Катя, Катенька, Катрин - Сантарова Алена. Страница 3

Теперь Катя была уже твердо уверена, что в бричке она не поедет.

Конь снова сделал несколько шагов.

— Я боюсь ездить на лошади, — сказала Катя, и это прозвучало как правда.

Енда свистнул и схватился за вожжи.

— Езжай автобусом! — крикнул он сестре и слегка дернул за вожжи, что было уже лишним — конь шел спокойно и уверенно.

Пан Шкароглид вскочил в бричку, продолжая давать Кате советы, откуда и когда придет автобус.

Катя осталась одна.

Единственное живое создание, которое она увидела, был взъерошенный воробей.

«Станция должна была бы называться не Старый, а Покинутый Дол», — подумала Катя и бросила воробью крошки. Но он даже не обратил на них внимания. И поскакал вдоль улицы, купаясь в пыли, пока его не спугнул гудок машины.

Из-за поворота вылез автобус — одно из тех огромных блестящих чудовищ, внутри которого были удобные кресла, а из окон открывался чудесный вид.

Но в этот день Кате явно не везло. Ее автобус назло всем транспортным и физическим законам был переполнен. Люди, чемоданы, детская коляска, рюкзаки и снова люди. С трудом она втиснулась на ступеньки около двери. Нашла удобное место для одной ноги, а вторая оперлась на что-то мягкое, шевелящееся и визжащее.

Конечно, это был мешок… с поросятами.

В главе второй рассказывается о старом доме и его обитателях

Гайенка — старинный городок в предгорье. Ее пересекает река, и через заборы, окаймляющие сады, в окна домов заглядывает лес. Иногда случается и так, что по главной, собственно, единственной улице пробежит заяц. Гайенка тянется не только вдоль мощеной улицы, дома ее вписываются в луга, прячутся в тени деревьев, растущих в долине реки. Только в одном месте городок взбирается на высокий берег, поросший ароматной травой. Его называют «На пастбище» или «Под березовой рощей», потому что на этом мысе стыкуются оба названия. Но чаще всего это место называют «У Янды» или «У доктора», потому что именно там стоит «Барвинок», дом Катиного дедушки.

Дом этот низкий, белый, длинный. На крыше торчит множество всевозможных труб, среди которых в ветреный день поскрипывает флюгер с изображением цветка, давшего название дому.

Слово «Барвинок» красовалось и на одном из столбов ворот. А под ним висела табличка: «Д-р Филипп Янда». А еще ниже — листок, приклеенный пластырем: «Прием только в амбулатории!» Последняя надпись была неправдой, потому что доктор принимал там, где его кто-нибудь останавливал и просил помочь.

Перед домом — палисадник. В нем бабушка выращивает розы. Она следит за точностью геометрических линий посадок, за тем, чтобы песок всегда был свежим, не затоптанным, чтобы нигде не прорастала сорная трава. За домом — травяные лужайки, фруктовый сад, масса прелестных уголков, зовущих к уединению, играм и отдыху.

Окна комнат смотрят в палисадник. Высунувшись из окна спальни, бабушка может вдыхать аромат роз. Из палисадника ступеньки ведут на светлую веранду. Через нее вы могли бы войти в дом, пойти по длинному деревянному коридору, который был пристроен к дому как открытая галерея. С одной стороны коридора — двери в комнаты, с другой — окна в сад. В конце коридора — кухня и еще одна веранда, с выходом в сад. А на веранде — пристройка: крутая лестница на мансарду. Короче говоря, «Барвинок» — это дом, полный всяких комнат, каморок, потайных уголков, укромных местечек, ниш, в которых вполне могли бы обитать домовые и феи. Жили они в доме или нет, неизвестно, но Катю встречать они почему-то не пришли. Зато навстречу ей выкатилась ватага детей. Выгоревшие футболки, загоревшие руки и ноги, растрепанные волосы, смех, прыжки, крик. Казалось, что детей — не менее десяти.

А было их всего четверо: Енда и трое Тихих. Это были дети тети Веры, дочери бабушки и дедушки, сестры Катиного папы.

