Девочка по имени Смерть - Усачева Елена Александровна. Страница 24

Но какие же там слова?…

Вместо того чтобы допеть припев, он затянул его заново, споткнулся на первой строчке, «пропарарамкал» до третьей. Откуда-то вылезло слово «партия». Было понятно, что оно не отсюда, но что там дальше - хоть умри, стерлось! Он снова быстро, с раздражением прокрутил в голове то, что уже «насобирал». «Братских народов… чего-то там так», - резво продвинулся он на два слова вперед, радостно обернулся к понурому Владу - Муранов все это мог помнить гораздо лучше.

Она уходила. Каким-то бесовским способом выворачивала бедро, подтягивала ногу, перенося тяжесть тела на здоровую, быстро переступала и снова совершала свой сложный акробатический этюд.

Так, значит?! Обошлись без проваливаний в преисподнюю и магического испарения? Просто задурила им головы, заговорила - вусмерть почти что - своими предсказаниями, юркнула за куст - и почесала. С песнями! Нет, с песнями - это они здесь как раз остались. А она - со свистом! Главное - сама подсказала, чтобы они навязчивым чем-нибудь головы забили. И вот тебе пожалуйста - пара строчек гимна, и ее влиянию на мозги - конец. Или это был показательный урок - поступайте именно так, и вам все станет нипочем?

Первым желанием Емцова было догнать и набить Андалузии морду. Но страх оттого, что так быть просто не может, ведь он минуту назад видел, что никого здесь нет, приковал его к месту. Вот подбежит он к ней, а это вовсе не Леонова окажется, а черт его знает кто!…

* * *

Гимн и правда оказался привязчивым. Всю дорогу домой он крутился в голове у Емцова, колол его застывшую от паники память. Дальше второй строчки дело не продвигалось. Безостановочное «трам-пам-памканье» наряду с душившей его тревогой, тонкой струной подрагивавшей где-то уже внутри живота, - все это не позволяло Митьке думать о чем-то еще.

У своего подъезда Митька остановился и набрал знакомые цифры на табло домофона. Дел у него дома - вагон. Бабка сейчас в магазин его пошлет, и какое-нибудь лекарство непременно ей понадобится. И как только Пуля с «письмами счастья» угадал? Вчера вечером Емцов пошел на улицу и рассовал вымученные послания по ящикам в соседнем подъезде. И его бабушка начала заметно поправляться. Полная чертовщина! Но все равно хорошо, что помогло.

- Кто? - Плохой динамик искажал голос, стирал интонации. Но все равно это была бабушка.

- Свои! - Митька потянул дверь на себя - сейчас запищит открытый замок, и он войдет.

- Кто это? - В голосе бабушки послышалась тревога, Емцов глянул на экран - может, он квартирой ошибся? Нет, все правильно: тридцать девятая.

- Ба! Это я! - Тревога знакомым уже холодком прошлась по груди, толкнулась в сердце. Ладони у Митьки вспотели.

- Что за хулиганство! - Митька окончательно узнал бабушкин голос. Крайне редко, но она могла быть и вот такой - резкой и чем-то раздраженной.

- Ба! - Митька испугался уже всерьез. - Ты чего?! Это я! Выгляни в окно!

- Я сейчас выйду и уши тебе надеру! - зло бросила бабушка, и домофон отключился.

Митька попятился, взглянул на родные окна. Сюда, во двор, выходили окна кухни и его комнаты. Штора на кухонном окне дернулась. Бабушка придирчиво оглядела двор. Емцов запрыгал, размахивая руками.

- Ба! Привет!

Но бабушка скользнула взглядом по пятачку перед подъездом и, не задержавшись на любимом внуке, подняла глаза. Теперь она смотрела на детскую площадку, на детский сад за ним, и - уже совсем непонятно почему - на далекие высотки.

Митька в последний раз подпрыгнул, и ему показалось, что он не приземлился - настолько легким стало его тело. Или это его душа уже отделяется от тела - от ужаса?

За спиной у бабушки возникла монументальная фигура Леоновой-старшей. Гадалка-то вот знала, куда смотреть! Она бросила на Емцова презрительный взгляд.

Митька бросился к подъезду. Руки его дрожали, кнопки путались.

- Ба! - завопил он, не дождавшись соединения.

- Если ты сейчас же отсюда не уйдешь, я позвоню в полицию! - Бабушка была категорична.

