Твои ровесники - Комаровский Глеб Николаевич. Страница 2
— А как мы будем там жить?
Тэдди излагает увлекательный план.
Он начинает с того, что размещает в доме всех знакомых кошек и собак. В одной из комнат, в той самой, где стены будут украшены картинками, которые пока хранятся в сумке, будет очаг, как в харчевне.
Бесси хорошо помнит этот очаг.
Однажды подвыпивший матрос повёл их в харчевню и угощал варёными бобами и пивом. Они сидели возле очага. Куда теплей лондонского солнца! Кроме того, на пылающих углях жарилась баранина. Воспоминание кружило голову…
— Но наш очаг будет ещё больше и жарче.
— Ещё больше? — шепчет Бесси.
— Ну конечно, — небрежно роняет Тэдди: — ведь мы будем жарить целых баранов.
— А когда?
— Потерпи немножко…
Тэдди старательно объясняет. Ведь нашёл же он в начале весны целый шиллинг. Теперь необходимо найти клад. Вот будет немного потеплее, и — будьте покойны! — Тэдди примется за это дело.
Дети пересекают маленькую площадь. Идут по извилинам тёмных переулков, мимо мрачных коричневых домов. Дома беспорядочно теснятся и выталкивают один другого из рядов почти на середину мостовой.
Встречаются пустыри с глубокими воронками от фашистских бомб. Рядом с остатками зданий, напоминающих сломанные зубы, стоят большие ящики, сбитые из гнилого тёса, ржавого железа и тряпок.
В ящиках живут люди.
В некоторых воронках — шалаши из прутьев и фанеры.
Там тоже живут.
Тэдди хорошо знает эту часть Лондона. Он уверенно ныряет в переулки, похожие на тёмные норы, смело входит в ворота домов, с тем чтобы, проскочив через сломанный забор, сократить путь…
В Лондоне до сего дня существуют два города. Один Лондон — город древних замков, соборов, банков, гигантских магазинов, тенистых парков и красивых особняков, где живут богачи.
Но если пойти от центра города прямо на восток, попадёшь в другой Лондон.
Уже через полчаса пути узкие улицы начинают разбегаться вкривь и вкось. Вместо правильных площадей и садов дымятся горы вонючего мусора. Уроды-дома нависают над бугристой мостовой и зло косятся чёрными впадинами узких окон. Небо летом и зимой наглухо закрыто тяжёлой грязножёлтой тучей копоти и угольной пыли.
Горожане этого Лондона звериных трущоб говорят на особом, кокнейском наречии, которое резко отличается от языка жителей особняков и дворцов другого Лондона.
Тэдди улыбается. Бесси тихонько дёргает его за пояс:
— Ты зачем смеёшься? — Она заглядывает ему в глаза — ей хочется знать, о чём он думает.
Тэдди уменьшает шаги и кладёт руку на её плечо — сейчас начнёт рассказывать. Бесси сдерживает дыхание. Тэдди напоминает сестре о том тёплом утре, когда они после долгого путешествия попали на сказочную улицу…
— Это — где попугайчик? — перебивает Бесси.
— Вот, вот… Удивительно, как ты запомнила — ты была совсем крошка.
— А теперь?
— Ого!
Бесси останавливается.
— Померяемся?
— Давай!
Тэдди чувствует, как острые лопатки Бесси скользят по его пояснице. Она громко пыхтит и вытягивается на цыпочках, с трудом удерживая равновесие. Тэдди незаметно опускается, пока её горячий затылок не касается его шеи. Он так правдиво разыгрывает изумление, с таким растерянным видом почёсывает кончик носа, что Бесси не выдерживает:
— Дай ухо.
Тэдди склоняется.
— Я чуточку поднялась на пальчики.
— Да? Но ведь я на каблуках.
Он безнадёжно машет рукой. Они идут дальше.
— Ну, говори! Длинно-длинно… Докуда?
— Отсюда до того дома.
Бесси меряет глазами расстояние и приказывает:
— Длинней! А иди потише.
— Мы ходили смотреть пароходы и самолёты, помнишь?
— В доки?
Тэдди презрительно кривит губы:
— В доках всё настоящее… А те пароходы, в окне, малюсенькие и за стеклом. Капитан ростом с муху.
— С муху?!
— Даже меньше. А бинокль у него такой крошечный — совсем не видно… А на мосту поезд, в окнах человечки и наверху самолёт…
Бесси быстро говорит:
— Тэдди, идёт…
Бесси горбится и волочит ногу.
