Каспийские легенды и сказки - Автор неизвестен. Страница 8

— Скрой меня, спрячь, огради от позора!

И вдруг пропала. С того места разбежалась трава. Весной она горька, как горючая слеза девушки, а поздней осенью, когда умирают все травы, сладка и съедобна. Так стала Полынушка дочерью степи. Злой Ковыл тоже был обращен в траву. Семя его обладает зловредным, опасным свойством — въедливостью. Попадет оно в шерсть овцы и прошивает насквозь тело. Сторонятся его животные и люди тоже.

Запись Б. Ижерского

Сказки 

Каспийские легенды и сказки - i_004.png

Белая лебедушка

Давно это было, так давно, что никто теперь не может и сказать, когда именно. Только одно помнят люди — случилось это в то время, когда в степи татарская столица Сарай стояла. В плену томилось много русских невольников. И вот из татарской неволи бежали десять добрых молодцев. Бежали они степью, а следом за ними — погоня.

Гонит она, настигает. Подбегают десять молодцев к Волге, а на ней разыгралась буря. Ходят, гуляют волны, и нигде не видно переправы. А татары — вот уже они — совсем близко на конях скачут. Быть порубанными острыми шашками добрым молодцам… Только глядят они, летит белая лебедушка. Подлетает к самому берегу. Ударилась о волну — и перед добрыми молодцами легкая лодчонка стоит. Думать им тут было некогда, поскорее сели они в нее, ударили веслами и поплыли. Ушли они от татар, Волгу переплыли. Лодчонку поставили возле берега, и от неё только отошли, как ожила она — снова в белую лебедушку обратилась. Ударила своими белыми крыльями, поднялась и полетела.

Была эта белая лебедушка русская девушка-полонянка. Помогала она всем русским невольникам, что на свою родину, на Русь, от злых татар бежали.

Запись Б. Лащилина

Бугор Каралат

«Каралат знаешь? Бугор, бугор… знаешь? Теперь он совсем пустой, голый… А прежде… какая трава была на нем!.. Такая трава, что человек верхом на лошади мог в ней спрятаться… Такая трава, что, подложивши под голову, забудешь о мягких подушках. Когда смотришь с моря, направо от него находится другой большой бугор — Старый стан называется; между ними, позади, еще бугор, поменьше — Князь, а там — еще бугры: Юрдюше, Кюшеде и еще много.

Рассказывают, что на самых высоких буграх строили вышки, чтобы с них смотреть, где ходит скот, потому что в траве его совсем не видно было. Бугры были в море, стало быть, и Каралат, и Князь-бугор, и все, сколько их там есть, все были в море. Жители той поры лодок еще не знали. Бывало, нарежут они саблями камыша да чакана, свяжут таловыми прутьями в большие снопы. Потом эти снопы сложат в несколько рядов крест-накрест, стащат в воду, привяжут к хвостам лошадей, положат на камыш всю домашнюю утварь и одежду, а сами вскочат на лошадей, гикнут и поплывут, куда надо…»

Рассказчик, продолжая, запел про того, кто всегда говорил перед ханом правду, — про Данислан-бея: «Не явился он к хану на зов, не явился на пир пировать — ханскую дочь замуж отдавать. А за то на него хан прогневался и велел ему сидеть на своем бугре, пока не позовет».

— У Данислана-бея был черный конь, какого не было у самого хана. Удаль его и сила велики были; степью скачет — ветер догоняет, в воде плывет — тюленя обгоняет. Крепко любил его Данислан-бей, ровно брата родного. Боялся, чтобы не убил кто коня из-за зависти, не украл бы кто. Чтоб сохранить коня от злых людей, Данислан-бей выбрал для него самый высокий бугор и пустил его там одного на траву. Бугор этот хоть и недалеко от Князь-бугра, да море здесь слишком бурливо, и доплыть до него можно только на самой лучшей лошади, а на плохой рискнешь — сам пропадешь. Черного коня Данислан-бея звали Кара-ат, а бугор, на котором он гулял, люди назвали Каралат.

Однажды Данислан-бей со своими друзьями был на охоте, и вздумалось ему побывать на одном из соседних зеленых бугров, раскинутых в море. Оседлав коня, Данислан-бей с пятью спутниками бросился вплавь. С берега казалось, что бугор вовсе близко, а когда вышли за последние камыши, то увидели, что до него еще далеко. Плыли около четырех часов, и потому некоторые лошади едва-едва вышли из воды. Только Кара-ат Данислан-бея не повесил головы. Он бодро выскочил на берег, отряхнулся и смелой поступью пошел под своим могучим седоком. Долго ездил по бугру Данислан-бей и наконец сказал:

— Именно такого места мне давно хотелось! Хотите со мною здесь кочевать? — спросил он своих спутников.

