Сильвия и Бруно - Кэрролл Льюис. Страница 19
— А вы хоть заплатите ему эти четыре тысячи фунтов? — спросила Сильвия, когда кредитор закрыл за собой дверь.
— Никогда, дитя моё! — со значением ответил Профессор. — Он будет удваивать свой счёт до самой смерти. Это очень мудро — всякий раз ждать ещё год, чтобы получить вдвое большую сумму денег. Ну, а чем вы намереваетесь заняться сейчас, мои маленькие друзья? Не навестить ли нам Другого Профессора? Самое время заглянуть к нему, — сказал он сам себе, взглянув на свои наручные часы. — Обычно в это время он позволяет себе немного отдохнуть — ровно четырнадцать с половиной минут [34].
Бруно тут же перебежал на другой бок Профессора — прямиком к Сильвии, и схватил её за руку.
— Пойти-то можно, — с сомнением сказал он. — Только я рядом с тобой. Ведь нужно держаться безопасной стороны, правда?
— Ты рассуждаешь прямо как Сильвия! — воскликнул Профессор.
— Да, я знаю, — скромно ответил Бруно. — Я даже забыл, что я не Сильвия. Потому что я боюсь — а вдруг он будет свирепым.
Профессор от души расхохотался.
— Поверьте мне, он совершенно ручной. Даже не кусается. Он всего лишь… всего лишь немного мечтательный.
С этими словами Профессор взял Бруно за свободную руку и повёл детей долгим коридором, в который я прежде не захаживал — не то чтобы в этом коридоре не было ничего для меня интересного, а просто я всякий раз попадал во всё новые и новые покои и переходы этого необычного Дворца, и очень редко удавалось мне наткнуться на какое-нибудь место из ранее виденных.
В конце коридора Профессор остановился.
— Его комната здесь, — сказал он, ткнув пальцем в глухую стену.
— Но мы же тут не пройдём! — возмутился Бруно.
Сильвия, перед тем как высказать своё мнение, внимательно обследовала стену — может, та где-нибудь да откроется. В конце концов девочка весело рассмеялась.
— Вы нас разыгрываете, милый Профессор! В этой стене нет двери!
— Но в комнату Другого Профессора и нету двери, — ответил Профессор. — Нам придётся влезать через окно.
Поэтому мы тут же отправились в сад и вскоре разыскали то окно, что вело в комнату Другого Профессора. Оно находилось в нижнем этаже и было гостеприимно распахнуто. Профессор сперва подсадил обоих детишек, а уж после них в окно влезли и мы с ним.
Другой Профессор сидел за столом. Перед ним лежала огромная книга, и его лоб покоился прямо на раскрытых страницах, а руки обхватили книгу сомкнутым кольцом. Другой Профессор громогласно храпел.
— Он всегда так читает, — объяснил Профессор, — когда ему попадается очень интересная книга, и тогда его довольно трудно бывает оторвать от неё.
Сейчас, по-видимому, как раз и был такой трудный случай: Профессор пару раз приподнял своего коллегу за плечи и основательно его потряс, однако стоило того отпустить, как Другой Профессор тот час же возвращался к своей книге, громким сопением давая понять, что она по-прежнему интересует его больше всего на свете.
— Совсем зачитался, — вынес заключение Профессор. — Наверно, эта глава здорово его увлекла.
Тут он обрушил на спину Другого Профессора целый град тяжеленных ударов, восклицая при этом: «Эй! Эй! Эй!»
— Ни за что не оторвать, когда он желает проникнуть в основу основ! — вынужден был объявить Профессор специально для Бруно.
— Раз он так сладко спит, — заметил Бруно, когда Профессор устал, — значит, он уже проник в... снов.
— Но всё-таки, что нам-то делать? — недоумевал Профессор. — Он же совершенно зарылся в свою книгу!
— А может, нужно закрыть книгу? — предложил Бруно.
— Правильно! — восхищённо вскричал Профессор. — Так мы и сделаем! — И он проворно захлопнул книгу, прищемив ею нос Другого Профессора.
Другой Профессор мигом вскочил на ноги, схватил свою книгу и отнёс её подальше, в самый конец комнаты, где и поставил на полку рядом с другими книгами.
