Змеиное проклятье - Болотников Сергей. Страница 18

Щербинский начал пересекать площадь, но неожиданно стал и показал рукой вдаль:

– Видите? Местный дом культуры.

Теперь селение не скрывала дымка и можно было ясно различить громоздкие руины старого здания, отсюда похожие на развалины греческого Акрополя. В общем ничего особенного, но над полуразрушенной колоннадой выдается в небо перевернутый ствол дерева с безумно чернеющими на небесном фоне корнями. Ну прямо как спутанные волосы.

– Огого, пожалуй теперь он стал лучше, – заметил вглядываясь Лапников.

Щербинский усмехнулся, местной дом культуры, достойный образец сталинской архитектуры, в последние годы вид имел устрашающий, пугающий селян змеящимися по фронтону трещинами, и обваливающейся серой штукатуркой. Особенно неуютно жилось семье Старосельских, чей дом граничил с задней стеной здания. Старик Старосельский, кстати большой друг сторожа Савитского, каждый день остававшийся дома, всерьез предполагал, что когда ни будь стена обрушится и похоронит его вместе с домом. Что кстати и случилось во время бури, только компанию старику составила вся семья из шести человек и один заезжий гость.

– Дуб жалко. – Произнес селянин. – Хороший был дуб, древний, Кузьмич говорит, что ему десять веков отвалило, еще Лемех помнит.

Он снова двинулся к бару, и с дальнего конца площади ему помахал сумасшедший библиотекарь, зоотехник помахал в ответ, а затем шагнул дверь бара.

Сергей еще раз окинул взглядом развалины. Корни несчастного дерева возвышались над селом метров на тридцать, страшна стихия.

На крыльце бара висела змея. Щербинский брезгливо сбил ее ружьем и она улетела в траву, затем вошел в "Левый берег".

Тут все было по-прежнему. Груда ружей у стоек, в дым пьяный народ по углам, тихие разговоры, сидящих у окна. Щербинского поприветствовали, Сергея и журналиста лишь окинули взглядом. Особенно задержались на измазанных и испачканных зеленоватой сукровицей джинсах приезжего, на лицах было понимание.

Они прошли к столу у окна, там сейчас никого не было, уселись, собаку Лапников посадил к ноге. Некоторое время молчали.

– Значит так, – сказал Сергей осматривая бар, (бутылок на полках явно поубавилось, зато в мойке громоздилась гора битого стекла) – этой ночью вокруг моего дома творилось чертовщина. Но этот шабаш лишь конечная стадия в цепи подобных происшествий.

– Мудрено говоришь. – Произнес Щербинский, а Лапников лишь кивал головой, соглашаясь с каждым словом Сергея.

– С самого начала моего приезда в вашу чокнутую деревню меня преследуют непонятные и жуткие вещи. Вчера ты предупреждал меня, и советовал купить ружье, теперь знаю почему, но теперь я хотел бы узнать и остальное. Почему ваше село никто не посещает? Почему в развалинах до сих пор лежат неубранные трупы? Почему с фонарных столбов свисают мертвые змеи? Почему живых змей так яростно линчуют, да еще и относятся так как к убиваемому человеку? Что за волки снуют по улицам? Почему в подвале церкви пахнет мускусом? Почему среди бела дня мы убиваем трехглазую псевдо собаку? И почему наконец ваш бывший земляк приходит ко мне под утро будучи уже задушенным?

Лапников уставился в пол.

– Знаешь почему я не сказал тебе все вчера? – вопросил Щербинский.

– Почему?

– Я не был уверен что ты человек.

Журналист вскинул голову:

– Вот это бред!

– Это не бред, ты каким то образом проехал через кордон, Серый. Ты, а следом за тобой он, – селянин кивнул на Лапникова, – я расскажу тебе что по настоящему происходит в селе, тогда ты поймешь, почему я так думал.

– Ну расскажите – сказал Лапников – меня вы тоже не считали живым?

– Не забывай, что у нас тут ходят и мертвые.

– Что правда, то правда. – Произнес Сергей. – Рассказывай. Про змей, про все.

– В общем, – сказал Щербинский – началось все после бури…

6.

