+35 Приключения двух друзей в жаркой степи - Плюс тридцать пять градусов - Квин Лев Израилевич. Страница 22
— А там что такое, дядя Володя?
— Наконечники свистящих стрел. — Он поднял с плащ-палатки один. — Видите, ребята, как сделано? Расширяясь, наконечник образует внизу полый шарик. В стенках у него отверстия. Когда стрела летит, воздух проникает в отверстия и, раздается, свист.
— Зачем им были такие?
— Чтобы в бою указывать воинам важную цель. Или напугать врагов, их лошадей, вызвать замешательство, панику. Свистящие стрелы гунны изобрели, а они были хорошими воинами, знали, что делают.
— Можно, я гляну?
Только теперь, держа наконечник стрелы в руке, я вспомнил, что уже видел что-то похожее. Но где? В музее? Или в школе на уроке истории? Зоя Александровна иногда приносила к нам в класс разные старинные предметы.
Нет, совсем недавно…
— А! — воскликнул я. — У Савелия Кузьмича есть такой. Он им багажник мотоцикла отпирает.
Дядя Володя сказал:
— Ты, наверное, с напильником спутал.
— Да нет же! Точно такой. Трехгранный, зеленый, с таким же шариком внизу. Только чуть покороче. Без острия.
— Интересно! Надо будет взглянуть…
Студенты подносили к плащ-палатке все новые и новые вещи, «сущности», как они называли. Могила оказалась богатой. Даже перстни нашли с разными камнями: красными, зелеными, синими. Красные камни были вделаны и в рукоять кинжала.
— Оружие — и какие-то стекляшки! — Я склонился над новыми находками. — Даже смешно! И перстни. Как стиляги.
— О, они были большие модники, — сказал дядя Володя. — Но камни носили не только для украшения.
— Я знаю! Камни шли вместо денег.
— Не в этом дело. Просто они приписывали камням разных цветов чудодейственные свойства. Красный цвет считался цветом доблести, силы, мужества, помогал в бою. Вот почему в древности красный камень часто прикрепляли к оружию.
— А зеленый?
— Зеленый был символом мира, юности, весны, надежды. А синий цвет считался отражением божественных сил — он ведь напоминает небо…
Стали собираться на обед. Дядя Володя сложил находки покрупнее в чемодан, а перстни и серьги опять в свою полевую сумку. Мы с Сашкой переглянулись и сразу поняли друг друга.
Нет, и думать нечего!
— А вы что? С пустыми руками хотите? Ну, лодыри, ну, лодыри! Так дело не пойдет. Несите!
Дядя Володя протянул нам сумку. И мы опять менялись через каждые сто сорок шагов.
На полпути, передавая сумку, Сашка сделал знак, чтобы я подождал. Вытащил блокнот, написал: «Он у тебя мировой дядька».
— Ага, — подтвердил я с гордостью.
«Я бы нам не дал», — написал Сашка.
— Я тоже. Вдруг мы опять потеряем?
Сашка сразу изменился в лице и настрочил торопливо в блокноте: «Мы не теряли». Поставил в конце три восклицательных знака и посмотрел на меня сердито.
— Знаю. Но другие ведь могут подумать.
И уже до самого лагеря золотая гривна больше не выходила у меня из головы. Нет, интересно все-таки, куда она исчезла?
Сашка шел рядом и хмурился. Я точно знал, что он тоже думает о гривне.
— Пойдешь купаться — мыться-полоскаться? — спросил дядя Володя.
Он сегодня веселый: бухгалтерия наконец-то перевела деньги, и завхоз получил от него приказ закупить продукты и улучшить питание.
Обед уже кончился, и студенты разбрелись кто куда, больше, конечно, на речку. Лишь несколько человек лежали под деревьями с книгами в руках.
— Не пойду, — я отвернулся.
— Такая жарища! — не отступался дядя Володя. — Как в Африке! Знаешь, сколько градусов?
— Все равно. Не хочется.
— Ну, потом захочется.
— Не захочется.
— А водичка прозрачная, водичка прохладная.
Я посмотрел на дядю Володю. Улыбается. Уверен, что сумеет меня соблазнить.
— Все равно ничего не получится, дядя Володя!
— Может, поспорим?
— Спорим! — оживился я. — Давайте «американку».
— Как это?
— Если я выиграю, то потребую у вас что только захочу. И вы обязательно должны выполнить.