- Гимн! - Митька прижался лицом к холодному железу динамика. - Вспомни гимн! Какая там третья строчка в припеве?

Домофон мерзко зафонил, Митьку передернуло от неприятного скрипа.

- Спой его!

От отчаяния ему захотелось плакать. Он снова посмотрел наверх. В окнах уже никого не было… Брякнула эсэмэска.

«Предками данная мудрость народная», - значилось там. +491…

Пришедшее послание было полным бредом, но почему-то напомнило Митьке о том, как мама его вчера отчитывала.

Емцов пошел прочь, крепко сжимая кулаки. Хотелось драться, хотелось выплеснуть накопившуюся энергию, чтобы кто-то поплатился за поселившийся в его душе страх!

С Юркой они уже разобрались, теперь принялись за него. Андалузской мамашке зачем-то понадобилось, чтобы бабушка не пустила его домой. На улице тепло, он не замерзнет. Дождя нет. Что ей надо?! Письма он все написал, с бабушкой уже ничего плохого не случится, поправится - вон как резво носится по квартире!

«Неприятности, проблемы из-за родственницы…» - кто-то словно начал нашептывать ему прямо в уши.

Гадание! Все сбывается, как по нотам! А что он такого сделал?! Зачем леоновская мамашка к нему пришла? А-а-а! Они же обещали Аньку найти! И не нашли. Проверяет, не прячется ли Андалузия у него? Андалузия всех обманула! Как всегда. Смылась и записки не оставила.

Митька развернулся, собравшись опять пойти к своему дому. Нельзя предсказывать судьбу. Не от предсказаний она зависит. Будет так, как он сделает, а не так, как кто-то сказал. Ишь, ты! Неприятности ему нагадали! Да он сам кому угодно неприятности устроит!

Какой-то неприятный звук вдруг привлек его внимание. Кто-то качался на качелях. Но не сильно, а легонько, так, чтобы промокшие железяки потерлись друг о друга, поскреблись всеми своими ржавчинками, задели душу омерзительным скрипом.

Девчонка. Сидит на качелях, голову опустила. Капюшон куртки натянула чуть ли не до подбородка. Перекатывается с мыска на пятку, касаясь ногами земли. Взад-вперед. Скрип-скрип. Не спеша, чтобы мерзкий звук успел затихнуть где-то высоко в небе и вслед ему тут же полетел бы новый. Как позывные Морзе. Туда. В запределье.

На душе у Митьки все запело от радостного предвкушения. Сейчас он этой девке устроит веселую жизнь. Сидит у него во дворе и творит черт знает что!

Черт! Черт! Опять этот рогатый!

Он пошел к качелям. Кулаки, давно готовые к драке, сжались. Нет, бить ее он не будет. Просто вышвырнет с площадки, а потом уже придумает, как попасть к себе домой. Не вечно же там будет отираться Леонова-старшая! Побежит дочку свою ловить, вот тогда он и научит бабушку, как надо спасаться от неприятностей.

- Слушай, ты! - крикнул Емцов еще издалека. - Делать больше нечего? Шла бы ты отсюда!

Девчонка на мгновение замерла, прямые, как палки, ноги пятками уперла в землю. И вновь от протяжного скрипа у Митьки заложило уши. Нарушая все законы физики, медленно, очень медленно качели начали падать вперед, а потом с надрывным скрипом - до остановки сердца! - поехали по инерции вверх. Из-под черного платья девочки показались острые коленки. Она сильно наклонилась вперед. Чтобы не спеша выпрямиться.

«Были у тебя неприятности со здоровьем. Будет разбитое сердце и поздний разговор. Развеселит тебя известие. Обрадуют новости из казенного дома. Сердце успокоится… смертью!»

Митька не успел понять, кто перед ним. Он вообще ничего не успел сделать. Хотя нет, в последнюю секунду он понял, что за эсэмэска ему недавно пришла. Это была третья строчка припева гимна.

* * *

У Влада мерзли руки. С осени по весну кровь отказывалась циркулировать по его деревенеющим конечностям. Без перчаток он долго не протянет.

Куда, куда вы подевались?

Он уже заранее зяб. Стоило представить, как он выходит на улицу, и руки охватывала неприятная прохлада. В карманах уже дырки появились - до того старательно он запихивал туда кулаки.