На поиски исчезнувшего племени - Клячко Целестина Львовна. Страница 18
— Валентина Львовна, я вас попрошу снять сейчас общий и крупный план раскопа, в котором Павел счищает кисточкой землю с найденного ожерелья из серебряных бляшек.
— Сейчас я не могу этого сделать, — отвечаю я.
— Почему? — поднимает на меня удивлённый взгляд Гэбэ.
— Потому что сейчас двенадцать часов. Солнце стоит в зените прямо над нами. И снимок получится без теней. Плоским и невыразительным. А в данный момент мне нужно контровое освещение, Солнце должно находиться позади снимаемого предмета. Иначе он сольётся с землёй.
— Мне не нужны ваши световые эффекты. Мне надо снять именно этот момент. Павел не может сидеть сложа руки в раскопе и ждать, пока не появятся нужные только вам тени! — начинает сердиться Гэбэ.
— Я не могу безграмотно снимать! — кипячусь я. — Я отвечаю за качество фотографии!
Но с Гэбэ спорить бесполезно. И я скрепя сердце снимаю. А Павел, сидя на корточках в раскопе, лукаво мне подмигивает.
Часто приходилось мне приспосабливаться в съёмках. То, когда солнце спускалось ниже, я просила кого-нибудь стать на минутку на край раскопа, чтобы его фигура отбросила нужную мне тень. То, когда нужно было снять общий план городища, влезала на растущую неподалёку дикую грушу. А когда нужно было снять общий план одного из раскопов с верхней точки, мне приходилось становиться на плечи Юре или Александру Степановичу, как наиболее высоким. Они придерживали меня за ноги, чтобы я не свалилась. И в таком положении я снимала.
Однажды произошёл комичный случай: я снимала, стоя на плечах Александра Степановича, как Ростислав зачищает землю в раскопе. У меня кончилась плёнка в кассете. Я её прокрутила обратно, вынула из фотоаппарата кассету и хотела вставить другую с чистой плёнкой… и нечаянно уронила её в раскоп, прямо на голову склонившегося над лопатой Ростислава. С испугу я и сама чуть не свалилась. Кассета была металлическая, и Ростислав, испепеляя меня взглядом, растирал мгновенно выросшую шишку и, не слушая моих извинений, шипел сквозь зубы:
— Попрошу вас впредь быть поосторожнее. Хорошо, что у вас не было возможности взобраться повыше. Тогда уже наверняка пробили бы мне голову!
Александр Степанович, не удержавшись, громко фыркнул, а сидевший с чертёжными принадлежностями на краю раскопа Лёва просто давился от сдерживаемого смеха.
Под вечер я снимала крупно самые мелкие предметы, вставляя для этого в свой фотоаппарат специальный объектив. Серебряные украшения, ожерелья, кольца, серьги, подвески я раскладывала на чёрном листе бумаги, чтобы они получались рельефнее.
Искусно склеенные Володей из найденных черепков кувшины и сосуды я, наоборот, снимала на светлом фоне. При рассеянном свете отчётливее были видны расположенные на них волнистые линии-узоры.
В свободное время я копала на городище, подменяя ребят, отмывала и шифровала керамику. Время в работе не шло, а летело.
Настроение у всех было великолепное. Веселились по всякому поводу и без повода.
В Москву о находках наше начальство решило пока не сообщать.
— Пусть ещё поострят по поводу нашей разведки, — лукаво улыбался Гэбэ.
Глава шестнадцатая. Лёвины новые друзья. Неоценимый подарок. «Тихий» котёнок
В одно из своих дежурств Лёва поехал с Александром Степановичем в Алчедар за мясом и картофелем. По дороге они встретили мальчика и девочку лет десяти — двенадцати. Ребята с трудом тащили вдвоём полную корзину свежих грибов.
Александр Степанович остановил машину и посадил в неё ребят. Лёва из кабины перелез к ним, и знакомство состоялось, что было вначале делом не совсем лёгким: ребята по-русски говорили мало. Они только недавно стали в школе изучать русский язык. Но Лёвин запас молдавских слов после Екимауц пополнился, и они поняли друг друга.
Дети оказались братом и сестрой. Мальчика звали Яшей, девочку — Соней.
