Ленивый Мурад - Сейтаков Беки. Страница 6

Старый шах, тряся бородкой, Торопливою походкой К виселице сам идёт.

Говорит он хрипловато:

«Вор хитёр, а я хитрей! — Палачам кричит: —

Ребята,

Дело делайте скорей!»

Стража ужасом объята: «Погоди, отец!»

Но он

Палачам кричит:

«Ребята,

Слово шахское — закон!»

Раздаются вопли, крики,

Всё напрасно — пробил час! Всемогущему владыке Виселица в самый раз.

Челядь замерла от страха. Звездочёт воскликнул: «Ах!» И узнала шея шаха,

Сколько весит целый шах.

Стал ли шах владыкой рая, Право, я не знаю сам:

Из неведомого края Вести не приходят к нам.

Что до прочих — все здоровы, Жизнь по-прежнему течёт... Смотрит ввысь при шахе новом Знаменитый звездочёт.

И бедняк наш понемножку Трудится, растит детей, Каждый день одну лепёшку Делит на десять частей.

Жив кибитчик одноглазый, И Берды-ага живёт. Голубятник долговязый Птиц гоняет круглый год.

И носильщик, парень славный, Как и прежде, жив-здоров. Справил свадьбу он недавно, Был на свадьбе жирный плов.

Мне немного плова тоже Дал он — добрый человек.

Я спешил домой... и что же! Выскочил на льва похожий Пес, по кличке Акбилек.

Испугал меня, негодный,

Я рассыпал ужин свой...

С мискою пустой,

Г олодный,

Возвратился я домой.

А. Немилое

КУВШИН И ЛИСА

С этой, с первой же страницы Я начну рассказ о том,

Как жила-была лисица,

Гордая своим хвостом,

Очень длинным, шелковистым, Удивительно пушистым И блестевшим серебром.

Как-то в летний день погожий Грелась, нежилась лиса, Думая:

«Ну до чего же Всех слепит моя краса!

Здесь, в краю песков и зноя, Первая султанша я.

Всё трепещет предо мною, Потому что ханша я!

Предо мной ничто соседи,

Мне и тигры, и слоны,

И шакалы, и медведи В ноги кланяться должны!»

Так лисица рассуждала, Поднимала хвост трубой,

Но в конце концов устала И на солнце задремала, Восхищённая собой.

Здесь я отвлекусь немного.

Я от вас не утаю,

Что проезжая дорога Пролегала в том краю,

И по ней купцы и ханы Посылали караваны.

Раньше по пустыне люди Груз возили на верблюде.

Но верблюда не впрягали Ни в телегу, ни в арбу,

А поклажу помещали У верблюда на горбу.

Для людей всего нужнее Был верблюд в краю пустынь.

У него звенел на шее Колокольчик: динь-динь-динь...

Шли верблюды, и повсюду Раздавался этот звон... Динь-динь-динь — шаги верблюда Слышатся лисе сквозь сон.

Продрала глаза лисица,

Чуть приподнялась с земли — Видит, пыль вдали клубится, Караван идёт вдали.

Как тут быть? Лисице ясно, Что с людьми шутить опасно, Что ей лучше подобру Скрыться и залечь в нору.

Караван прошёл немало, Караван-баши ⁶ устал.

Он местечко для привала, Озираясь, выбирал.

Наконец он руку поднял: «Дескать, всё — конец пути, Заночуем здесь сегодня — Лучше места не найти!»

Люди, сняв со спин верблюжьих, На песке сложили кладь.

На кошме нехитрый ужин Стали быстро собирать.

Появилась и лепёшка,

И баранины немножко,

Ярко вспыхнули костры Недалёко от норы.

На кошме сидит верблюдчик, Держит пиалу в руке. Спутанный верблюд колючки Ест, пасясь невдалеке.

Он жуёт свой корм колючий И не видит в том беды.

Для верблюда нету лучше,

Нет привычнее еды.

А в норе лиса-бедняжка В темноте вздыхает тяжко.

Что там наверху творится,

Из норы не видно ей.

Очень голодна лисица,

Грустно и обидно ей.