Тэдди видит женщину с плетёной сумкой и достаёт из кармана два тряпичных мячика. Затем он устанавливает на лбу трость и, жонглируя мячиками, преграждает женщине дорогу. Она, глядя на Бесси, долго роется в кошельке.
Из ворот дома выходит старушка. За подол её платья держится девочка чуть-чуть повыше Бесси. Девочка подбегает к Тэдди и, открыв рот, следит за полётом мячиков.
Сзади зрителей останавливается длинный, сухопарый полисмен.
Бесси тычет Тэдди пальчиком в бок.
Тэдди переводит глаза на сестру и весело подмигивает: она может быть спокойна — в приют сажают только за попрошайничество, а торговать на улице или давать представления, да ещё такие отличные, можно сколько угодно…
Но всё-таки Тэдди торопится окончить программу: от такого количества зрителей проку мало. Резким движением головы он подкидывает трость и ловит её на носок башмака.
— Ап! — и мячики высоко взлетают вверх.
Тэдди открывает сумку навстречу опускающимся мячикам.
— Ап! Ап! — Мячики один за другим послушно прячутся в сумке.
Тэдди левой рукой хватает трость, правой срывает шапку, закидывает голову и замирает. Представление окончено.
Когда зрители расходятся, Бесси озабоченно спрашивает:
— Сколько?
Тэдди подбрасывает никелевую монетку:
— Чикин-ликин!
И «длинно» рассказывает о горбатом мосте через Темзу, о страшных башнях Тоуэра, куда каждого, кто обидит короля, запирают на сто лет. Узников стерегут вороны с железными клювами, самому младшему из них триста тридцать три года…
— А потом мы подошли к решётке и увидели… Что увидели?
Бесси печально вздыхает:
— Ох, я не угадаю… Говори уж!
Всякие ограды, заборы, даже глухие каменные стены Тэдди считал чем-то вроде черты при игре в «классы» — наступать на неё нельзя, а перепрыгнуть на одной ножке разрешается. Сквозь решётку они легко проникли в сад. Тэдди показал сестре золотых рыбок в мраморном бассейне и даже попробовал поймать одну из них. Они вошли в беседку и сквозь окошечки из цветного стекла видели небо — то холодно-зелёное, то жутко-красное, то весело-жёлтое.
Этот мир за решёткой был так великолепен, что Тэдди стал присматривать в нём уголок, пригодный для жилья.
Но настоящие чудеса начались с появлением девушки в ослепительно белом чепце. Притаившись в кустах, путешественники видели, как она покрыла круглый стол скатертью, как пришли два старика в каких-то петушиных костюмах и принялись ставить на стол такое множество кушаний, что Тэдди сбился со счёта. Потом вышел ещё один старик и вынес большую клетку. В ней сидел попугай с многоцветным хвостом необычайной длины…
— …И вот прибегает мальчишка в красной курточке и бьёт в медную сковородку… Бам-м-м-м! Как в церкви… И приехала старуха в корзинке на колёсах…
Тэдди посадил сестру на ступеньки того дома, возле которого должен был закончиться рассказ, и стал показывать, как везли старуху, как пришла леди с трясущейся головой, как прибежала девочка — не такая красивая, как Бесси, но всё же «ничего себе». На руках она держала собаку, такую жирную, что та хрипела и сопела, словно бегущий «бобби»…
— …И вдруг… — слушай, Бесси, слушай! — попугай начал говорить по-человечьи: «Сэр! Сэр-р-рр…»
— Попугайчик в штанишках из перышек! — хохочет Бесси.
Эту подробность Тэдди позабыл, но запомнил другую, не менее важную.
Все, кроме мальчика в красном и стариков в петушиных нарядах, стали есть. Потом девочка кормила собаку конфетами и вкладывала в клюв попугая кусочки мяса. Тэдди решил, что еды хватит на всех, и вышел из кустов.
Он понял, кто главное лицо в этой компании, и обратился прямо к старухе в корзинке: «Бабушка, дайте и нам кусочек».
Эх, и завизжала же она!
Конечно, Тэдди ничего не стоило убежать. Он бы даже уехал от погони, прицепившись к автомобилю. Но Бесси…
Он мчался к решётке, держа на руках сестрёнку. Ему казалось, что весь Лондон орёт, пищит и свистит…