Александр Степанович довёз их до самого дома. Лёва, прощаясь, пригласил их в лагерь. Ребята поняли, поблагодарили, сказали, что обязательно придут, и, кивнув Лёве, втащили корзину в дом.
В воскресенье, когда мы сидели за обедом, Яша и Соня появились в лагере. Первым их заметил Лёва и побежал навстречу. Яша держал в руках плетёную кошёлку с грибами, а Соня — маленькую корзиночку, завязанную сверху платком.
Застенчиво улыбаясь, ребята остановились на краю полянки.
— Буна зйуо, — тихонько сказали они.
— Идите-ка сюда, друзья! — закричал им Гэбэ. — Садитесь с нами обедать. Ребята, переведите им!
— Мулцумеск (спасибо, мы ели), — ответил Яша. — Это вам на ужин собрали, — улыбнулся он и поставил на землю тяжёлую кошёлку.
Яша — крепкий черноволосый мальчишка с озорными глазами; голые колени покрыты ссадинами и синяками. Соня — тоненькая, пониже его ростом. Её длинные блестящие волосы завиваются на концах.
Соня нагнулась, развязала свою корзиночку, вынула оттуда что-то пушистое и протянула Лёве.
Это «что-то» оказалось прехорошеньким белым с чёрной головой и хвостом котёнком. Но котёнок не пожелал расстаться с Соней и вцепился в её жёлтое с синими цветочками платье.
Лёва обрадованно засмеялся и только протянул руку за котёнком, как его опередил Мультик. До этого он спал в тени палаток и не пошевелился, когда пришли ребята. Но котёнка учуял мгновенно.
Соскучившись в человеческом обществе, он радостно кинулся к нему и стал на задние лапы. Котёнок, увидев бородатое лохматое существо, каких сроду не видел, завыл отчаянным голосом, вырвался из Сониных рук, прыгнул на ближайшее дерево и молниеносно вскарабкался на самый верх. Мультик подбежал к дереву, поднял голову и стал громко лаять.
— Ну, уж это слишком! — закричал не своим голосом Ростислав, вскакивая с места. — Мало нам этой одержимой собаки! Мальчик, лезь на дерево и забирай своего кота. Здесь он не останется!
Яша и Соня огорчённо переглянулись.
— Это мой котёнок! Мне его подарили! — закричал, в свою очередь, покраснев, Лёва. — И я хочу, чтобы он остался. Он потом привыкнет и спустится.
Гэбэ, продолжавший невозмутимо есть борщ, остановил Лёву:
— Во-первых, не ори. Ты разговариваешь со старшим. Ростислав прав: нам только котёнка не хватает. Но раз тебе его подарили, подождём. Посмотрим, как он будет себя вести. А пока усади ребят и покорми их всё же.
Через два часа ребята собрались домой. Котёнок всё это время не подавал признаков жизни. Лёва пошёл провожать своих гостей.
Через несколько минут с верхушки дерева послышалось громкое жалобное мяуканье. Мультик снова подбежал к дереву и залаял, очевидно приглашая котёнка спуститься.
Я рассердилась и увела своего пса в палатку, положила в его миску немного мяса и подошла к дереву.
— Кис-кис-кис! — тихонько позвала я.
— Да вы оставьте еду под деревом, — резонно сказал мне Александр Степанович, отрываясь от журнала «Огонёк». — Проголодается — так спустится.
Наступил вечер, а котёнок так и не спустился. Юра пытался за ним полезть, но кот удрал ещё выше и по ветке перебрался на соседнее дерево. Лёва огорчался, ребята смеялись. Котёнок орал всё громче и жалобней.
Мы с Лёвой всё время подходили к дереву и звали его, но тщетно Ростислав метал громы и молнии. Вечерние часы у костра были испорчены. Даже гитара не заглушала доносившееся сверху душераздирающее мяуканье.
— Да, — сказал Гэбэ с серьёзным видом, — Лёвины друзья сделали неоценимый подарок нашей экспедиции.
Мы покатились от смеха. Даже окончательно помрачневший Ростислав не выдержал и улыбнулся.
Ложась спать, мы всё ещё слышали вопли котёнка.
Мультика я на всякий случай привязала к чемодану.
— Может, котёнок ночью спустится, — обнадёживала я расстроенного Лёву.