У лисицы сердце бьётся,

В голове её туман.

И когда же уберётся Этот чёртов караван?

*

Утром, чай попив нежидкий, Караванщики опять Стали складывать пожитки И верблюдов нагружать.

В это утро приключился Случай странный и смешной: Не на шутку расшалился Верблюжонок озорной.

Бегал, словно угорелый,

Он, отбившийся от рук,

И кувшин из глины белой Зацепил ногою вдруг.

У кувшина — эка жалость — Ручка напрочь отломалась, И от горлышка кувшина Отскочила половина.

Караван-баши седой Поглядел, махнул рукой: Дескать, сломанной посуде Нету места на верблюде!

Бросили кувшин в колючки Очень близко от норы. Вместо горлышка и ручки В нём зияли две дыры.

В них влетал пустынный ветер, Выл он, не жалея сил,

И лисицу воем этим В страх и ужас приводил.

Над норою воет кто-то. Время медленно идёт. А лисице есть охота, Ох, как подвело живот!

Сетует она в бессилье На своё житьё-бытьё: «Растоптали, погубили Счастье светлое моё!

Там меня поймают люди, Здесь я с голоду помру.

Я покину — будь что будет — Эту тёмную дыру!»

Вылезла лиса несмело Из норы своей на свет, Отряхнулась, поглядела: Пусто — каравана нет.

Пылью и песком покрыты Почерневшие костры. Глиняный кувшин разбитый Громко воет у норы.

Но лисице не до шуток:

«Не верблюд, не аксакал Значит, вот кто трое суток Здесь в плену меня держал!

Я три дня была голодной,

Я три дня была больной,

Ты же, черепок негодный, Потешался надо мной!

С этих пор, кувшин плюгавый, Ты мой самый злейший враг. Но судить, вершить расправу Не люблю я натощак.

Я сюда приду позднее, Отыскав сперва еду,

И тогда, короткошеий,

Счёты я с тобой сведу!» ⁷

*

И пошла лиса за пищей Прочь от дома своего. Смотрит-смотрит, ищет-ищет — Не находит ничего.

Волоча насилу ноги,

Вдаль она идёт и вдруг Видит: на краю дороги Свеженький лежит курдюк.

Ей, голодной, взять бы впиться В жир бараньего хвоста,

Но на то она лисица,

Что хитра, а ие проста.

Думает лиса в тревоге:

«Вот курдюк, но не пойму: Просто так, вблизи дороги,

Для чего лежать ему?»

Вновь лисице грустно стало, Вновь в душе её печаль: Страшно ей коснуться сала,

А уйти от сала жаль.

Хитрая лисица взора Не сводила с курдюка.

В это время волк матёрый Прибежал издалека.

Был он голоден изрядно.

На лису глядел он жадно:

«Лисы, вы по всем законам Нас должны встречать поклоном.

Если ж, на своё несчастье, Позабыла ты о том,

Разорву тебя на части Или проглочу живьём!»

Позабыть, кто я, кто вы!»

Умилённый речью сладкой, Огляделся волк вокруг,

Что-то буркнул для порядка И застыл, увидя вдруг Белый-белый, гладкий-гладкий, Дивно пахнущий курдюк.

«Что же ты его не съела? Может, здесь нечисто дело?» «О владыка, видит бог,

Тронуть я без вас не смела Этот лакомый кусок!»

И она, потупив очи,

Вновь отвесила поклон...

Волк, известно, грозен очень,

Но не очень-то умён.

Жадный волк с раскрытой пастью Прыгнул прямо на курдюк,

В жир впился, но тут, к несчастью, Что-то загремело вдруг.

Воет волк, в капкане бьётся,

Но напрасно: сталь крепка,

А лиса стоит смеётся,

Глаз не сводит с курдюка.

Волк, в душе лису ругая,

Сделав вид, что он не зол,

Боль с трудом превозмогая, Дипломатию развёл.

Наподобие улыбки Пасть ужасную скривил И сказал:

«Я по ошибке

Поднял шум и напылил!»

Волк лизал больную ногу,

Сам не свой от страшных мук,