Катя, Катенька, Катрин - Сантарова Алена. Страница 35
— Нет! Это секрет! Наша молодежь еще ничего не знает.
Конечно, все начали приставать с расспросами, да только напрасно, и, кроме того, на дороге перед домом раздались гудки и послышался шум машины. Это подъехала дедушкина «татра».
— Ура! Мы у доктора этот секрет выудим! — закричали дети и кинулись навстречу.
Но из машины выбрался только нахохленный Качек, а за ним бабушка. Доктор остался в машине, и пан Лоуда поспешно забрался к нему. Машина уехала.
Обе пани божились, что ни о каком секрете понятия не имеют, и как ни в чем не бывало ушли в дом. Через окно детям были выданы жестяные кастрюли с приказом: набрать смородины доверху.
Катя выбирала самые крупные и сладкие ягоды. Одну в рот, другую в кастрюлю. «Ой!» — вздрогнула она. Кто-то стоял за ее спиной. Зденек.
— Почему ты мне не сказала, что у тебя есть какой-то парень? Ты меня дурачишь, а сама получаешь любовные письма. Я же тебя видел с этим, с этим… из москательной лавки!
Катя сообразила, что Зденек не может вспомнить имя Энуны Веселого. Но письмо… Это уж дело рук Веры! И самое смешное в том, что это письмо самого Зденека. Она так обозлилась, что у нее прошла всякая охота смеяться и доказывать что-либо. А Зденек объяснил ее румянец по-своему:
— Ага, так это правда, да? — и ушел торжествующий.
Кате никогда не приходило в голову, что разочарование в поклоннике может быть таким неприятным. А с Верой она еще рассчитается!
Но обо всем этом она быстро забыла. Возвратилась дедушкина «татра» и вытряхнула из себя пана Лоуду, доктора и… мотор. Блестящий, жужжащий лодочный мотор.
Все прыгали вокруг него, как дикари, пляской выражающие поклонение своему тайному божеству. Мотор-моторчик! Склоняли это слово во всех падежах. Восторгам не было конца.
— Ура, да здравствует мотор, да здравствует доктор!
Бабушка строго посмотрела в их сторону, и они моментально исправили свою ошибку:
— Да здравствует наш адмирал!
Тут ей не осталось ничего другого, как только беспомощно пожать плечами. Тогда она решила преподнести свой собственный сюрприз: достала из сумки два больших термоса с мороженым. Тут уж были несказанно счастливы все.
Они сидели под деревьями, разговаривали, конечно же обсуждая свой Великий Путь, играли во всякие игры и в конце решили устроить состязание. Пани Лоудова вспомнила, что в ее молодые годы ни один праздник в парке не обходился без состязаний. Она рассказывала, как смешно проходил бег в мешках. При этих словах лесник гордо выпрямился и лукаво подмигнул ей:
— А что? Не найдется ли у нас на чердаке какого-нибудь мешка?
Состязание было трудным, но забавным. Из мешка могли выглядывать только голова, плечи и руки. На первый взгляд вы скажете: «Гм, ну и что?»
Первый шаг — пошел! Второй — уже не то. На третьем падают все. Встают и пробуют заново. Раз-два-бац! Падать и вставать, бежать — или, вернее, семенить в своем мешке, — снова падать и снова вставать. Сердиться и смеяться, пока не выдохнешься вконец. Вот это состязание! Смеются участники, смеются зрители. Зрители? Их тут было совсем мало: кроме двух дам, участвовали все. Даже доктор… и пан Лоуда, который в конце концов всех победил и все выиграл: наименьшее число падений и наилучшее время. Вот что значит опыт и целеустремленность!
Веселье было еще в полном разгаре, когда доктор стал многозначительно посматривать на часы. С временем нельзя договориться. Даже самым прекрасным минутам приходит конец. Они распрощались и вышли. Вереница людей двинулась по дороге.
С краю шла Ольга и вела свой велосипед. Не могла же она уехать и оставить друзей! Рядом с ней — Станда, Вера и Зденек, за ними — Вашек и Катя, а по другую сторону дороги — Енда, который попросил разрешения вести велосипед Зденека. Он выступал горделиво, как молодой петушок.
Вашек сказал дома, что проводит друзей недалеко, только до деревни. Но потом ему трудно было распрощаться, сказать «до свидания», закончить этим прекрасный день с его ласковой погодой, оборвать нити взаимопонимания, связавшие их друг с другом.
