Медный лук - Спир Элизабет Джордж. Страница 33

Задолго до зари Даниил шагал по дороге вместе с сельскими жителями, что несли свой товар на продажу в город. В гавани у лодок уже собралась обычная толпа. Когда он подошел поближе, заметил двух мальчишек, спешащих навстречу. Один — крепкий босоногий рыбак в короткой рубашке из грубого хлопка, шея и руки открыты. Другой… Даниил чуть не вскрикнул. Полускрытый большим тюрбаном, стоял второй Иоиль, чуть моложе, лицо гладкое, черты потоньше и точно такие же сияющие глаза. Така откинула голову назад — пусть Даниил полюбуется ее нарядом — и этот жест напомнил ему Лию.

— Не так хорошо, как раньше, — веселилась девочка. — На рынок в таком виде соваться не стоит. Выйдем из города — буду в безопасности.

И брат, и сестра явно получали удовольствие от этого представления. Их радость смыла последние сомнения Даниила. Иоиль уже обо всем договорился, рыба, переложенная в корзинке светлокожими листьями, ждала под опрокинутой лодкой. С важным видом и широкой усмешкой он отправился выполнять задание. Тут, к удивлению Даниила, проворно начала распоряжаться Така.

— Идем сюда, здесь мы никому на глаза не попадемся.

— Не хочешь подождать? — удивился Даниил. — Иисус уже скоро придет.

На ее лицо набежало облачко:

— Нет, не сегодня. Лучше нам уйти из города.

— Я думал, все дело в том, чтобы тебя заметили.

— Да-да, конечно, но не хочу ни с кем лицом к лицу сталкиваться.

Она торопливо вела его к городским воротам, выбирая незнакомые проулки. Какое-то время они шагали в молчании, потом Така заговорила.

— Знаешь, я не того боюсь, что меня кто-нибудь заметит, — откровенно призналась она. — Просто не хотелось ждать Иисуса, не могу показаться ему на глаза в таком виде.

Даниил удивился, но тут вспомнил — кажется, древний Закон запрещает мужчинам и женщинам меняться одеждой.

— Беспокоишься из-за Закона? Не думаю, что Иисус…

— А, Закон, — повторила девочка. — Мы с Иоилем столько раз его преступали, чего уж тут беспокоиться.

Она смущенно замолчала, наверно, он догадался — все эти правила брат с сестрой нарушали, приходя к нему в гости.

— Просто не могу смотреть в глаза Иисусу, не вынесу его взгляда, он сразу почувствует ложь, — продолжала она торопливо.

— Если он узнает, зачем ты это делаешь, не осудит.

— Боюсь, он все равно будет недоволен, — задумчиво возразила девочка. — Иисус бы не стал лгать, даже ради важного дела.

— На войне ложь — оружие. Нам нужно пользоваться любыми средствами. С этим, наверно, и Иисус согласится.

— Не думаю, не думаю.

Они прошагали молча пару минут, а потом Мальтака заговорила снова:

— А почему вы с Иоилем так уверены, что Иисус стоит за войну?

— Он говорит, Царство уже при дверях. О чем еще может идти речь?

— Тебе не кажется — он верит, что Царство придет иным путем? Безо всякой борьбы?

— А нам что прикажешь делать — вечно ждать, как твой отец предлагает?

Така нахмурилась, пытаясь получше выразить свою мысль:

— Нет, я не о том. Понимаешь, я вот думала о его словах, и мне кажется — не нужно ждать, пока Бог нам поможет. Он уже помогает. Каждому из нас. Иисус говорит: Бог видит наши сердца и любит каждого. Если все поймут — мужчины… женщины…

— И это поможет избавиться от римлян?

— А вдруг римляне тоже поймут?

Даниил резко остановился, уставился на спутницу:

— Римляне? Ты что, думаешь, Бог любит римлян?

Така вздохнула:

— Наверно, такого быть не может. Но почему тогда он все время говорит, что мы должны любить своих врагов?

— Он проповедует мужчинам. Девчонки в подобных делах не разбираются! — Даниил говорил громко, нарочито грубо — слова Таки будили в нем дремлющие где-то глубоко сомнения. Громкий голос юноши заставил обернуться какого-то прохожего, Така низко опустила голову и ускорила шаг, а потом снова заговорила, резко меняя тему:

— Думаешь, Иоиль в опасности? Я все не могу в толк взять — зачем Рошу понадобились имена богачей?

