Новые сказки - Цаголова Евгения Ивановна. Страница 7
Так сам, старый пень, и раскрыл девушке все свои карты.
Осталась Настя в хоромах Лешего на 3 дня. Да такую деятельность пребурную там развела: постель стирает, подушки на солнце сушит, ковры трясет, пыль выметает, пол да окна, мхом и плесенью поросшие, моет.
Поначалу терпел Леший, только постанывал из угла тихо:
– Пылюку-то не выметай всю. Не трожь пылюку! Подушки не суши. Я сырость люблю.
Ну, а после того, как из чистых окон свет всю горницу залил, зарылся в ворох одеял и закричал громким голосом:
– Шла бы ты, девка, домой отсюдова!.. Не могу я больше. Разные мы очень, мне другая жена нужна.
Настя сделала вид, что опечалилась очень, даже слезу для вида пустила и говорит:
– Ты уж прости меня, Леший-батюшка. Старалась я понравиться тебе.
Да и пошла домой пресчастливая с полными лукошками грибов белых да ягод отборных.
А Леший, проводив ее (не дай Бог возвернется), домой бегом побежал. Дунул на оконца свои пречистые – и вмиг они вновь мхом да плесенью покрылись, полумрак горницу окутал. Закрыл глаза Леший и вздохнул с облегчением.
Ночь прошла. Леший успокоился и вновь решил свою мечту осуществлять. С Русалкой проще все оказалось – она сама согласилась пойти к нему жить на три дня, так сказать, на испытания. А что ей? В озере-то оно, думаете, лучше? Один мужичонка на всех, Водяной, тоже старый.
Да и Лешего Русалка знала как старичка-затейника, все он с шутками да прибаутками, озорной такой. А Водяной только бурчит себе под нос что-то, ворчит с утра до ночи, хвори себе выдумывает и лечит их пиявками. Одним словом, зануда страшный!
А как вместе жить начали – тут и повылезло всякое. Думал Леший, срастется у них все да в узелки завяжется, ведь он сырость любит, она – воду. Ан нет! Сырости ей мало, жбан посередь горницы поставила, окна раскрыла. Мол, люблю водицу да солнышко красное! И добавляет:
– Давай, суженый мой, над людьми потешаться?! Ты их в горницу заманивай, а я защекочу!
А как заманивать-то? Лешему для его фортеля-творения пространство нужно, а эта медуза, прости Господи, всю горницу своей ванной заняла. И сама рыбой воняет. Тьфу ты, гадость какая! Сплюнул с досады Леший да не рассчитал, прямо в Русалку попал. От чего у той прямо промеж глаз мох тут же вырос. Закричала Русалка, обозвала его всякими прегадкими словами, сказала, что чудище он лесное с самой препротивнейшей бородавкой на носу, и нырнула обратно в озеро.
Не срослось. И, слава Богу! Проветрил горницу после Русалки Леший, окошечки прикрыл, прилег на старый, кишащий всякими насекомыми, диванчик и задумался.
Что теперь делать? Неужто век одному куковать? Долго мозговал, измаялся, оплевал всю горницу сгоряча (вся мохом поросла, аж не пробиться) да и заснул сердешный.
Долго ли сон его ласкал, али вовсе коротким был – не столь важно. А проснулся Леший от стука в дверь. Приятельница его старая, баба Яга, пожаловала.
– Что, аль занемог, родимый? Я сейчас-сейчас. – горенку его лопаткой да метлой ото мха расчистила, но весь не трогала, а лишь тропки проложила (как Леший и любил). – Я тут тебе пирожков с ежевикой напекла, дай, думаю, друга проведаю, подкормлю малость.
Скушал Леший пирожок, скушал другой. И так его разобрало, так хорошо ему стало, как уж почитай дней шесть не было, пока у него невесты гостили.
Посмотрел он на бабу Ягу своими мутновато-зелеными очами и спрашивает:
– А вот ответь ты мне, подруга моя верная, на вопрос такой: очень ли противная бородавка у меня на носу (видать, сильно Русалка его за живое задела)?
– Бородавка?.. А, точно, гляди-тка, есть бородавка! А я и не замечала ее, друг мой, никогда (она все более очами его любовалась ранее). И сейчас гляжу – симпатичная дюже, на грибочек похожая.
– Симпатичная?! Ну, ты, Яга, даешь! А не лжешь ли ты мне, а, может, насмехаешься надо мною?
– Да на кой оно мне, Леший? Что-то нынче дерганый ты очень. Видать, сильно тебя хворь эта прихватила…
Глянул снова Леший на бабу Ягу: а ведь до чего симпатичная, зараза! И нос крючком только шарму ей придает, и нога костяная ее не портит. А как со ступой да метлой управляется – любо-дорого смотреть!
«А на кой ляд фифы мне эти, – подумал вдруг взволнованный Леший, – сделаю-ка я подруге боевой предложение руки и сердца…»
Иллюстрация к сказке «Ищи пару по себе»: Леший и Яга – семейная идиллия.
Сказано, сделано. Баба Яга, ясное дело, не отказала. Мы же поняли, что давно ей Леший по сердцу был, хоть и спорили, бывало, на весь лес. Милые бранятся – только тешатся.
Зажили они тепло да весело. И по сей день вместе живут. Вместе морок в лесу на людей наводят, дурачатся над ними. Вместе по-прежнему ссорятся, да кричат друг на друга так, что сосны от шума до земли гнутся. Да только, как ни крути, счастливы они. Как напотчует баба Яга муженька пирожком свежим, как начнет ему волос спутанный расчесывать, так и мурлычет Леший от наслаждения:
– Ягушечка моя распрекрасная.
Совет им да любовь. И нам наука – каждому сапогу своя пара.
Ищи пару по себе… Сказка. Глава отдельная о русалке Соне
Иллюстрация к сказке «Ищи пару по себе», главе отдельной о русалке Соне: Леший предлагает Витяю-водовозу насос собственного изготовления.
Погрустила, поплакала Русалка Соня, что с Лешим так всё нескладно вышло. И обидела она его сгоряча. Да и решила она совесть свою очистить, мир с ним наладить.
Леший не стал артачиться. Он к тому времени вальяжный такой стал, вечно с ухмылочкой, будто кот, только что сметаны откушавший. Растолстел, издали видно, какой заботой да теплом Яга его окружила, и что всласть ему жизнь семейная. Он возьми да и заяви Русалке:
– Ты, девка, прости, что другую я встретил. Уж больно хороша моя-то. Не устоял! Дело-то житейское. А с тобой вот что решим: оморочу я Витюшку – водителя колхозного. Того, что в своём водовозе воду на поля народные доставляет. И свезём мы тебя к речке Бурлюшке. Сказывали люди в лесу (а у меня слух-то дюже острый), что Русалки там объявились, да обоих полов. Вытворяют всякое-разное. Русалки, да ты сама знаешь, парней молодых, пригожих в сети своего очарования заманивают, щекотят до полусмерти. А Русалы – так те девиц в воду сманивают. Сколько душ загубили – страсть! Вот ты и разузнаешь, так ли это. И жизнь свою личную, да простит меня Водяной наш, обустроишь!
Сказано, сделано.
Вот и настал тот час. Витюшка по воду к озеру приехал. Перекрестился три раза (ему-то, всех чаще бывающему на озере, не раз нечисть всякая в воде мерещилась) и давай наяривать, воду ведром черпать да до водовоза таскать.
Тут наш Леший возьми да явись ему пред ясны очи. Выждал сердешный (он привык к подобным явлениям), пока Витюшка перестал нарезать круги по лесу и кричать: «Караул! Нечисть лесная!» и, умаявшись, упал на траву-мураву зеленую, и говорит:
– Слышь, деревня ты некультурная?! Ты, поди-тка, до вечера этак черпать-то будешь. На-тка вот тебе насос проверенный, сам смастерил, им и накачаешь полный водовоз меньше, чем за полчаса.
Витя уши, глаза трёт, недоумевает. Пока народ деревенский горькую пьёт, Леший, Кулибин этакий, насос сам смастерил!
– Эк, лохматый! Чуть до инфаркта меня не довел! Дай, я в тебя пальцем ткну? Правда, настоящий?!
– Тыкай быстрее, темнота безграмотная! Сам ты ненастоящий…
Витя ткнул в сытое пузо Лешего и ощутил лишь добротную ткань кафтана его и пуговицы, будто из малахита выточенные.
– Ты не дави сильно! Все пельмени мне этак разворошишь! Еда, она, брат, покой любит. Ну, проверил? К делу, давай, приступай!
А то передумаю помогать! Я вредный, небось, сам слыхивал.
– Слыхивал. А на кой ляд у насоса шланг такой толстенный? Мы таким, поди-тка, и всю рыбу из озера высосем.