Битвы и приключения - Василев Орлин. Страница 13

И в лесу настал мир.

Игры наши сделались ещё веселей, ещё беззаботней. Мы уже не спешили нырнуть в озеро, мы бегали по полянам, загорали на солнце, так что к концу лета были чёрными, как негритята.

Произошло всё это много лет назад. Если какой-нибудь пастушок из наших мест прочтёт этот рассказ, пускай проверит, не вернулись ли в дупло возле озера лесные разбойники, не развелись ли снова в лесу. А если развелись, пусть соберёт друзей и смело идёт в атаку.

Разбойников только общими силами одолеть можно.

Страшный змей

Ты можешь лучше всех мастерить бумажных змеев, но, если тебе негде взять лист плотной бумаги, если нет клубка бечёвки и ветра, мастерству твоему грош цена.

А в селе газету и то трудно было раньше найти!

Но и я так легко не сдавался. Упросил почтальона, и он принёс мне из города толстой бумаги. Я взял бечёвку, которой дед латал кожухи, выстругал планки, сварил из муки клей, и через два часа змей был готов. Огромный, мне до подбородка достаёт, с длинным хвостом и оглушительной трещоткой. Я нарисовал ему углём страшные-страшные глаза и оскаленный рот.

Но не было ветра.

Страшная засуха сжигала поля. Зелёные листья кукурузы желтели до времени. Крестьяне поглядывали на небо: не покажется ли из-за гор хоть какое-нибудь облачко.

Бабушка каждый вечер зажигала восковую свечу, прилепляла её к стене и подолгу молилась.

— Господи, святая богородица, пошлите нам дождь! Смилуйся, святой Илья, прокатись на огненной колеснице по небу, открой небесные бочки, пошли нам дождичка!

— И о ветре, бабушка, попроси, — сказал я, поглядывая на бумажного змея в углу.

— Правильно, сынок, — ответила бабушка. — Будет ветер, будет и дождь.

Прошёл день, два, три…

Каждое утро я взбирался на холм за околицей и подставлял ладонь — проверял, не подул ли ветер.

На пятый день с запада потянул слабый ветерок.

Прошло немного времени — он усилился.

Потом перестал, потом опять задул…

Я бросился домой за змеем.

Когда я снова взобрался на холм, ветер дул уже сильно и равномерно. Я отпустил немного бечёвку, побежал против ветра, и змей медленно и тяжело забил хвостом. Я бежал, разматывая бечёвку, пока не запустил его высоко-высоко.

Р-р-р… Р-р… — трещала трещотка.

Я не спеша пошёл к селу. Ветер усиливался, трещотка трещала всё громче и радостней. Так я добрался до пустыря у корчмы деда Пе?тко. А сам всё смотрел на змея и думал:

«Мой змей так высоко взлетел, что его, наверно, и негритята в Африке видят».

Вдруг хвост у змея оторвался, змея закрутило, будто смерчем, швырнуло на дикую грушу посреди пустыря, и бумага разодралась. Я заплакал от досады, выдернул бечёвку, швырнул змея в кусты бузины и пошёл домой.

Прошло немного времени, и крестьяне стали возвращаться с поля. На западе сгущались тучи. Я подумал, что люди спешат спрятаться от дождя. Пришли и наши.

— Почему вы так рано? — спросил я бабушку.

— Ох, не спрашивай! — ответила она. — Говорят, змей упал на пустыре, у корчмы.

— Змей? — перепугался я.

— Змей, сынок, змей! — качала головой бабушка. — Видели люди, как он летел впереди туч. Летит и гудит, гудит… Это он привёл тучи и дождь. Добрый змей!

И, не договорив, бабушка заковыляла к воротам. Следом за ней побежал и я. У пустыря собралось до сотни крестьян. Все с опаской посматривали на заросли бузины и терновника. Староста и сельские сторожа держали наготове ружья. Какая-то женщина объясняла, показывая на небо:

— Со стороны вон того холма появился. Хвост как у змеи, а пасть — целого медведя проглотит. Из глаз молнии выскакивают, извивается и гудит: бу-у-у… бу-у-у. Покрутился над домами и повис над корчмой, высоко-высоко. Потом вдруг как завертится — ф-р-р… и грохнулся посреди пустыря.