Да, началось все после бури, а точнее еще во время ее. Собственно, за основную часть своих жутких бедствий горемычные жители Черепихова могли благодарить теплоход "Циолковский", который имел несчастье затонуть как раз напротив деревни непосредственно во время сильного урагана. Если бы не теплоход, то, то злое начало, что давно было скрыто в селе нескоро вырвалось бы на волю.

"Циолковский" был стандартным кораблем. Длинной сто десять метров, высотой четырнадцать он был построен в пятьдесят восьмом году и выкрашен в бело синий цвет, такой же стандартный как и он сам.

Средний трехпалубный корабль следовал маршрутом достаточно обыденным и частым, а именно двенадцатидневным путешествием Москва – Питер, с заходом в Ладожское озеро и на остров Валаам. Был он недогружен и нес на себе около девяноста человек, отчего ватерлиния его высоко выглядывала из воды. Теплоход отправился в начале Июля и уже успел посетить Углич, Кострому и Ярославль, откуда двинулся вверх по Волге, чтобы войти в реку Шексну. А оттуда уже в Ладожское озеро.

Из Ярославля корабль вышел как раз в тот жаркий и ясный июльский день в канун бури, не получив, как и окрестные села штормового предупреждения. Из-за недогруженности теплоход имел маленькую осадку и был весьма неустойчив. Что правда было не очень важным на зеркальной глади реки. На подходе к озеру его собирались догрузить, но пока он должен был дойти так.

Вечером перед бурей корабль, когда небо приобрело зеленый оттенок, грозно отражавшийся в гладкой воде, вышел на многокилометровый разлив Волги и пассажиры могли наблюдать зеленоватое свечение неба и воды в полной красе. Группы любопытствующих туристов фотографировались на память, на фоне тяжелых фиолетовых туч, никто не думал. Что они могут собой предвещать.

Однако лоцман "Циолковского", хорошо знавший эти места, сумел распознать надвигающуюся беду и доложил капитану. Было решено прибавить ходу, чтобы в самое кратчайшее время придти к пристани Дубки, где в естественном заливе можно укрыться от непогоды. Однако они явно недооценивали масштабность готовящейся бури. А сила ее была такова, что даже если во время первого удара стихии корабль стоял в гавани, а не на середине километрового разлива, то его все равно невозможно было бы спасти. Корабль можно было сохранить, только направив его к берегу и прочно посадив на ближайшую мель. Но понятно, что делать такое, только увидев на горизонте тучи было безумием.

Недозагруженность решила судьбу "Циолковского". Когда первый мощный шквал налетел, корабль оказался к нему боком, поворачивая в излучине реки, как раз напротив целого еще Черепихова.

Этим же первым ударом, смело большинство крыш в селе, обрушило ряд деревьев на дороге, и подняло в воздух хрупкую будочку старика Савитского. А затем единым рывком перевернуло неустойчивый корабль. Повезло тем, кто глядел на надвигающуюся бурю с палубы, их смело в реку и многие смогли доплыть до берега. Те же, кто закрылся в своих теплых каютах, не успели ничего предпринять, так как завалившийся набок теплоход резво перевернулся килем и стремительно пошел на дно. Как топор. Есть предположение, что некоторые из туристов верхних кают некоторое время тихо задыхались, глубоко под водой.

Из всего количества пассажиров на теплоходе спаслось около трети, две трети либо остались похороненными под водой, либо утонули пытаясь добраться до берега. Из числа спасенных многие оказались туристами самых нижних кают, которые при перевороте, дольше других оставались над водой.

Часть пассажиров успела нацепить спасательные жилеты и выпрыгнуть в бушующую мглу (А волны были на порядок больше тех, что наблюдал Серега прошлым вечером, полторы недели спустя). Четвертая часть людей, очутившихся в воде пошла ко дну, остатки распределились следующим образом: около половины достигли низкого берега деревни Карявкино и им несказанно повезло, а других прибило к селу Черепихово и именно с них началась череда безумных событий, приведших село в нынешний вид. Из этих несчастных страдающих туристов, заплативших немалые деньги за этот круиз, не выжил никто, все сгинули в окрестных лесах и растворились в круговерти последовавшего за бурей ужаса.