Через некоторое время на этом бугре образовался большой аул, а бугор жители назвали Князем. Живет Данислан-бей на Князь-бугре, далеко видит он море, любо и привольно ему здесь. Каждое утро кличет Данислан-бей своего верного коня Кара-ата.

Была тихая ночь; спал Данислан-бей сладко. Не то снилось ему, не то сквозь сон слышал он, будто много людей и коней плыло по морю, мимо Князь-бугра. Плыли, плыли и вдруг пропали. Наутро проснулся и глазам своим не верит. Прямо перед ним, на самом дальнем бугре, в море, расселился большой аул; по бугру шныряли люди, из кибиток дым идет, а несколько поодаль стоят три или четыре белые кибитки, на одной из которых блестит золотой шар.

Вскоре Данислан-бей узнал, что на дальний бугор прикочевал старый Адамат-бей и намерен остаться со своим аулом здесь навсегда. Старый Адамат-бей не поладил с Шемахинским князем. Не выдал за него свою красавицу дочь, не пошел против её воли. Тот пожаловался хану. Хан прогневался и приказал Адамат-бею искать для себя такой земли, где не ступала бы нога человека.

Вскоре началась дружба двух беев. Росли аулы, увеличивалось население. Часто ездили беи в гости друг к другу, много приятных речей пересказали, но никогда не видел Данислан-бей Адаматовой красавицы дочки. А она видела его всякий раз сквозь щели кибитки, любовалась им. Глаза и щеки горели, а сердце сильно, сильно стучало. Одним словом, она полюбила его, но никому об этом не говорила. Наконец, через одну старуху-служанку она позвала к себе лекаря, которому приказала рассказать Данислан-бею:

— Расскажи ему обо мне… что я красавица, что мне только девятнадцатая весна, что у меня и отца неисчислимые богатства, что я полюбила его… но чтоб он не смел за меня свататься… если ты все сделаешь, как я тебе говорила, то будешь так богат, как и во сне тебе не снилось.

Хеким (лекарь) отправился в аул Данислан-бея. Рассказал ему обо всем и сообщил, что сигналом свидания Данислан-бея и Адаматовой дочки будет служить костер на дальнем бугре. Наступил вечер. Засветился красный огонь над водою на дальнем бугре… и бросился Данислан-бей на этот огонь… Плывет, торопится, плывет да коня понукает. Приплыл бей, выходит на берег и слышит в густом камыше тихий женский смех. Соскочил с коня, бросил на седло поводья, а сам быстрыми шагами пошел к камышу. Но тут он замечает, что недалеко от него ползет что-то черное. Данислан-бей прислонился к коню так, что тень и черный цвет коня почти совсем скрывали бея. А черное выползло из камыша, осторожно приподнялось. Лунный свет помог Данислану рассмотреть, что то была женщина, судя по узким плечам и маленькому росту, скорее дитя. Дитя боязливо осмотрелось кругом и, заметя Данислана, на минуту остановилась в раздумье, но потом, упав на землю, быстро поползло прямо к нему. Оно стало на колени, сложив на груди руки, жалобно посмотрело на бея. Наконец, дитя взяло его одной рукой за платье и слегка потащило к берегу, указывая другою на Князь-бугор. Данислан недоумевал, хотел спросить, что же от него требует это черное дитя, и вдруг отскочил в изумлении: на шее, плечах и руках ребенка он увидел свежие раны, из которых струилась еще теплая кровь. До боли сжалось сердце доброго Данислана. Но бедное черное дитя, не поняв движений бея, испугалось и, как молния, бросилось в море, всплеснув в отчаянии руками. Так же быстро бросился князь в воду и, схватив утопающего ребенка, вынес на берег. Данислан-бей завернул дитя в свою одежду, положил его перед собою на седло и поплыл опять на Князь-бугор. Здесь он передал дитя на руки своему другу Сеиту, а сам опять воротился к Адаматову аулу, где княжна с верными своими прислужницами давно ожидала его в камышах. Она уже начинала сердиться. «Гордый молодец заставляет меня ждать. Посмотрим, не будешь ли ты в этом раскаиваться!» — так говорила она, сдвигая черные брови. Глаза злой княжны метали при этом такие искры, что бедные ее служанки притихли и только, бледнея, переглядывались между собою. Но вот послышался плеск воды, потом шуршанье в камыше, а вскоре появился Данислан. Княжна накинула на себя покрывало и тихо, но строго спросила: