Шерше ля фам - Болучевский Владимир. Страница 13

— Тут маслины есть и… и еще и оливки. Вам чего? — обернулся он к Анне.

— Ну эти, которые…

— Вы знаете, — осекся он, — я и сам в этом ничего не понимаю. Вам, короче, черненькие или зелененькие?

— Лучше фаршированные, это которые зеленые, они с анчоусом. А черные оливки я не люблю, они с косточкой.

— Вы знаете, я тоже. — Он достал стеклянную мисочку с фаршированными оливками и поставил перед Анной. «А вообще-то эту бурду, — подумал про себя, — впору собственной подмышкой занюхивать».

— Ваше здоровье! — Он залпом выпил свою порцию и очень быстро положил в рот оливку.

— За наше случайное знакомство… — чуть приподняла свой стакан хозяйка дома и сделала из него маленький глоток. Затем она взглянула на Александра и сказала: — Как жаль, что вы никогда не были у нас в доме. Вы давно знакомы с Вадимом?

— Да как вам сказать… — Гурский достал из кармана пачку сигарет. — Вы позволите?

— Да-да, конечно. Я не курю и муж не курил, но я… знаете, мне нравится, когда мужчина курит. Есть в этом что-то… что-то такое мужское, настоящее. И когда в доме табаком пахнет… мне кажется, что атмосфера становится, только вы надо мной не смейтесь, пожалуйста, более… безопасной, что ли. Ну… чувствуется присутствие хозяина. Настоящего. Хотите еще? — она кивнула на бутылку.

— Нет, спасибо, я…

— Не стесняйтесь. — Она налила Гурскому в стакан почти до краев. — Я в последние дни редко с кем вижусь, из дома почти не выхожу. А иногда так хочется вот так вот забыть обо всем… знаете… вы меня понимаете?

— Да, конечно. — Гурский пожал одним плечом и вынул из пачки сигарету.

— Вот и давайте выпьем. Давайте? — Она приподняла свой стакан и посмотрела на Александра долгим взглядом.

— Ну что ж… — Гурский отложил сигарету, чокнулся с Анной, в три глотка опустошил стакан и опять быстро закусил оливкой.

«Так, — подумал он закуривая сигарету. — Это сколько же она в меня влила? Учитывая ширину стакана — миллилитров двести пятьдесят, ну триста. К делу пока не переходит. Ждет. По ее представлениям, я сейчас поплыть должен, тогда со мной проще разговаривать будет. Это она исходит из своего жизненного опыта, глупенькая. Ч-черт их знает, этих новых русских… какие-то они и не русские вовсе. Водку пить не умеют. Или вовсе не пьют, или напиваются. А напившись, опять-таки или в морду норовят, или под стол валятся. А между тем, в прежние времена в России каждый новоиспеченный кавалергард на ночной пирушке по поводу своего кавалер-гардства был обязан, помимо всяких прочих тостов в его честь, бутылку шампанского из горлышка не отрываясь выпить. А иначе на утро — будьте любезны рапорт об отставке, и были такие примеры. Таковы вот были традиции. И поди попробуй сделаться пьяным, вести себя глупо. Позор! А эти… ну вот чего она, спрашивается, от меня ждет? Вот что, по ее представлениям, от этих трехсот миллилитров крепкого алкоголя должно со мной произойти? А? Нет, мадам, вы уж давайте ближе к делу, или в койку меня завлекайте, или бандитами пугайте, на самом-то деле. А то этой-то вашей бодяги вы на меня не напасетесь. Хоть пить ее и очень не хочется, даже ради Петьки. Ну хотите… так и быть, можем сделать вид, что мы выпимши».

Адашев-Гурский стряхнул пепел мимо пепельницы, жутко смутился и, наклонившись попытался собрать его с пола.

— Оставьте, что вы, — спохватилась Анна, поставила свой стакан и, взяв его за руку, заставила распрямиться. — Это такие пустяки.

— Извините, что-то я… — Гурский погасил сигарету в пепельнице и встряхнул головой.

— Это вы меня извините, — ее лицо вдруг приобрело озабоченное выражение. — Вы же по делу пришли, а я… интервью Вадика у вас с собой?

— Конечно. Я же зачем и приехал-то? У вас машина где?.. — Гурский вынул из кармана рубашки плоскую пластиковую коробочку с компьютерной дискетой. — Аудиокассету я стер давно, сразу, как расшифровал. Теперь все здесь.

— В кабинете, — Анна повернулась и, качнув бедрами, пошла к выходу из гостиной, — пойдемте.

