Игра киллера - Бонансинга Джей. Страница 67
– Сейчас он у меня сдохнет!
– Погоди, Марион! Постой! – Эндрюс вцепился в застежку пояса. – Давай я кого-нибудь позову.
– Оставайся здесь, – сказал Марион и захромал к главному входу, который, кажется, только один и не был охвачен пламенем. Остальное здание уже корчилось в огне. Зверь жрал. Языки пламени лизали заросшие плющом порталы, пожирая перемычки и растрескавшиеся скульптуры, спирали дыма вылетали из разломов стены, как гневные призраки.
– Марион, подожди! А, черт!
Эндрюс наконец расстегнул ремень и распахнул дверь.
И застыл рядом с машиной, скорчившись за дверью и глядя, как Марион входит в ад. Широкая фигура его исчезала в бликах белого каления, револьвер наготове, и при виде этого зрелища у Эндрюса зашевелились волосы. Это безумие, мать его так, безумие. Слаггер наверняка мертв. Не может человек выжить в таком взрыве. Но опять же, если Слаггер сам это подстроил, наверное, он предусмотрел и способ выжить.
Тефлоновый мужик, мать его так.
Эндрюс начал нервно дрожать, зубы чуть не застучали. Страх был осязаем. Как кулак, намотавший на себя его кишки. Эндрюс влез обратно в машину и начал рыться в отделении для перчаток. Там у него лежал «дерринджер» с коробкой патронов – для нештатных ситуаций, к которым сегодняшний случай, без сомнения, относился. Найдя револьвер, Эндрюс попытался его зарядить хотя бы парой патронов, но руки у него так дрожали, что он едва мог держать оружие. Что-то на периферии сознания орало безмолвно: «Это все подстроил Слаггер, ты, кретин. Он знает. Он знает о двойной игре, и вот почему у тебя в шине оказался гвоздь, и вот почему ты уже покойник».
Из церкви загремели выстрелы, несколько подряд, почти сливаясь.
Эндрюс выронил «дерринджер»:
– Твою мать, мать-мать-мать...
Сердце бешено колотилось, руки покрылись гусиной кожей, он схватился за кейс с картами и раскрыл его. На крышке был смонтирован сотовый телефон. Эндрюс схватил трубку и попытался вспомнить номер Центра специальных операций Палаты, но мозг вертелся пьяной каруселью, заметаемый страхом, руки вспотели и так дрожали, что он еле держал трубку. Он готов был проклясть день и час, когда связался с этим подпольным дерьмом, с мокрухой, с убийствами. О Господи, он бы мог сейчас быть адвокатом по производственным травмам и зарабатывать куда больше, сидеть с краю, пока шестерки возятся в дерьме. Но нет, ему надо было быть важной шишкой, рисковать собственной задницей ради этой гадской романтики «плаща и кинжала». Наконец он смог набрать номер – и попал в магазин «Кентуккийские жареные цыплята» в Батон-Руже.
– ТВОЮ МАТЬ!
В открытую дверь вдвинулся какой-то предмет и коснулся шеи адвоката ниже левого уха.
Эндрюс уронил телефон, инстинктивно подняв руки.
– Не убивайте меня ради Бога!
Эти слова вырвались помимо его воли.
Твердый конец ствола упирался ему в шею, вжатый в нежную плоть над яремной веной, и за шумом огня Эндрюс слышал яростное дыхание, и ощущал кого-то за своей спиной, кого-то огромного и гневного, готового к убийству.
– Посмотри на меня, – прозвучал голос.
Адвокат повиновался.
Слаггер был покрыт сажей, лицо как у загримированного под негра актера, глаза как два дымящихся ненавистью угля глядели внутрь машины. Он мелко дрожал от ярости, направив на адвоката пистолет. Одежда его пропиталась то ли кровью, то ли потом, то ли сажей, то ли всем вместе.
– Слушай внимательно, адвокат, – сказал Джо, и голос его был напряжен от боли как струна. – Я тебе хочу что-то сказать.
– Я весь внимание, Слаггер.
– Единственная женщина, которую я в жизни любил, лежит мертвая в этой церкви.
– Слаггер, послушай...
– Ты знаешь, из-за чего?
Эндрюс проглотил полный рот страха, и он был горше миндаля. Адвокат закрыл глаза. Слезы покатились по щекам, когда пистолет надавил на шею сильнее.
– Слаггер, прошу тебя...
– Я задал тебе вопрос.
– Нет.
– Что «нет»?
Адвокат заплакал, и это не был тихий, подавленный плач. Это был надрывный, слюнявый вопль. Плечи затряслись, губы скривились, и адвокат зарыдал как младенец.
– Нет, я не знаю, из-за чего единственная женщина, которую ты любил, лежит мертвая в этой церкви.