Самый старший из них — Станда. Смуглый, худощавый юноша с серьезным продолговатым лицом, серыми глазами, глядящими на мир несколько насмешливо и немного нетерпеливо. Станда — изобретатель, исследователь, естествоиспытатель и вообще фанатик. Ко всему, что связано с наукой, он относится серьезно. А к остальному? Он любит пошутить, и совсем не трудно стать мишенью его острых шуток.

Станда как раз закончил девятый класс.

А маленькое скачущее создание с большим пирогом в руке — это его брат Карел. Карелом его называли только тогда, когда хотели подразнить: «Карел, Карл, в ад попал!» Обычно все звали его Качек, а то и еще ласковее — Качек-Мачек. Он был самый маленький в их детской компании и умел этим пользоваться: «Девочки, я тоже хочу… Станда, возьми меня на спину… Не могу, у меня ножки болят…» Иногда он приказывал: «Смотрите за мной, а то я упаду!»

Окружающие по-разному относятся к Качеку. Одни им восхищаются, другим он действует на нервы. А бывает и так, что на нервы он действует всем… кроме той одной, которая прячет для него самый лучший кусочек, терпеливо вытирает ему нос, рассказывает сказки. Кто она — мама? Бабушка? Но ведь мы говорим о детях! Это Вера, сестра Качека и Станды. Кудрявая, светловолосая, с ямочками на щеках и весело вздернутым носиком, она, вероятно, улыбается даже тогда, когда спит. Есть у нее еще какие-то особые черты? Нет. А пожалуй, все же есть. Три пальца ее правой руки — большой, указательный и средний — удивительно синие. Но это не от какой-то особой болезни, а от авторучки. Вера без конца покупает бутылочки с синими чернилами. А они такие стойкие, что их потом ничем не отмоешь.

«Верушка, напиши что-нибудь такое, чтобы поскорее пришел ответ. И передай мой привет детям на полярном полюсе!»

Пани Несворна, у которой Вера покупает бумагу и чернила, определенно имела в школе единицу по географии. Полярный полюс! Вы слышали когда-нибудь такое? Разумеется, дети живут не на полярном полюсе, а за Северным Полярным кругом. А это большая разница. И вообще, никакие не дети, а Варенька. Пионерка Варвара Александровна Лебедева. Город Салехард на реке Оби. Сибирь. Если линейкой пани Несворной провести в Стандином школьном атласе прямую линию от Праги до Салехарда, то получится три тысячи километров. Варенька — это самая старшая и самая любимая Верина подруга по переписке. Они пишут друг другу каждые две недели уже третий год. Благодаря письмам Вера хорошо выучила русский язык. Да и Варенька немножко научилась по-чешски. Они обменялись фотографиями. На той, которая пришла из Сибири, стоит девочка, одетая в шубу и лисью шапку. А то неясное, что видится за ней, — упряжка рогатых оленей.

Эта фотография — гордость Веры.

Кроме Вареньки, Вера переписывается еще с двумя девочками из Братиславы и, разумеется, с Катей, потому что Катя ей всех милее, кроме того, она — ее двоюродная сестра, и еще она умеет, если, конечно, захочет, писать умные и шутливые письма.

При встрече Вера была готова задушить Катю в своих объятиях, повторяя: «Катенька, Катюшенька, Катюша…»

Сколько нежных имен можно придумать от одного имени? Никто этого не считал, потому что всех перебил крик Енды:

— Она приехала!

Качек бросился обратно в дом с криком:

— Приехала! Давайте обедать!

На крик выбежала бабушка. Высокая, стройная, седоволосая, с голубыми глазами, такими же, как у Кати. Собственно, все было наоборот: говорили, что Катя как две капли воды похожа на бабушку.

Они обнялись.

— Бабушка, бабуленька! — бормотала Катя, вместо того чтобы сказать что-нибудь вразумительное; например, как она рада, что видит бабушку, и как она по ней соскучилась.

— Почему ты не приехала с Ендой? Пан Шкароглид… — начала бабушка, но Енда перебил ее вопрос песенкой, в которой повторялись слова «побоялась лошади» и «села на поросенка».

Изо всех противных мальчишек Енда был самым противным.

У ворот раздался шум машины. Это подъехала старая «татра», и из нее вышел пожилой мужчина со смуглым продолговатым лицом. Смеющиеся глаза, волосы как сталь и седая щеточка усов — дедушка! Все бросились к нему, как рой пчел.