«Да, — думал Гурский, идя за ней и глядя на нее со спины, — это… что да, то да. Где же их таких выращивают? Чем их там таким выкармливают, чтобы они такими вот вырастали? Это ж… впрочем, мы здесь не за тем. Хоть и жаль».

В небольшом, но очень удобном кабинете Александр протянул дискету Анне.

— Вот, пожалуйста, лучше вы сами, а то я, знаете… компьютер у вас дорогой, мало ли…

— Да-да. — Она взяла из его рук дискету, вставила в дисковод, включила компьютер и, пока он загружался, обернулась к Гурскому:

— Так что это за слухи такие ходят, что Вадима убили?

— Ой, Анна… простите, как вас по отчеству?

— Да Аней просто зовите, что мы тут с вами будем…

— Анечка, я уж про слухи не знаю, но… времена-то сами знаете какие, вот и… почему-то мне в голову пришло, что его убили. Ну, когда я про его смерть узнал. Еще раз простите…

— Ничего, — Аня повернулась к компьютеру. — Какой файл?

— Вот этот. — Гурский склонился к монитору и ткнул пальцем. — Да-да, вот этот, ага.

Анна шевельнула «мышкой» и нажала на клавишу. Изображение на экране дернулось и осталось неподвижным. Анна прокатила «мышку» по коврику, снова уткнула стрелку в указанный Александром файл и опять дважды щелкнула клавишей. Изображение вновь дернулось, а потом в самом центре экрана возник короткий английский текст, забранный в рамочку и украшенный ярко-красной блямбой с черным восклицательным знаком.

— Что он говорит? — раздраженно обернулась к Гурскому Анна.

— А ч-черт его знает… — Александр растерянно склонился к компьютеру. — Говорит, что… вроде бы не может найти этот файл.

— Как это?

— Ань, я сам ничего не понимаю. Вот перед самым приездом сюда, к вам, я этот текст в редакции правил. Все нормально было. Может… может, у моей дискеты с вашим компьютером программы не стыкуются? У вас редактор в «Ворде»?

— Понятия не имею.

— Ну… короче, я и сам в этом не очень-то. Я с ним работаю, как с пишущей машинкой, а больше ни бум-бум.

— А может так быть, что мы эту дискету стерли?

— Вряд ли. Но даже если и так, вы не волнуйтесь, у меня дома все на жестком диске осталось.

— Это…

— В моем компьютере, дома. Там все есть. Я могу на другую дискету скинуть. Ничего никуда не денется, не пропадет.

Анна еще несколько раз попыталась раскрыть файл, но результат был тем же. Наконец, она отчаялась, выщелкнула дискету и выключила компьютер.

— Ну? — взглянула она на Александра, протягивая ему злополучную дискету. — И что же нам теперь делать?

— Аня, честное слово, даже и не знаю, — Гурский задумчиво вложил дискету в коробочку и убрал в карман рубашки. — Мне вообще-то на Камчатку лететь. Времени в обрез. Главный наш меня с материалом этим торопит. Там же Вадим Ни-колаич таких вопросов касается…

— Каких? — Анна нервно поворачивала на тонком пальце кольцо.

— Ну как каких… Он рассказывает про то, как с первых дней все его душили. Как только фирму создал, обложили со всех сторон — и власти, и бандиты. Сначала некто Савелий, ну вы знаете, наверно, это его крыша бандитская.

— Чья?

— Вадима Николаича. Вы что же, не знаете?

— Нет… впервые слышу.

— Да? Ну, в общем, правильно. Вадим Николаич вас берег, расстраивать не хотел, это понятно. Вам-то это зачем? Ну вот… короче, в милицию, он считал, что, дескать, мол, обращаться бессмысленно. Приходилось мириться. А потом, он говорит, — этого Савелия убили, так некий Чика на фирме объявился, так тот и вовсе от-морозок, поставил перед Вадим Николаи-чем условие: или, мол, мы будем посредством твоей фирмы у всяких одиноких старушек жилье забирать, или я тебя самого грохну, выбирай. Представляете?

Анна смотрела на Гурского широки распахнутыми глазами.

— И-и… и что же, он вот так вот к вам в газету и пришел… со всем этим?

— Нет. Нет, конечно. Дело в том, что мы с ним давно еще как-то познакомились, несколько лет назад. Чисто случайно. Ему рекламу разместить нужно было, ну и… а почему разговорились — он спортсмен, я спортсмен… знаете, как в жизни бывает? Обменялись телефонами. И тут не так давно встретились. Ну вот… я его выслушал и говорю: «Слушай, Вадим, сколько можно?» А он мне: «Да, старик, а ведь действительно. Ну сколько можно?» Ну вот и… А тут вдруг узнаю, что его убили.