Тамбу-ламбу. Три звонка - Карпенко Галина Владимировна. Страница 17

— Юрка, неужели это ты? Толстый!.. А веснушки откуда?

— Я поправился, — признавался Юра.

Шура бежала вместе со всеми, но никого не встретила. К ней никто не приехал. Все уже разошлись, а она стояла под праздничной аркой, убранной хвоей, над которой хлопал от ветра плакат «Добро пожаловать!».

— Вот она! — раздался голос вожатого Коли.

К Шуре вместе с вожатым подошёл незнакомый мальчик в ремесленной форме. Он вытирал носовым платком потный лоб и прижимал к себе знакомую Шуре мамину сумку.

— Вот она, — повторил Коля и, обняв Шуру за плечи, повёл её к скамейке, которая стояла напротив нарядной клумбы.

Незнакомый мальчик шёл рядом.

— Это, Шура, ученик со стройки, где работают твои папа и мама, — объяснял вожатый. — У них сегодня срочная работа, им никак нельзя было приехать. — Вожатый говорил, а сам всё время глядел не на Шуру, а на мальчика, который держал в руках мамину сумку и молчал как рыба.

Наконец мальчик проговорил:

— Вот, гостинцев прислали, — и протянул сумку Шуре. — Бери!

— Бери, бери! — повторил вожатый. — Бери и беги к ребятам. У нас сегодня концерт. Она тоже выступает, читает басню.

Шура вскочила со скамейки и, не оглядываясь, убежала. Уткнувшись в подушку, она горько заплакала от обиды.

Все приехали, а у них срочная работа! Зачем ей пироги, сумку прислали…

Шура плакала, и никто не мог её утешить. Вожатый, который тоже уговаривал её, потерял наконец всякое терпение и сказал:

— Умойся и собери свою силу воли. Можешь не читать сегодня басню.

И вдруг Шура перестала плакать. Она испугалась. Она же ни о чём не спросила этого мальчика. А вдруг дома что-нибудь случилось?

— Ей-богу, ничего, — ответил посланец, которого звали Стёпой. — Работают люди, и всё. Что может случиться?

Шура не поверила.

— Ты меня, наверно, обманываешь, — сказала она. — Они бы мне написали письмо.

Стёпа опять рассказал, какая срочная на стройке работа — не до писем.

— Ты чудная! Разве ты своих отца с матерью не знаешь? А зачем письма, если меня прислали?

Стёпа видел, что Шура по-прежнему не верит ему. Тогда он тоже обиделся:

— Знал бы я, тоже не поехал бы!..

Они сидели рядом на концерте, и оба не улыбались даже тогда, когда на сцене показывали очень смешную маленькую пьесу, как одна собака пришла к другой в гости…

Родительский день кончался, завели автобус. Стёпа стоял на подножке и смотрел на Шуру. Она не махала ему вслед, не кричала вместе со всеми: «До сви-да-нья!»

— Я боюсь, — сказала ему Шура, когда он протянул ей на прощание руку.

И гроза не страшна!

На дороге улеглась пыль, автобусы уже были далеко. Дежурные в лагере накрывали столы к ужину. И тут Шура снова увидела Стёпу — он шёл по дорожке прямо к их домику.

Видно было, что он очень спешит. Зачем он вернулся?

— Идём к вожатому, — сказал Стёпа. — Он тебя отпускает. Мы успеем к последнему поезду — всего пять километров идти.

Шура его не переспрашивала. Она поняла, что поедет домой.

— Пальто накинь! — сказал Стёпа.

— Куда же ты? — спросила Настенька.

Шура даже не ответила ей. Как хорошо, что она поедет к папе и маме!

— Под твою комсомольскую ответственность, — сказал вожатый Стёпе. — Видишь, какая кутерьма получилась!

— Ничего не случится, а то она будет здесь придумывать чего не надо, всю ночь реветь! — сказал Стёпа, — Я завтра её привезу обратно.

Вожатый недовольно поглядел на небо. Из-за леса на лагерь ползла туча, тёмная, мохнатая по краям.

— Ну, помочит — высохнем! — расхрабрилась Шура, — Сейчас лето, тепло.

— Может, ещё в сторону свалит, — сказал Стёпа, глянув вверх.

И они пошли, держась за руки, на станцию.

Дорога к станции вилась по берегу, огибала ивовые заросли, спускалась в сырые ложбинки. С высокого берега им была видна река далеко-далеко. Вдруг река потемнела, берег на той стороне, освещённый низким, закатным солнцем, погас, и на дорогу упали крупные капли дождя.