— Сквозь землю провалился! — прибавил какой-то крестьянин.

— Это он тучи привёл.

— Он, он…

— А вдруг змей не провалился? — спросил дед Петко-корчмарь. — Спрятался где-нибудь да потом на нас кинется.

Сторожа ещё крепче перехватили свои ружья и нацелили их на заросли. Стало совсем страшно. Женщины и дети заплакали. А тучи нависли уже над самым селом. Потемнело, загремели первые раскаты грома.

— Надо посмотреть, что там, в зарослях! — сказал староста. — Кто пойдёт?

Мужчины опустили головы. Никто не шевельнулся.

— Ну! Ведь на войне-то вы были?

— На войне дело другое… Там змеев нет, — отозвался один.

— Дяденька староста, — вдруг выкрикнул я, — давайте я поймаю змея!

Все засмеялись.

— Сопляк! — обругал меня староста. — Ты лучше за бабкин подол держись!

Но я уже бежал к зарослям.

— Держите его! Держите! Он тронулся! — кричали мне вслед.

А я смеялся.

Перемахнул через плетень, забрался в бузину и нашёл разорванного бумажного змея.

— Змей его съел! Съел его змей! — слышал я причитания бабушки.

— Поймал! Поймал! — крикнул я в ответ.

Когда я вернулся и показал «страшного змея» — хохотал и стар и млад.

Но вот наконец хлынул долгожданный дождь. Все разбежались по домам, довольные и весёлые.

Когда мы вернулись к себе, бабушка сказала мне, улыбаясь:

— Послушан, сынок, если снова начнётся засуха, сделай снова такого же доброго змея. Пусть он опять приведёт тучи.

— Сделаю, бабушка, сделаю! — рассмеялся я. — Будет ветер, будет и дождь.

Догадливый вожак

Все ребята из Рыбацкой слободки входили в прославленный отряд Ла?лю.

Замечательным вожаком был этот Лалю! Никто не мог, как он, взобраться на самую верхушку тополя перед двором Поповых, никто не решался переплывать рукав Дуная до самого острова, никто из ребят не мог только одной удочкой наловить целое ведёрко рыбы!

И ещё Лалю был мастер придумывать игры. Он мог устроить игру после любого урока истории. У старой римской крепости на холме ребята изображали въезд царя Симео?на в Царьград, а в глубоком, поросшем бузиной и крапивой овраге представляли, как Крум разбивает Никифора [3].

Иногда Лалю превращал своих друзей в индейцев — с луками, копьями, томагавками, мокасинами и перьями, в другой раз ребята становились финикийцами: брали отцовские лодки и отправлялись по Дунаю открывать «неизвестные и таинственные земли», полные «пиратских сокровищ». Может быть, поэтому ребята из других слободок называли маленьких рыбаков «финикийцы».

Верными и дружными были финикийцы из отряда Лалю. И это лето прошло бы у них в играх, шалостях, купании и рыбной ловле, если бы слободской бакалейщик — отец Са?шко — не купил своему сыну футбольный мяч.

Да и не мяч это был, а настоящее чудо! Но, хоть бакалейщик привёз его из самой Софии, всё равно, если бы Сашко был верным финикийцем, он не должен был забывать своих товарищей и задирать нос.

— Са-шко! Слышишь, Са-шко! — кричала ему из окна мать. — С кем ты играешь? Опять с ребятами из Рыбацкой слободы? Разве ты не знаешь, что там всякие болезни? Найди какого-нибудь приличного мальчика и играй с ним.

Сашко тут же брал мяч, прогонял со двора своих недавних друзей и запирал большие железные ворота.

Двор родителей Сашко был большой, просторный, выстланный плитками. Ограда высокая, каменная, с железными, острыми, как копья, прутьями. Финикийцы карабкались на ограду, хватались за прутья и смотрели, как Сашко один гоняет новый, раздутый, как арбуз, и лёгкий, как пёрышко, футбольный мяч. Но при виде своих друзей, взобравшихся на ограду, он начинал покрикивать по примеру матери: