Круглая печать - Икрамов Камил Акмалевич. Страница 25

— Это не крышу… — сказал он.

— Это далеко, — согласился Эсон.

— Во всяком случае, — сказал Иван, — для первого раза неплохо. Дерево все получилось, каждый листочек видно. Задний план неплохо проработан.

— Я не думал, что так хорошо получится, — сказал Закир.

— В следующий раз ты обещал меня отдельно снять, — напомнил Садыку Эсон.

— Так что же, не будем аппарат продавать? — спросил Иван у Садыка.

— Дайте мне карточку, — вместо ответа попросил Садык. Он еще раз внимательно вгляделся.

Действительно, совсем маленькие на фотографии получились два человека. Один из них был виден весь, а у другого только плечи и голова. Оба держали в руках какой-то черный предмет.

Незаметно для себя Садык все больше приближался к открытой двери, к свету, пока наконец не оказался во дворе. Нет, конечно, эти люди не чинили крышу. Это была не крыша, это был дувал. Дувал… Неужели?..

— Ребята, — сказал Садык, заглянув в комнату, — я должен сейчас сбегать в одно место. Вы здесь без меня решайте — продавать, не продавать.

— Ты скоро вернешься? — спросил Закир.

— Не знаю! — уже на бегу крикнул Садык.

Он очень спешил. Он бежал по улицам Ташкента, держа на вытянутой ладони мокрую фотографию. Он даже не догадался сесть в трамвай, а все бежал и бежал. Вот наконец и улица Оружейников. По переулку Садык выбежал на пустырь. Фотография высохла и покоробилась.

«Так… здесь я поставил ребят, — начал размышлять Садык, — здесь стоял фотоаппарат, сначала на земле, потом я поставил его на Эсона. Эсон приподнялся, головой он заслонил нижнюю часть снимка, а на верхней… надо проверить, надо проверить…»

Садык сел на землю и положил фотографию на колени. «Значит, вот дерево… вот один дувал… вот крыша бутылочного склада… Так и есть. Эти двое, эти два маленьких человечка, два крохотных черных силуэта вовсе не чинят крышу. Они перелезают через дувал. И в руках у них, конечно, ящик Махкам-ака. И дувал этот отгораживает дворик махалинской комиссии от пустого двора, где Кудрат видел сапоги возле сарая».

О том, что фотографировались они в день, когда был убит Махкам-ака, Садыку не нужно было вспоминать, он помнил весь этот день до мельчайших подробностей.

Два человека перелезают через дувал. В его сознании сразу возникла прочная цепочка фактов. Они убили, перелезли, взломали замок, не нашли печати и выбросили ящик на свалку. Они… Вначале Садык не думал, кто — они.

Надо сейчас же побежать к милиционеру Исе и рассказать. Он, наверно, и не знает, что делается у него во дворе… Нет, к милиционеру он не побежит и, уж конечно, не пойдет к Таджибекову — ведь они считают, что это его отец убил председателя. Надо пойти в милицию.

Садык сунул покоробившуюся фотографию за пазуху и побежал в милицию. В дежурке сидели два милиционера и пили чай.

— Тебе чего, мальчик?

— Я хотел спросить, кто здесь сыщик, который занимается убийством на улице Оружейников, — сказал Садык.

— Это дело учителя Касыма? — спросил один из милиционеров.

— Нет, — сказал Садык, — об убийстве Махкам-ака.

— Ну да, — сказал милиционер, — дело учителя Касыма. — Его ведет следователь Акбарходжаев. Он только недавно ушел, приходи завтра.

Садык помчался домой. Он чувствовал себя виноватым перед матерью, потому что сказал дома, что уходит на час, а вот уже вечер.

Во дворе было пусто. Садык вошел в комнату. Мать кормила грудью младшую девочку и плакала.

— Мама, — сказал Садык, — вы меня извините, я не хотел так долго.

— Господи, — вздохнула мать, — в такой день, в такой день ты где-то бегаешь!

Еще по дороге домой Садык решил, что попросит у матери разрешения немедленно пойти за отцом в Кум-кишлак, но сейчас не решился об этом заговорить.

— В такой день! — продолжала мать. — Ко мне приходила соседка, она говорит, что…

Дильбар оторвалась от груди и заплакала.

«Неужели и мама об этом знает!» — с ужасом подумал Садык.

— К соседям приходили милиционер Иса и следователь, — опять заговорила она, — они считают, что это твой отец убил нашего председателя.

