Человек с горящим сердцем - Синенко Владимир Иванович. Страница 59

В одно из ноябрьских воскресений Длинный Дик снова потерпел поражение. Команда из двадцати пяти русских перетянула на канате приверженцев Ричарда Гринсбо. Больше им в лагере Томсона не верховодить!

Дорога пересекла равнину и вышла в горы. Начались скальные работы. Били выемки, взрывали скалы, строили мосты через высохшие реки. Понадобились бурильщики для взрывных работ. Первым подрядчик назначил Большого Тома. Нужна была огромная физическая сила, сила молотобойца. С помощью стального бура и кувалды Федор сверлил в камне глубокие шпуры для закладки динамитных патронов.

Вскоре инженер перевел Сергеева в запальщики. Работа для смелых, и оплачивалась она много выше.

Когда из опасной зоны, где в скалах пробурены шпуры, удалены все люди, с ящиком динамитных патронов появляется Большой Том. Он закладывает в скважины заряды страшной силы. Но самое главное — не забыть сосчитать количество отверстий. Сосчитать и твердо помнить! Тут ошибка равносильна смертному приговору.

Присоединив к запалу динамита в каждой скважине бикфордов шнур, он снова все проверяет. Так он поджигал от папиросы фитили самодельных бомб в дни восстания на Конной площади.

А теперь надо спрятаться за выступ скалы, чтобы не задели осколки, не контузила взрывная волна.

Взрыв. Второй, третий... Вверх летят фонтаном камни, стелется сизый горьковатый дымок. Такие бы заряды да под царизм!

Губы Федора беззвучно считают. Пятнадцатый! А вдруг только четырнадцатый? Могло сдвоить — фитили разной длины. Он поднял голову и глянул в небо.

Какое ласковое солнышко! Выть может, видит его в последний раз...

Люди в укрытии спокойно покуривают и балагурят, а ему надо убедиться, все ли шпуры взорвались, не дотлевает ли где-нибудь фитиль к динамитному заряду. Время не ждет. Если он будет мешкать, подрядчик назначит в запальщики более расторопного человека.

Никогда Федор не гнался за деньгами, не знал их настоящей цены, но теперь он кровно заинтересован в заработке. Будут деньги — он и в Австралии даром время не потеряет! Уже давно его захватила одна идея...

Через минуту Федор возвращается к границе опасной зоны. Он улыбается, машет рукой товарищам:

— Можно приступать! Все заряды взорвались!

«ЭХО АВСТРАЛИИ»

В канун рождества, в разгар летнего зноя, работы на дороге свернулись, и Федор с Наседкиным отправились в Брисбен. Сюда на праздники русские съезжались со всех концов штата.

Сняв комнату на Вуллонгаба, в северной части города, где обосновалась русская колония, они отправились в роскошный магазин Логана и там оделись во все новое. Деньги Федор тратил осмотрительно, костюм выбрал поскромнее, чем удивил Володю.

— Не ферму ли хотите купить?

Сергеев загадочно усмехнулся.

— Что ферма? Другое задумал. Но... Поживем — увидим!

В Брисбене давно уже хирел Союз русских эмигрантов — «Унион». Многие склонялись к тому, чтобы вовсе закрыть его: взносы плати, помещение содержи, а ни кружков, ни интересных лекций...

Собрание в клубе на Стенлей-стрит назначили на рождество. Настроение было похоронное — многие сожалели, что приходится ликвидировать организацию, объединяющую русских.

Мнения выступавших разделились, как сохранить «Унион».

На трибуну вышел Сергеев. Загорелый, широкоплечий:

— Земляки! Не закрывать надо союз, а укрепить его. Нас в штате Квинсленд порядочно, но мы разобщены, слабо знаем английский язык. А впереди упорная борьба с предпринимателями. Так сделаем же союз нашей опорой, а работу его интересной. Создадим свою газету. Да, газету на русском языке!

В зале шум, возгласы недоумения, иронический смех:

— Спятил, парень! И эти-то взносы платим зря, без толку...