Джо кивнул:
– Это из-за тебя, адвокат.
У главного входа в церковь что-то треснуло, и Эндрюс мгновенно повернул голову на звук.
– СМОТРИ НА МЕНЯ! ВНИМАТЕЛЬНО! – заревел Джо, и глаза его полыхнули огнем и серой.
Глаза Эндрюса метнулись обратно к Джо. Слезы ручьем струились по его щекам, капая на дорогой пиджак от Ральфа Лорена.
– Прости меня, Слаггер. Я здесь ни при чем, поверь мне, ты должен мне поверить, Слаггер, прости меня.
– Слушай внимательно, – ровным голосом сказал Джо.
Эндрюс стал слушать внимательно.
– Я скажу это только один раз, – сообщил ему Джо. – Ты отнял у меня единственную...
Снова что-то треснуло перед церковью, и на этот раз и Эндрюс, и Слаггер повернулись в ту сторону.
Как хлопок сверхзвукового самолета, грянул выстрел.
Эндрюс услышал треск ветрового стекла, внезапный свист и резкий ожог щеки струей осколков. Слаггера отбросило в сторону так резко, что, казалось, вырвало из собственной кожи, и Эндрюсу в лицо брызнула влага, и он вдруг понял, что произошло.
– О Господи!
Эндрюс сам не услышал собственных слов.
Слаггер свалился на землю рядом с машиной, струйка крови с его рук измазала край сиденья. Входное отверстие в его голове имело форму звезды, размытой кровью и лимфой, и под его головой разливалась лужа на гравии. Эндрюс попытался проглотить слюну – и не смог. Он дрожал неудержимой дрожью, руки его плясали в воздухе. Оглянувшись через плечо, он увидел быкоподобный силуэт на фоне горящей факелом церкви.
Освещенный огнем Марион стоял из последних сил, оцепенев от боли. Судя по ранам на груди, ему досталось три пули. Может быть, еще и четвертая – в лоб; трудно было сказать точно, так много крови впиталось в его волосы, залило лицо и расплескалось по рубашке. Ему стоило неимоверных усилий просто держать револьвер в руке, и когда стало ясно, что Слаггера он убил, жизнь вышла из него, как из спущенного шарика.
Огромный Марион свалился на доски портика, как поваленная сосна.
В страшной тишине салона машины Эндрюс не мог прекратить дрожь. Где-то вдалеке орали жители города, слышен был лязг машин местной пожарной команды, спешившей к церкви. Почти все спецназовцы и люди Мариона – те, кто не погиб при взрыве, – либо звали на помощь, либо ползли навстречу какому-то дальнему резерву, и Том Эндрюс остался один в лучистом сиянии церкви. Он перевел дыхание и оглянулся на Слаггера. Пляшущий свет играл на перемазанном кровью лице трупа, и Том Эндрюс невольно вспомнил моменты сладкой горести: последняя игра Лу Герига, уходящий с плачем Пит Роуз.
Конец эпохи.
Оставалось сделать только одну вещь.
Эндрюс остановил дрожь в руках на ту минуту, которой хватило, чтобы отыскать в отделении для перчаток «Поляроид-600» за инструкцией в виниловой обложке и регистрационными бумагами. Он вытащил аппарат и проверил, что кассеты в нем есть. Потом вылез из машины и наклонился над неподвижным телом Слаггера, тщательно стараясь не влезть в липкую лужу крови. Трудно было держать аппарат неподвижно – дрожь никак не хотела стихать, тело конвульсивно вздрагивало, пальцы тряслись. Церковь за спиной рушилась, треск и жар заставляли нервничать неимоверно. Эндрюс задержал дыхание на вдохе и постарался, как мог, взять тело в кадр.
И сделал пару снимков.
Закончив, он сунул фотографии в нагрудный карман и швырнул камеру через окно на пассажирское сиденье. Потом влез в машину сам, завел ее и быстро задним ходом отъехал от ожившего ада. Свет был повсюду, в ушах стоял грохот товарного поезда, и Эндрюс, не теряя ни секунды, врубил передачу и погнал, ПОГНАЛ к чертовой матери отсюда.
Узкая дорога вилась между кипарисами. Эндрюс первый крутой поворот взял на скорости тридцать миль в час, чуть не потеряв управление и не влетев в болото. Он завертел рулем, возвращая колеса на асфальт, и взревел двигателем вдоль окраины города, в черноту. Но, когда церковь уже скрылась позади, он не смог удержаться, чтобы не кинуть в зеркало заднего вида последний взгляд на пульсирующий свет. Огонь бушевал свирепо, широко, и не было сомнений, что он поглотит все в радиусе ста футов, в том числе погибших спецназовцев, солдат Мариона и даже Слаггера.