Стёпа с Шурой побежали к лесу — и как угадали: только они спрятались под еловую крышу, дождь припустил как из ведра.

По дороге сквозь водяную завесу катила тележка. Кто-то, укрывшись брезентом, погонял лошадь. Тележка остановилась у опушки напротив ели.

— Догнал! — раздался голос вожатого. Он был сердитый-пресердитый. — Говорил, дождь застанет!

Стёпа и Шура влезли в тележку. Брезента хватило на троих. Вожатый хлестнул лошадь, и они поехали на станцию.

В небе громыхало. Орлик, который возил в лагерь хлеб, молоко, только подрагивал ушами, но не останавливался. Полоснула молния, и вдруг совсем рядом раздался треск, да такой, будто в лесу великан сломал сосну. А Орлик не испугался.

— Вот это гроза! — Вожатый обернулся: — К маме, к папе! — передразнил он Шуру. — А ты, — это уже относилось к Стёпе, — представитель рабочего класса, пироги привёз, а сам ни бе ни ме! Погоди, тебе ещё влетит. Привезёшь ребёнка, промокшего до костей. Выполнил родительское поручение!

— Я сухая, — робко сказала Шура, боясь, что вожатый повернёт Орлика назад, к лагерю…

Усадив их в вагон, вожатый шёл за поездом, откинув мокрый капюшон, и грозил:

— Попадёт вам!

Шура прижалась носом к оконному стеклу и видела, что Коля не сердится. Может, не каждый вожатый поступил бы так, как он. Но Коля думал, что он поступил правильно. Что делать, если человеку кажется, что у него дома случилась беда, если он встревожен, никого не слушает и никому не верит? Пусть поедет и успокоится. А родители, чудаки, не могли написать толком, в чём дело.

Стёпа и Шура сидели рядом и молчали. О чём говорить, если она ему не верит? Стёпа представлял себе, как они явятся в одиннадцатом часу вечера.

— А нам, наверно, и правда влетит, — сказал он и улыбнулся.

Ну, скажи он это раньше и улыбнись так, как сейчас, Шура без всяких разговоров поверила бы, что дома всё хорошо. Но теперь уже было поздно. Поезд мчался к городу без остановок.

Им не влетело, но дома удивились:

— Так поздно? Что случилось?

А потом, когда разобрались, даже смеялись.

— Письмо под пирогами, — сказала мама. — В сумке, на самом дне.

— И ещё какое письмо, я там всё нарисовал, — сказал папа. — Я нарисовал, как мы строим дом. Я ношусь как чёрт, а мама кричит из кабины своего крана: «Где кирпичи? Почему задерживаешь, прораб?» — Папа погладил Шуру по голове: — А ты, оказывается, плакса…

— Да, если бы к тебе никто не приехал… — заступилась за себя Шура.

— Это я, наверно, виноват, — сказал Стёпа. — Плохо ей всё объяснил.

— Никто не виноват. Давайте ложиться спать, — сказала мама.

Она постелила Стёпе на диване, и все очень крепко уснули. И правда, разве кто-нибудь был виноват? Просто Шура очень беспокоилась за своих родителей. И это хорошо, что она беспокоилась.

А на другой день Стёпа, как и обещал вожатому, проводил Шуру обратно в лагерь.

С тех пор прошло больше года, а дружба их продолжается.

Мальчик с пальчик и его братья

Уже совсем стемнело. Стёпа ушёл с Шурой за хлебом. Булочная недалеко, а ребята пропали.

— Что же вы так долго? — спросила мама, когда они вернулись домой.

— Поговорили маленько, — сказал Стёпа.

А когда он, попрощавшись, ушёл, Шура сказала маме, что у Стёпы родился брат.

— Он мне про него рассказывал. Вот!

Шура протянула маме почтовую открытку, в которой было написано, что в семье плотника Малышева родился сын, которого назвали Пётр.

— Теперь у Стёпы брат Петя. Ты понимаешь? Десятый брат, как у Мальчика с пальчик… Ты читай, читай!

«Дорогой наш Стёпушка! — писала Стёпе его мама, — Я жива, здорова и меньшому сыну очень рада. Мальчик крепенький».

— Стёпа тоже очень рад. Он послал маме десять рублей, — рассказывала Шура. — Он не хотел мне давать открытку, а я выпросила. Ты знаешь, у Стёпы есть брат, который уже служит в армии, есть брат, который учится только в первом классе, и есть пятиклассник, как я. Вот сколько! Это очень хорошо, когда столько братьев. Он мне про всех рассказывал. Мы не просто так болтали…