Солнечный круг - Урманов Кондратий Никифорович. Страница 15

И мы быстро начали заменять червяков на наших удочках катышками из черного пахучего хлеба.

Показалось солнце, и весь мир будто проснулся от сна: громче запели птицы, почти на каждом кусту сидели маленькие певуньи и славили наступивший день; заиграли на поверхности воды рыбки, сверкая серебристой чешуей, а из бора, через озеро, летела пара ворон, и так-то азартно они кричали, что я невольно посмотрел на них, потом на небо. У рыбаков примета: если вороны с утра начинают дружно кричать, — жди дождика. На востоке узкой полоской лежит фиолетовая туча. Неужели будет дождь? А вороны уже летят над нами и надрываются:

— Ка-ар!.. Ка-ар!.. Ка-ар!..

— Чему обрадовались?! — кричу я. — Вот будет дождик, и вы станете «мокрыми воронами»…

Кеша смеется и провожает их нелестным словом:

— Горластые!.. Нам-то дождик не помешает, кричите сколько угодно!..

Солнышко быстро скрылось в тучу, все вдруг потемнело, и тут начался такой клев, что мы с Кешей едва успевали выдергивать чебаков. Пришлось по одной удочке отложить в сторону. Серебристые рыбки, сверкнув в воздухе, быстро переселялись в нашу корзину, спущенную в воду.

Я наживил жерлицы и снова сел рядом с Кешей. У меня появилась надежда, что домой мы вернемся не с пустыми руками. Но неожиданно клев оборвался. Если бы человек имел зрение, позволяющее ему видеть, что происходит в глубине водоема, он знал бы, что делать. Может быть, возле наших удочек затаились прожорливые щуки или подошел косяк окуней и угнал чебаков? Тогда можно было бы принять какое-то решение. Не могли же мы переловить их всех!

Я часто меняю насадки, хлеб заменяю красными червяками, потом распаренным горохом, а результат один и тот же — спят поплавки!

— Давай-ка, друг, займемся приготовлением ухи, — говорю я Кеше, — рыба у нас есть, а потом, может быть, дело поправится…

Кеше не хочется:

— Посидим еще маленько, Михаил Петрович…

Сидим пять, десять минут, и вдруг я слышу: чмок! чмок! чмок!

Совсем рядом, в каких-нибудь десяти шагах, узкая полоска молодого камыша у берега ходуном ходит! Ветра нет, а камыш вздрагивает, качается.

Я бросаю удочку и бегу туда. Первое, что я вижу, это кишащую массу мальков у самого берега и полосатых красноперых окуней, бьющих этих беззащитных рыбок. Мне показалось, что окуни окружили их плотной стеной и не дают выхода. Множество мальков силой окуневого удара было выброшено на песчаный берег.

— Котелок и две удочки! — подаю я негромкую команду Кеше.

У юного рыбака, казалось, кепка полезла на затылок, когда он увидел, что делалось в воде.

— Ух какие разбойники!.. шепчет он. — Что они только делают?!

— Они учат нас, как и на какую насадку нужно рыбачить, — говорю я. — Быстро собирай мальков в котелок с водой, они оживут…

Я наживляю на крючок малька и опускаю за полоску камыша. Удар последовал немедленно, и крупный окунь, описав в воздухе дугу, оказался у меня в руках. Бросаю его в травянистую ямку позади себя и снова наживляю малька.

— Берись за удочку, Кеша, поддевай малька за спину и забрасывай. Шевелись!

И началась у нас горячая работа!

Окуни оцепили весь камыш и беспрерывно, с громким чмоканьем, бьют мальков: их табуны ходят возле наших ног, часто хищники выскакивают на берег за своей жертвой или поджидают, когда мальки скатятся в воду. Они не обращают внимания на то, что их друзья взлетают в воздух и навсегда исчезают на берегу.

Это было настоящее организованное нападение, и Кеша правильно назвал окуней разбойниками. Они заставили нас забыть время, не видеть и не слышать окружающего, и если бы грянул гром, мы, вероятно, не обратили бы на него внимания.

Кеша уже достаточно изранил пальцы о колючие плавники окуней и теперь дольше задерживался, снимая их с крючка. Он без особой охоты принимался пополнять запас мальков. Уж очень интересно было тянуть из воды красноперых красавцев.

На всякого опущенного на крючке малька окуни кидались целой оравой, и казалось, они мгновенно разорвут его на часта. Добыча всегда доставалась более крупным.