— Я читаю вот уже восемнадцать часов и три четверти часа, — объявил он, — а теперь собираюсь отдохнуть четырнадцать с половиной минут. Вы уже подготовились к Лекции?
— Почти, — уклончиво отозвался Профессор. — Я хотел просить вас дать мне один совет...
— Как вы говорите, один Банкет?
— Ах, да! Сначала, разумеется, будет Банкет. Люди, как вы понимаете, не способны получать удовольствие от Абстрактной Науки, если они умирают с голоду. К тому же намечается Бал-маскарад. О, нас ждёт масса развлечений!
— А когда Бал закончится? — спросил Другой Профессор.
— На мой взгляд, ему бы лучше закончиться прямо к началу Банкета, чтобы все успели помаленьку собраться, не правда ли?
— Да, это правильная организация дела. Сперва Развлечение, а потом Лечение — ведь воистину любая Лекция, которой вы нас одарите, будет бальзамом для наших душ! — сказал Другой Профессор, который во всё время разговора стоял спиной к нам и был занят тем, что брал с полки книги одну за другой, а затем ставил их на то же место, только вверх ногами. Тут же рядом стоял пюпитр для чтения, на котором была водружена классная доска, и всякий раз как Другой Профессор ставил книгу вверх ногами, он сразу же чертил на этой доске мелом галочку.
— А как насчёт той истории с Поросячьим визгом, которой вы сами так любезно обещали нас порадовать? — продолжал Профессор, в нерешительности скребя подбородок. — Я думаю, Поросячий визг лучше оставить на конец Банкета — тогда люди спокойно смогут выслушать эту историю.
— Пропеть её вам? — спросил Другой Профессор, просияв от удовольствия.
— Если сможете, — осторожно ответил Профессор.
— Попробую, попробую, — сказал Другой Профессор и подсел к пианино. — Чтобы не слишком мудрить, давайте условимся, что песня начинается с ля-бемоля. — И он попытался ударить по соответствующей клавише. — Ля, ля, ля! Думаю, что попал в пределах октавы. — Он вновь ударил по клавише и обратился к Бруно, который стоял ближе всех. — Похоже я пропел эту ноту, мой мальчик?
— Нет, не похоже, — уверенно ответил Бруно. — Вы поёте всё равно как утка крякает.
— Ну да, одна нота часто вызывает подобные ассоциации, — со вздохом сказал Другой Профессор. — Я лучше спою вам начало:
У колонки день и ночку
Молодое Порося
Всё сидело в одиночку,
Громким криком голося.
Этот славный Поросёнок
Как никто и никогда
Был визглив, а также звонок,
И сильна его беда.
— Как полагаете, Профессор, прозвучит мелодично? — спросил он, закончив второй куплет.
Профессор немного подумал.
— На мой взгляд, — сказал он в конце концов, — некоторые ноты повторяются, другие — нет, но едва ли это можно назвать мелодией.
— Тогда я попробую ещё раз, — сказал Другой Профессор и принялся там и сям нажимать на клавиши. При этом он жужжал себе под нос, словно рассерженная муха.
— А вам понравилось его пение? — спросил Профессор детей, понизив голос.
— Не то, чтобы красивое, — поколебавшись, ответила Сильвия.
— Крайне прегадкое, — сказал Бруно ничуть не колеблясь.
— Все крайности плохи, — очень серьёзно сказал Профессор. — Взять, к примеру, Трезвость: это очень хорошая вещь, если только предаваться ей умеренно: но если Трезвость доходит до крайности, получается один вред.
«Какой ещё вред?» — возник у меня в голове вопрос, но Бруно, как обычно, задал его за меня:
— А какой от Трезвости получается бред?
— А вот какой, — сказал Профессор. — Когда человек пьян (это, как ты понимаешь, одна крайность) он видит вместо одной вещи две. Но когда он крайне трезв (это будет другая крайность), то вместо двух вещей он видит одну. И то и другое положительно неудобно.
— А что значит «жительно неудобно»? — осмелился спросить Бруно.
— Это значит «неудобно для жизни», — поспешил влезть в разговор Другой Профессор. — Разницу между удобным и неудобным лучше всего показать на примере. Нужно только придумать какое-нибудь Стихотворение, в котором встречались бы эти слова... Сейчас подумаю...