— Да нет, что тут опасного? — хотелось бы, однако, самому в это верить. — Иоиль соображает быстро. Ты за него не беспокойся.

На второй вопрос он предпочел не отвечать, не хотелось признаваться, что сам не вполне понимает — какой Рошу прок от имен.

Мальтака приободрилась, ей очень хотелось услышать именно эти слова. Каменные дома остались позади, они вышли из городских ворот Капернаума, не забыв, конечно, поприветствовать часовых. Теперь оба шагают по широкой дороге, ведущей на север, к холмам.

Даниил вдруг напрягся, впереди, совсем близко, двое — в знакомых бронзовых шлемах. Пара солдат отдыхает у обочины, тяжелые тюки валяются в пыли. Один присел на невысокую каменную ограду, прислонил копье рядом. Другой поправил застежку сандалий, поднял голову. Даниил понял — слишком поздно, назад не повернешь.

— Они с нами сейчас заговорят, — еле слышно шепнул он Таке.

— И что такого? Для этого я и пошла, чтобы меня заметили.

— Все равно, отвечать буду я.

Двое солдат с интересом наблюдали за ними.

— Похоже, боги к нам все-таки милостивы, — сказал один из них. — Говорил я тебе?

— Ты такой милости не заслужил, — отозвался другой. — Но если боги посылают, не мне возражать. Эй, парень!

Он ткнул пальцем в тюки на земле, жестом показал — на плечо. Яснее приказа не бывает.

Черная ярость поднялась в душе, Даниил прекрасно знал римский закон: если солдат приказывает, любой еврей обязан пройти с грузом одно поприще [64]. Нет, тому, кто заставит его вскинуть на плечи римский тюк, не жить! Он взглянул солдату прямо в лицо, потом с ленцой, не торопясь, сплюнул. Молниеносный удар разбил губу в кровь, но Даниил не опустил головы. Второй солдат быстро вскочил на ноги, теперь и он не спускал с них глаз.

Слышно только тяжелое дыхание. Внезапно Така шагнула вперед, подняла один из тюков. Куда тяжелее, чем кажется. Поднатужилась, со второй попытки неловко забросила тюк на плечи.

Солдаты выжидали. Даниила захлестнула злоба — да что толку. Первый раз в жизни подставил он плечи под римское ярмо — поднял второй мешок.

И чуть не завыл от стыда. В висках стучит кровь. Кого он ненавидит больше — солдат или эту девчонку, что тащится рядом с ним? Из-за нее, из-за нее такое унижение. Взглянул на Мальтаку уголком глаза. Нет, шагает ровно, только затрудненное дыхание выдает, как ей тяжело. Ну и пусть, хорошо бы споткнулась. Пускай хоть на землю грохнется, ему наплевать! Он снова глянул на девочку, заметил — со лба стекает пот, струится по подбородку. Теперь ему и впрямь стало стыдно — за самого себя. Бедная Така!

— Положи тюк, — пробормотал он, приближаясь к девочке. — Я отнесу свой, вернусь за твоим.

— … ничего подобного, — выдохнула она. — Помалкивай, нечего разговаривать.

Солдаты шагают налегке, весело болтая друг с другом, будто тюки тащит пара обыкновенных мулов, да и только. В конце концов показался придорожный камень. Солдаты могут заставить их идти дальше, они не прошли еще целого поприща, но Така уже еле плетется, ясно, ее ненадолго хватит. Со вздохом один из солдат взвалил на себя ее тюк. Его напарник — с еще меньшим удовольствием — взял второй, не забыв врезать Даниилу по уху — в другой раз не возражай. Они зашагали вперед, а измученная Мальтака, растирая плечо, повалилась на траву у дороги.

— Ты как? — только и пробормотал Даниил, не глядя на девочку.

— Ужасно — спасибо тебе! Какая муха тебя укусила?

Даниил не поднимал глаз:

— Я их только завижу, просто с ума схожу. Проклятые захватчики! Не будь ты со мной…

— Ты бы уже давно распрощался со своей дурной башкой! И какая от этого польза Палестине?

— Ладно, ладно, — буркнул он, — я свалял дурака! Хочешь пойти обратно?

— Конечно, нет! — девочка вскочила на ноги. — Я же собиралась повидаться с Лией.

Они продолжили путь, Даниил смотрел только на дорогу. Нет, не выдержал, украдкой бросил взгляд на девочку, заметил — она не спускает с него горящих глаз.

вернуться

64

Поприще — расстояние, соответствующее длине римско-греческой мили (ок. 1480 м).