— Уж не надеется ли оратор на помощь правительства? Властям и без нашего союза русские поперек горла!

— Газета?! Не в России же ее печатать.

Сергеев спокойно всматривался в лица. До чего пестрый народ! Политические эмигранты и каторжане, искатели приключений и длинного рубля, дезертиры и мелкие лавочники... Даже у врагов самодержавия разные взгляды: эсеры, анархисты, социал-демократы двух течений. Но все — русские, всех объединяет неистребимая любовь к тому, что они вольно или невольно оставили в России.

— Земляки! — Голос его звучал проникновенно, зал утихомирился. — Рано или поздно, но мы вернемся домой. Еще понадобимся родине. Там зреет новая революция, и знамя ее было бы подло затаптывать в грязь... А раз так, будем готовить себя к служению в нашем отечестве и станем примером для передовых рабочих Австралии. Вот каким я вижу наш союз...

И Федор изложил собранию свой план реорганизации русского сообщества эмигрантов. План увлекательный и ясный.

— Но как же газета? — спросили у него. — Нужны не шиллинги и пенсы, а десятки фунтов стерлингов! А шрифт, типография?

— Денег нужно не так уж много. Соберем. Не станем скупиться. На чужбине родное слово особенно дорого. Лично я вношу в фонд газеты пятнадцать фунтов стерлингов.

Ропот изумления пробежал по залу.

— Да ты, парень, не миллионер ли? — спросил кто-то.

Федор задорно сверкнул глазами.

— Угадали! Я и впрямь миллионер. Но только я богат сознанием, что принадлежу к многомиллионной армии тружеников всего мира!

Все засмеялись, захлопали, а Федор продолжал:

— Это мой двухмесячный заработок. И вы внесите на газету кто сколько может. Владелец писчебумажного магазина Миргородский обещал мне выписать из России шрифт и открыть типографию. Он здесь в зале и подтвердит свое согласие. Редакция? Пока что я сам буду редактором, репортером и корректором. Безвозмездно. Дело не новое! Кто еще сомневается?

Собрание не успело опомниться, как дружно избрало Сергеева главой Союза русских эмигрантов и приняло его план. Утвердили и предложение о создании в Австралии первой русской рабочей газеты.

Встречаясь с земляками из угольных шахт Ньюкасла и сахарных плантаций Бандаберга, с рабочими медных рудников Нового Южного Уэлса и золотых приисков Чарлевиля, с дровосеками Таунсвилл и рыбаками Рокгемптона, Федор привлекал их к общему делу: надо создавать отделения союза, собирать деньги на газету. Он поставил в русском клубе «Женитьбу» Гоголя и сам сыграл Подколесина, да так, что все смеялись до слез. В новогоднюю ночь состоялся концерт. С особым воодушевлением хор исполнил «Красное знамя»:

Весь зал дружно подхватил песню.

Назавтра буржуазные газеты завопили о «русских нигилистах». Они грозят расшатать государственные устои Австралии, преданной английской короне!

На стройку за Уориком Федор не вернулся. Брисбен требовал его присутствия. Раньше он не думал задерживаться в Австралии, а теперь с головой окунулся в свою стихию. Кончилось его невмешательство в рабочее движение Австралии.

В эти дни Сергеев писал в Россию Е. Ф. Мечниковой:

...Я никогда, я так думаю, не стану изменником движению, которого стал частью. Никогда не стану терпелив к тем, кто мешает успехам этого движения. Я был, есть и буду членом своей партии, в каком бы уголке земного шара я ни находился. Не потому, чтобы я дал аннибалову [6] клятву, а потому лишь, что не могу быть не собой...

Слова, в которых сказался весь Сергеев — прямой, правдивый, неподкупный. Он везде солдат партии и революции. Днем работал грузчиком в порту, а свободное время отдавал общественным делам. В союзе и редакции не было платных должностей. Домой являлся поздно, когда Наседкин уже спал. Володя мыл посуду в кооперативной столовой.