Но… как с чебаками, клев оборвался неожиданно. И было непонятно: окуни никуда не ушли, плавали в камышах и по чистой воде на поверхности, а насадку не брали. Уцелевшие мальки оживились и бросились в бегство, при этом ни один разбойник не кидался за ними. Может быть, сыты?

Рядом со мной глинистая узкая коса от берега уходит вглубь, и я вижу, как из черной бездны сплошной лентой поднимаются новые отряды окуней, они пересекают косу и медленно плывут мимо наших насадок. Я выбираю самого крупного из них и перед носом опускаю насадку — малька. Красноперый красавец останавливается, некоторое время смотрит на предложенную закуску и спокойно уходит прочь.

Кеша так же, как и я, старательно предлагает какому-нибудь крупному окуню свою насадку.

— Получай, разбойник! Ну почему ты не хочешь брать? Малек живой, первый сорт… Ну, бери, разбойничище!..

— Нет, Кеша, надо сматывать удочки. Ничего не выйдет. Разбой окончен, надо ждать нового счастливого случая…

— Да когда он будет, «счастливый случай», еще?

— Это неизвестно, но ты запомни этот день… Тащи корзину, будем собирать добычу.

Чебаков мы переложили в Кешину корзинку, а в мою всех окуней. Кеша, приподняв ее с земли, заявил:

— Десять килограммов…

— Ты, кажется, начинаешь учиться преувеличениям… Не стоит, от этого рыбы в корзине не прибавится… Давай-ка сварим уху, да и в путь. А то голодные мы с тобой и до города не дотянем…

…После сытного обеда мы собрали все наше рыболовецкое имущество и, не задерживаясь, более, направились к городу…

…Кеша сдержал свое слово и хорошо закончил учебный год. Теперь мы часто бывали с ним на Глухом озере, но такого окуневого разбоя больше не видели. Камыши в том месте, где мы ловили окуней, выросли большие-пребольшие; по утрам водяные лилии раскрывают свои белые чашечки с золотой сердцевиной. Мы сидим с удочками, любуемся красотой озера и ждем, счастливого случая. С рыбацким терпением ничто не сравнится. Может быть, и дождемся…

Рыболов

Я сижу с удочкой на берегу реки Уень и занят не столько рыбалкой, сколько наблюдениями за соседом. Рядом со мной, на сухой ветке тальника, сидит другой «рыбак», он в зеленом камзоле с оранжевым нагрудником, хвост куцый, а голова непомерно большая, и толстый длинный нос.

Он удачнее меня рыбачит, и я с некоторой завистью наблюдаю за ним.

Вот он сидит спокойно, поглядывая то на меня, то на воду. Я не мешаю ему, и он нисколько не боится моих взмахов удилищем. Ему все это не нужно, чтобы поймать рыбку. Он мгновенно срывается с ветки и камнем падает в воду. Сначала я подумал: потонул мой сосед! Нет, он вскоре появился на своей ветке, и в его толстом клюве я вижу трепыхающегося серебристого чебачка. Без помощи лапок он быстро поворачивает рыбку к себе головой и заглатывает.

Он давно уже рыбачит и глотает свою добычу, но каждого нового чебака все дольше и дольше задерживает в клюве и часто посматривает под корягу, нависшую с берега над водой. Наконец, я догадываюсь: там у него гнездо.

Чтобы увериться, я наваливаюсь на пенек и притворяюсь спящим. Зимородок долго наблюдает за мной, потом пикает, из-под коряги показывается его подруга, такая же зеленая, но менее нарядная. Они поймали по рыбке и скрылись под корягой.

Мне стоило больших усилий, чтобы заглянуть в их гнездо. Нора была очень глубокая и почти вся выстлана рыбьими косточками и чешуей. По этим признакам я догадался, что у зимородков были уже дети. Но посмотреть их не удалось.

Враги

Для ночевки мы избрали высокий берег против Комариного мыса. Озеро Подкалиновое, отделяющее нас от злополучного мыса, было глубокое и рыбное. Впрочем, комаров и здесь было достаточно. Рыбаки и охотники любят давать свои названия каждому месту, где побывают. Давно уже нет никакой калины, а озеро называется Подкалиновым; у протоки Криводановского плеса совсем нет никакого луга, а название «Божий лужок» осталось. Так и с Комариным мысом: кого-нибудь покусали комары, и название укрепилось. А право же, там не больше комаров, чем в других местах, прилегающих к Кудряшевскому бору.