— Например, чтобы я на брюхе прополз, через весь лагерь?
— И так можно.
— Или чтобы прокукарекал раз пять или десять при всем честном народе?
— Тоже! — Я сразу представил, как он будет кукарекать, и хлопнул себя по коленкам от восторга. — Что, слабо, дядя Володя?
— Нет, не слабо!
Он протянул мне руку, и я сразу схватил ее, пока он не передумал.
— Нет, погоди!.. Слава! Вера! — позвал дядя Володя. — Идите сюда! Будете свидетелями. Заключается грандиознейшее пари всех веков и народов. Если наш молодой человек сегодня не влезет в речку…
— Силой не считается! — торопливо перебил я, разгадав его коварный замысел.
— Идет!.. Так вот, если он не влезет добровольно в речку, я должен ползать и кукарекать.
— Не обязательно. Может что-нибудь и другое. Воля победителя. Что захочу, то и сделаете.
— А если он влезет? — спросил Слава.
Дядя Володя скорчил свирепую гримасу.
— Тогда парадом командую я. И пусть смилостивятся над ним боги!
Но меня не, пугали его угрозы. Я ведь точно знал, что купаться не буду. Ни за что! Что бы там дядя Володя ни придумывал.
Слава разнял наши руки, и я сразу же стал соображать, что потребовать вечером у дяди Володи. Выиграть «американку» — редкое счастье, и воспользоваться им надо по-умному. Но что у него попросить? Вот если бы, скажем, дядя Володя был капитаном корабля, я бы потребовал назвать моим именем какой-нибудь необитаемый остров. Пришли бы мы осенью в класс, пораскрывали новые учебники географии, а там остров Анатолия Кубарева в Тихом океане. Или, на худой конец, где-нибудь возле Антарктики.
А что! Остров Кубарева — звучит!
Но дядя Володя не капитан, а археолог. Что он может назвать моим именем? Разве какой-нибудь курган… Но их по именам не называют. Только Чертов, Ведьмин… Хотя нет! Вот Мамаев курган! Так почему же нельзя Кубаревов курган? Конечно, не остров, но все какая-то собственная точка на карте!
— Кубарев Анатолий! Кто здесь у вас Кубарев? Я вскочил.
— А что?
Почтальонша на велосипеде. Снимает сумку, достает тетрадь.
— Телеграмма. Документ есть? Паспорт или что?
— Нет.
— Как же ты без документа живешь? Вот докажи теперь, что ты — это ты.
— Как доказать? — Я растерянно оглядываюсь по сторонам.
— Он Кубарев, он! — подтверждают студенты.
— Ладно, поверю еще раз людям! Распишись здесь. — Почтальонша наманикюренным ногтем отчеркивает, где мне нужно расписаться, подает карандаш. — Так. Получай!
И вот телеграмма у меня в руках. Торопливо срываю бумажку, которой она заклеена, разворачиваю.
— Ура! — закричал я. — Ура!
И сдергивая с себя сорочку, помчался к речке. Скорее в воду! В воду!
Вот уж я покупался! Вот уж отвел душу! Все они только головами качали, когда я прыгнул прямо с берега, когда поплыл вниз по течению, то ныряя, то снова выныривая. Никто не смог меня догнать, хотя пытались многие. Один лишь Слава еще держался позади какое-то время, а потом и он отстал.
Обратно я прибежал берегом — против течения плыть трудно, никаких сил не хватает.
— Ну как? Лучше топора?
— Здорово! — восхищенно сказал Слава. — Не отличишь от рыбы. Особенно, когда под водой.
Жаль только, здесь не было Сашки — он пошел домой обедать.
Я плавал, барахтался, возился в воде, пока не посинел весь и зубы у меня не стали выбивать барабанную дробь. Вылез из воды и бросился рядом с дядей Володей на горячий песочек.
— От-т-тдохну — и еще п-п-поплаваю, — сказал я.
Дядя Володя сдвинул на затылок свою драную шляпу, прищурил весело глаз:
— Плавай сколько влезет! Теперь можно. Пари все равно проиграл.
И тут только я вспомнил о нашей «американке».
— Ой, дядя Володя, вы знали о телеграмме! — догадался я. — Ну да, вы же говорили с ними по телефону. Даже, наверное, сами попросили, чтобы они дали телеграмму. А потом стали со мной спорить. Так нечестно, так не считается!