у его могилы на Смоленском кладбище в Ленинграде в день «рождества» Егора Чурилова собираются члены секты.

— И сейчас собираются? — поинтересовался Генька.

— Вероятно. Секта считается действующей.

«Так, — обрадовался Генька. — Тогда ясно. Сходим на кладбище, подкараулим там сектантов. Может, от них еще что-нибудь узнаем. Кладбища мы испугаемся, что ли?»

Испугалась одна Оля.

Утром двадцать пятого декабря она прибежала к Геньке, и, как всегда, с ходу забросала его вопросами:

— На кладбище вчера ездили? Могилу видали? А что узнали? Будут они сегодня собираться?

Генька спешил на каток.

Однако Оля так жадно расспрашивала… Генька подобрел и тут же в прихожей, усевшись на сундук, рассказал ей о вчерашнем походе.

…До кладбища они с Витей тащились почти час по каким-то незнакомым улицам и мостикам и добрались почти перед самым закрытием. Долго никого не могли разыскать, бегали по пустым дорожкам, пока не встретили старика сторожа в огромном тулупе и больших расшлепанных валенках. У старика были маленькие бесцветные глазки и торчащая вперед редкая рыжая бороденка. Опирался он на палку, которая была выше его самого.

— Где могила Егора Чурилова? — спросил запыхавшийся Генька.

— А вы что, из ихних? — старик, задрав бородку, подозрительно уставился на ребят. — Вот новости, мальцов подсылать надумали, бусурманы, ироды…

— Нет, мы не они, нам… просто посмотреть… — и вспомнив, как они писали заявление в архив, Генька добавил: — С научной целью.