— Это неправда! — сказал Садык.

— Они все так говорят.

— Это неправда! — Садык топнул ногой. — Он никого не мог убить.

— Конечно, не он убил, — сказала мать, — но все говорят, что он убил. Если бы ты пришел раньше, я послала бы тебя к отцу. Но сейчас уже вечер, через час будет темно.

— Все равно я пойду, — сказал Садык.

Сначала мать спорила, но потом согласилась. В таком деле нельзя терять ни минуты.

Садык поужинал, взял на дорогу лепешку и в быстро сгущающихся сумерках вышел на пустынную улицу. Он знал, какой дорогой идти в Кум-кишлак. Нужно пересечь весь новый город, пройти мимо кавалерийского училища и там… Ну, там он спросит.

4

Следователь Акбарходжаев был человек честный. Он всегда помнил об этом и этим гордился. Беда в том, что он к тому же твердо верил в свой ум и проницательность. Ему казалось, что первое принятое им решение и есть самое верное. Кроме того, следователь очень верил первому впечатлению. Так, учитель Касым ему сразу не понравился, а Таджибеков, наоборот, приглянулся. Причина была, видимо, в том, что учитель вел себя сдержанно, с достоинством и позволял себе возражения, которые следователь воспринимал как унижение собственного достоинства. Акбарходжаеву казалось, что учитель нарочно и злостно не хочет понимать то, что ему говорят. А бухгалтер Таджибеков, наоборот, все понимал с полуслова, подхватывал любую мысль и соглашался с любым предложением. Хороший, простой человек, решил про него следователь и действовал, исходя из этого.

Михаил Сазонов посоветовал Акбарходжаеву подробнее изучить обстановку на улице Оружейников. Конечно, Сазонов не был его прямым начальником, но и не считаться с его мнением Акбарходжаев не мог: все-таки уполномоченный городского уголовного розыска, и не просто уполномоченный, а старший. Акбарходжаев последовал совету, но решил сделать так, как считал проще и быстрее. Он пошел прямо домой к бухгалтеру Таджибекову и через милиционера Ису предупредил, когда придет.

Они сидели на террасе и ели манты — большие пельмени из тонкого теста с острым, густо перченным мясом. Их было только трое: следователь, милиционер Иса и хозяин дома. У следователя было хорошее настроение. Он чувствовал расположение к хозяину дома, и манты были прекрасные — сочные и ароматные. Поручение Сазонова казалось ему в какой-то степени формальным, и потому он не столько расспрашивал, не столько слушал, сколько рассказывал сам:

— Я, знаете, как посмотрел на этого учителя, сразу все про него понял. Прежде чем ответить — думает. Ты ему говоришь одно, он тебе — другое. Я спрашиваю — где был в тот вечер, он не говорит. Раз не говорит, значит, скрывает. В нашем деле самое главное — это видеть человека насквозь. Зоркость нужна. Я когда на человека смотрю, если он преступник, он моего взгляда никогда не выдерживает. Ну, есть, конечно, наглые люди вроде этого учителя. Я на него смотрю, а он на меня смотрит, как будто это он следователь. Я сразу понял, что он виноват.

— Конечно, — сказал милиционер Иса. — У вас ведь опыт.

Опыт у Акбарходжаева был небольшой — совсем недавно его перевели из пожарной охраны в милицию.

— Опыт — это не главное, — ответил он. — Самое главное — видеть людей насквозь. Вот взять уполномоченного угрозыска. Ну, этот русский, который к вам приходил, Сазонов. У него опыт больше, чем у меня, а до последнего времени он считал, что учитель не виновен. Так прямо мне и говорит. Нет, говорит, прямых улик. Анонимка пришла в управление, он и на нее внимания не обратил. Говорит — наоборот, раз анонимка, значит, не он убил. Как у него только голова работает!

Бухгалтер Таджибеков старался говорить как можно меньше. Он ловил каждое слово разболтавшегося следователя и настораживался. Значит, не все так гладко получается, думал он. Значит, есть в милиции люди, которые не верят в то, что он так тщательно подстроил. Таджибеков чувствовал себя особенно напряженно еще и потому, что за спиной у него в комнате под окном лежал Кур-Султан. Таджибеков знал, что каждое слово, произнесенное на террасе, Кур-Султан ловит с жадностью, а в руках у Кур-Султана наган.