Они шли по белой полевой тропинке. Холмы на западе порозовели, в долину спускались сумерки. Дети пели, болтали, шутили, смеялись. А Вашек их все не покидал.
Когда прошли уже изрядное расстояние, Верасек пожаловалась, что стерла ногу. Ей предложили, если хочет, ехать на велосипеде. Но где там! Она и слышать не хотела: ни за что не покинет она этого дружного коллектива.
Она уселась и скинула туфли, как в старину это делали странствующие подмастерья. И сказала, будто она идет, как ангел по облакам: пыль на дороге была такая мягкая и теплая! Наполовину из солидарности, наполовину из любопытства и все остальные скинули обувь. Если может одна, почему другие не могут быть ангелами?
На повороте, когда уже показались крыши гайенских домов, сзади прогудела машина. Колонна военных грузовиков разделила этот ангельский сонм на две половины. С одной стороны шоссе оказались Катя, Вашек и Енда.
— Послушай, Вашек, — сказала вполголоса Катя, — все, о чем я тогда говорила, не так. Не думай об этом…
А он и не знал, о чем идет речь. Старался делать умное лицо, показать, будто что-то помнит, но на самом деле не знал.
— Ну! — помогала она ему. — Ну, о школе… и все такое!
— И все такое! — повторил он и сделал ужасно умное лицо.
Катя уже начинала сердиться:
— Это тебе не шутки. То, что я тебе говорила, конечно, была чепуха, потому что я хочу быть врачом. Знаешь, всегда хотела… Я… я…
Он принялся ее утешать:
— Да ты не волнуйся. Такое бывает у многих девочек. Это как корь.
— Ты замечательно разбираешься в девочках! — Катя была разочарована, что он так небрежно отнесся к ее серьезному решению.
— Конечно! Я прекрасно знаю девочек. Дома у нас было две, а потом, может быть, тысяча или около того… Я же ходил с ними в школу. Олина! — закричал он через дорогу. — Сколько девочек было в нашем классе?
Проезжавшие машины производили такой шум, что ничего не было слышно.
— Словом, много! — сказал он, не дожидаясь ответа, и продолжал: — Ярмила, это моя сестра, старшая. Знаешь? Она хотела стать актрисой. Кинозвездой.
— Да?.. И… — Катю это стало занимать.
— Да. А работает счетоводом в кооперативе. А Квета, когда была маленькая, хотела быть дрессировщицей змей. Она видела одного такого дрессировщика в цирке…
Катя поняла, что серьезного разговора не получится. И тогда она спросила, подражая его интонации:
— И что же, ваша Квета стала дрессировщицей змей?..
Все имеет свой конец. И хорошее тоже.
В Гайенке уже загорались огни, через дорогу вперевалку направлялись к своим воротам последние запоздавшие гуси; вечерний автобус стоял на площади с зажженными фарами, готовый к отправлению. «Еще успею!» — подумал Вашек и наспех попрощался со всеми. Вылетяловы сели на свои велосипеды и, помахав на прощание, поехали по Садовому переулку. Катя, Станда, Верасек и Енда снова взялись за руки. Довольные, запыленные, с туфлями и ботинками через плечо, дошли они до Длинной улицы. Уже стемнело. Прямо перед «Барвинком» горел уличный фонарь. На освещенном участке стояла темная фигура.
— Ой-ой! — догадалась Вера. — Пациент. Доктор не успел еще вернуться, а тут снова придется ехать.
— Да нет, это не больной, — сказал Енда, когда подошли поближе. — Это женщина… и у нее чемодан!
— Гостья! — завопил Станда. — Скажем сразу, что у нас в доме тиф. Или оспа…
— Гостья! Придется одеваться и сидеть в комнате, — вздохнула Вера.
— Вот еще удовольствие! — Катю от досады даже передернуло.
— Постой! Постойте! — У Енды были зоркие глаза. — Как раз тебе и будет удовольствие… Потому что это Дворжанда.
— Кто? — Катя не на шутку испугалась.
— Кто да кто? — торжествовал Енда. — Твоя Дворжачкова.
— Уна?!
В главе четырнадцатой события убеждают нас, как некстати иногда появляются «светские» девушки…